Служанка обернулась удивительно быстро, она несла с собой накрытый крышкой горшок и несколько лепешек.

– Бульон, – пояснила она, поставив горшок перед Лайамом. – Его дозволено есть в канун праздника Урис. И еще он полезен для больного желудка, – добавила служанка и прикусила губу, испугавшись, не зашла ли она чересчур далеко.

Лайам кивнул:

– Ты умная девушка. У тебя больше здравого смысла, чем у многих бравых вояк, которых мне доводилось знавать.

Служанка засияла и зарделась одновременно.

– Правда?

Лайам, уже успевший зачерпнуть ложку бульона, рассмеялся:

– Я был когда‑то знаком с одним принцем – пример солдатам, надежда страны, – который выиграл крупное сражение, но получил при этом рану в живот. А затем он набил брюхо вином и жареным мясом, хотя я ему и советовал этого не делать. И в результате ему стало так плохо, что он пропустил все празднества в честь победы.

– Так, значит, он умер? – зачарованно прошептала служанка.

– Нет, просто провалялся некоторое время в кровати, не переставая стонать и жаловаться, что кто‑то подсыпал отравы в его еду. Все это здорово подпортило его триумф, и репутация принца пострадала. А побежденная армия прислала подарок его повару.

Служанка рассмеялась, потом оборвала смех, словно вспомнив о чем‑то. Она извлекла из кармана фартука пригоршню мелких монет.

– Ваши деньги, мастер, – сообщила девушка и положила сдачу на стол, рядом с горшком. Несколько мгновений Лайам рассеянно созерцал их, одновременно с этим оценивая вкус бульона. Тот был слегка приправлен пряностями и в меру горяч. Он приятно согрел горло Лайама. Лайам махнул рукой:

– Возьми их себе. Ты здорово мне помогла. И бульон – это именно то, что мне было нужно.

– Ох, нет, мастер, я не смею, – служанка затрясла головой и попятилась, словно Лайам предложил ей нечто неприличное.

– Бери, бери. Должен же я хоть как‑то тебя отблагодарить.

Девушка снова покачала головой и испуганно взглянула в сторону двери, ведущей на улицу. Дверь распахнулась, и через порог шагнула госпожа Доркас. Она смерила служанку повелительным взором, и девушка тут же шмыгнула прочь.

– Так вам уже лучше, мастер Лайам?

– Намного, мадам, благодарю вас. Ваша помощница была настолько добра, что принесла мне немного бульона, а еще я прогулялся, и в голове у меня прояснилось.

– Хм, – фыркнула госпожа Доркас, и Лайам почувствовал, что она вроде бы не в себе. – Очень надеюсь, что эдил поймает негодяев, творящих этакие безобразия среди белого дня.

Это был не вопрос, а утверждение, но Лайам предпочел ответить:

– Эдил уже велел их разыскать.

– Ну, тогда он наверняка их поймает.

Хозяйка дома снова нахмурилась, но Лайам занялся бульоном, тот благотворно действовал на его ноющий желудок. Пока Лайам ел, госпожа Доркас бесцельно слонялась по кухне. В конце концов она не выдержала и заговорила опять:

– Возможно, это не мое дело, мастер Лайам, но, может, вы мне все‑таки скажете, почему эти мерзавцы набросились на вас?

– А, ерунда, небольшая ссора, – сказал Лайам, небрежно взмахнув ложкой. Пустяки.

– Вы уж простите, мастер Лайам, но я бы сказала, что не такие уж это и пустяки, по крайней мере на мой взгляд.

В голосе госпожи Доркас появились нотки, которых он никогда прежде не слыхивал.

Лайам удивился: почтенная домохозяйка сейчас говорила твердо и словно бы с вызовом. А ведь прежде она постоянно заискивала перед ним. И не без причин, ведь Лайам неплохо платил за жилье и позволял принимать себя за ученого человека. Лайам положил ложку на стол и с любопытством взглянул на госпожу Доркас.

– Ссора вышла из‑за одной сделки. Я продал хозяину этих парней кое‑какие свои труды, а тот подумал, что я продал их еще одному человеку. Но на самом деле я так, конечно, не поступил.

– Ну… – с сомнением протянула госпожа Доркас. – Войдите в мое положение, мастер Лайам. Я всего лишь бедная вдова, которой надо как‑то оберегать свое доброе имя и управляться с домом. Если люди примутся дурно говорить о моем заведении, мне трудно будет с этой молвой справиться. Вы уж меня поймите, мастер Лайам.

