Ранним утром 15 июня в больницу на Выборгской стороне был доставлен — при не до конца выясненных обстоятельствах — мужчина лет тридцати пяти, одетый так, как описывал сообщника Хабалов. Без документов доставлен был, и скончался он к полудню от сердечной недостаточности, экспертиза еще не завершена, из больного не удалось выдавить даже словечка. Обувь — ленинградской фабрики «Скороход», костюм сшит из трико «метро» столичного производства, но специалисты на Литейном установили уже: фурнитура, нитки, покрой — все закордонное, известно причем, что трико это поставляется на экспорт. Удалось найти свидетелей, видевших некоего майора, выносящего из подъехавшего к больнице такси мужчину, того самого, который и умер позже. Такси ищется. Такси найдено. Но майор не тот, и доставленный им больной жив. На трупе же мужчины в кармашке трусиков обнаружен клочок бумаги с номером телефона гражданина или гражданки, имя или фамилия обозначены буквой «X.» Установлено: парикмахерша Хельга, город Таллин, она утверждает, что телефон свой давала мужчине, с которым познакомилась в Кадриорге на пляже 10 июня. Дата эта не вписывается пока ни в одну из версий.
Ну, а сегодня получены сведения чрезвычайной важности…
Коваль так и не решился сказать, из каких источников получены сведения «чрезвычайной важности». Дела в Управлении расследовались, отражаясь в документах так, будто над всеми генералами и офицерами осуществлялся надзор очень неумным, дотошным и жестоким ревизором, который не преминул бы, узнав о разговоре Коваля с Алабиным у гастронома, едко заметить: «Насколько я понял, не будь случайной встречи у магазина, шпиона и след потерялся бы…Так что — выставим посты у гастрономов?» И ревизор этот был бы прав: рыба должна попадаться в расставленные сети, а не вытаскиваться на берег случайным забросом удочки.
Сегодня, продолжал Коваль, около 15 часов во 2-й Дом Министерства Вооруженных сил, что на улице Куйбышева, явился некий майор-танкист, внешностью напоминающий описанного Хабаловым сообщника Могильчука, и, по сведениям бюро пропусков, майор этот из воинской части 78906 — Савкин Яков Григорьевич, офицер, оформляющий пенсию, хотя приказ об увольнении в запас еще не подписан; с минуты на минуту доставят личное дело его из Управления кадров…
«С минуты на минуту» длилось полчаса, где-то в середине его вклинилось сообщение из Таллина: парикмахерша Хельга вспомнила, с кем познакомилась в Кадриорге, — не могла не вспомнить, поскольку знакомый этот переночевал у нее.
Савкин Яша. Насколько ей известно, майор Савкин отбыл в Ленинград вечером 11 июня. Парикмахерша будет доставлена в Ленинград на опознание, которое впрочем проведено уже офицерами танкового полка и штаба округа, где сутки толкался с жалобами этот Савкин…
Подчиненные Коваля увлеченно расспрашивали своего начальника, памятуя однако, что сам смысл вопросов когда-нибудь да отразится в их характеристиках и скажется на аттестациях. Лишь капитан Киселев, никого и ничего не боявшийся, умевший к тому же мыслить напролом и действовать наобум, брякнул:
— Да это же урки!.. Никакие они не агенты, Могильчук и этот… как его…
Офицеры шумно зашевелились, задвигались на стульях, одобряя и порицая товарища. Многие никак не могли взять в толк: почему с такими оплошностями работают проникшие в пределы СССР шпионы? Ляпсуса с нитками и пуговицами давненько уже не наблюдалось, такого промаха не позволит себе ни одна западная разведка. Ни подлинных документов у вражеских лазутчиков, ни сфабрикованных, и вообще они больше походят на сбежавших из лагеря уголовников. Нормально подготовленный агент не полезет в пекло. Дилетантов в СССР не засылают, настоящий агент не пойдет ни в 1-й, ни во 2-й Дом Министерства, да и какие вообще секреты в финансовом управлении? Этот, условно говоря, Савкин чудом выбрался из западни и обязан был тут же уйти на дно, затаиться. С другой стороны, агент, Савкин то есть, попал, возможно, в безвыходное положение по какой-либо причине — по какой? Или, не исключено, весь расчет напарников на сходство их поведения с повадками лагерного контингента?
И еще много вопросов, очень много.
Уйма неясностей. Кое-что прояснили ленинградцы, огорошив еще одной новостью (телефонная трубка дрогнула в руке Коваля). В воинской кассе найдена фамилия Савкина, ему утром 14 июня выдан на следующее число железнодорожный билет до Москвы («Стрела», вагон № 7, место 13), воинское требование на перевозку получено им в штабе полка, но никто майора Савкина ни в какие командировки не отправлял, поскольку тот с 1 июня освобожден от службы по состоянию здоровья. (Кстати, с каких это пор из Таллина в Москву едут через Ленинград?)
Коваль поинтересовался у Алабина московским адресом шпиона. Узнал. Но не спешил, ибо — не поверил. Принесли наконец (шел третий час ночи) личное дело Савкина и вытащили из него самое главное, важное в эту минуту — адрес (улица, дом, квартира), майор был женат на москвичке, и майор не солгал Алабину.
Выехали брать на трех машинах. Военный совет держали в милиции, где уже сидел дворник. Да, подтвердил он, как же, уж кого-кого, а Фаину Львовну Зотову, в этой квартире прописанную, он знает преотлично, муж ее погиб на войне, сама работает в управлении военной торговли, но не здесь, а в Риге, там и живет большую часть года. Вторично вышла замуж полгода назад, но в домовой книге новый супруг не прописан. Лично он полагает: Фаина Львовна без военного мужчины жизни себе не представляет, такая уж у нее натура. Нового же мужа видел он вчера. Нет, не ошибается. А может — и ошибается. Не каждый же день встречается он с этим майором. Ну, а если надоть открыть дверь, то слесарь поможет.
В квартире горел свет, там кто-то был. Определили: горит настольная лампа.
Офицеры рассредоточились по этажам, собрались у двери, изготовили пистолеты.
Капитан Киселев обладал еще одним немаловажным достоинством: хорошо работал отмычками. И на сей раз подтвердил высокое мнение о себе: дверь открылась с первой попытки. Не ворвались, а вошли — бесшумно и незримо. Лампа — это поняли сразу — горела для того лишь, чтоб демонстрировать небезлюдность квартиры, которая была заполнена ценными вещами, приобретенными, без сомнения, Фаиной Львовной, вершившей делами в военторге, и — тоже очевидно — жуликоватым пройдохой Савкиным. В шкафу — дюжина мужских костюмов, фуражка, китель и галифе, побывавшие на теле лжемайора. Ну, а в каком именно гражданском платье исчез шпион — это подскажет Фаина, которую сейчас рижские оперативники заталкивают в самолет.
Вернулись в Управление, связались в Таллином — и розыск совсем запутался в мелочах, потому что никто Савкина от службы не освобождал, ни о какой поездке в Москву, следовательно, и речи быть не может. И вообще он не в штате полка, а прикомандирован. Кем, откуда — никто не мог вразумительно ответить, разве что неугомонный Киселев высказал интересную версию: раз жена Савкина в торговле, то мужа своего она пристроит куда угодно.
Еще новость: комендант гарнизона уверял, что лично видел командировочное предписание Савкина, но куда направлялся тот — не помнит.
Подошло время углубленного изучения личного дела майора Савкина и его самого. Но даже беглого взгляда было достаточно, чтоб убедиться: Яков Григорьевич либо круглый дурак, либо сверхмошенник. Кадровики подшивали бумажку к бумажке, громоздя ложь на ложь. Кстати, лже-Савкин к Алабину на прием попал случайно, начальник пенсионного отдела ушел со службы во второй половине дня, и Алабин, заместитель начальника управления по инспекции, вынужден был распахнуть двери самозванцу. Раздираемый сомнениями, Коваль прорвался к своему начальнику. Враг, сказал он, с поражающей наглостью ходит по советской земле, предугадать его следующие шаги невозможно. Мало-мальски подготовленный профессионал никогда бы не сунулся в Министерство Вооруженных Сил, имея на руках абсолютно фальшивые документы! Они — камень, тянущий его на дно, кровь, которую надо немедленно смыть с рук, с одежды! Но и на обычного уголовника этот лже-Савкин не похож. Тем не менее — не подключить ли к розыску и следствию другие отделы?