– Этого больше не повторится.

– По правде говоря, мастер Лайам, откуда мне это знать?

Если бы не колотье в боку, Лайам непременно бы расхохотался. Госпожа Доркас явно искала способ отделаться от него – от него, ее лучшего квартиросъемщика, до недавнего времени пользовавшегося репутацией почтенного ученого. Затем Лайам вспомнил о событиях последних дней и внезапно сообразил, как все это выглядит в глазах почтенной хозяйки дома. Убийство Тарквина, с которым Лайам был знаком, внезапный интерес эдила к Лайаму, дикая драка на кухне.

И ночной визит красавицы танцовщицы, – запоздало сообразил Лайам. Должно быть, госпожа Доркас решила, что ее жилец покатился по наклонной дорожке.

Лайам решил облегчить ей задачу.

– Не сомневайтесь, мадам, – я прекрасно вас понимаю. Репутация вашего дома действительно стоит того, чтобы ее оберегать, и хотя я не совершил ничего неподобающего, я понимаю, что мое присутствие доставляет вам беспокойство. Я немедленно начну собирать вещи и через день‑два съеду от вас.

Госпожа Доркас попятилась. Она явно не ожидала столь стремительной капитуляции. Лайам позволил себе улыбнуться, потом вернулся к бульону.

– Вы можете оставить себе заплаченные вперед деньги.

– Ну, по правде говоря, – заколебалась госпожа Доркас, – я вовсе не то имела в виду…

– Неважно, – перебил ее Лайам и вновь взмахнул ложкой. – Мне совершенно не хотелось бы нанести ущерб вашей репутации. Считайте, что я уже съехал.

Госпожа Доркас еще некоторое время отиралась возле него, но Лайам нарочито игнорировал ее присутствие, полностью сосредоточившись на еде, и в конце концов хозяйка дома удалилась с несчастным видом.

Лайам, прихлебывая бульон, размышлял, с чего бы госпоже Доркас выглядеть столь несчастной? Что почтенной домохозяйке пришлось не по нраву? Он ведь согласился съехать отсюда ради спасения ее «репутации». И лишь вливая в себя последнюю ложку бульона, Лайам вдруг додумался до ответа. Вполне возможно, что госпожа Доркас была не прочь пожертвовать своим добрым именем, если бы компрометирующий ее заведение жилец согласился платить за квартиру чуточку больше. Экая, однако, уступчивая добродетель! Лайам покачал головой, отодвинул опустевший горшок и попытался поудобнее устроиться на жестком стуле.

Тут ему на глаза попалась мелочь, оставленная служанкой. Жесткая спинка стула давила на какой‑то ушиб, Лайам предпочел податься вперед, – а заодно он взял одну из монет в руку.

Маленький кусочек серебра с вычеканенным на нем изображением и именем Аурика Шестого. Он умер добрую сотню лет назад, а выпущенные при нем деньги до сих пор находятся в обращении. Несмотря на то что монетка целый век переходила из рук в руки, благородный профиль Аурика Шестого прекрасно смотрелся. Хорошо сохранился и лавровый венок, и даже имя славного короля не потеряло ни буквы. Прочие монетки в основном медные и отчеканенные не так давно – куда больше пострадали от времени. Да, в те дни, когда король Торквея кое‑что значил, монетный двор работал куда как лучше.

Кто‑то недавно упоминал при нем о монетах… Но кто? Лайам прокатил монетку по тыльной стороне руки от пальца к пальцу – фокус, которому он научился еще в юности. Фокус помогал тренировать мускулатуру кисти. Серебряная монетка трижды пропутешествовала от указательного пальца Лайама к мизинцу и трижды вернулась обратно.

Вспомнил! Стражник, которого Кессиас к нему присылал, говорил, что за комнаты, которые снимает таинственная особа, расплатились монетами странного вида, И еще добавил, что хозяин комнат никогда прежде не видел подобных монет. Что бы это могло означать?

Саузварк отправлял свои корабли так же далеко, как и любой из городов Таралона. Он торговал даже с такими далекими краями, как Альекир и Фрипорт. И вне всяких сомнений, какое‑то количество тамошних монет оттуда в Саузварк поступало. К тому же, после того как монархия пришла в упадок, местные лорды получили возможность чеканить свою монету, усугубляя тем самым пестроту оборотных денег. Однако на эту пестроту никто особого внимания не обращал, лишь бы чистота металла монеты соответствовала ее заявленному достоинству.