– Да, против, но я боюсь, что мы вряд ли отыщем что‑то вроде реальных улик, если они вообще имеются в той реальности, которая нас окружает.
Кессиас заворчал и сложил руки на груди.
– Да как же им не иметься, сударь, способный выкинуть все что угодно? Я вас умоляю! Что же нового вы разузнали, что вновь заупрямились и стали отмахиваться от очевидных вещей? Нет, подождите, не говорите! Теперь вы Думаете, что убийца – его высочество герцог, а его сообщник верховный жрец Урис. Ну? Что? Я попал в цель?
– Промахнулись! – рассмеялся Лайам и мгновенно о том пожалел. Когда боль утихла, он вкратце рассказал эдилу о своем утреннем разговоре с Виеску, а также обо всем, что он вычитал в книге заклинаний Тарквина. Выслушав новости, эдил поджал губы с таким видом, словно только что съел лимон.
– Итак, дело не закончено. Теперь вы шашкой, прошедшей в дамки, считаете эту женщину и надеетесь убрать с доски фигуру актера. Собственно, вы никогда не верили в его виновность, ведь так?
Так, – признался Лайам. Кессиас угодил почти в самую точку, и это вызвало у Лайама прилив раздражения. Нет, ему определенно не следует упоминать о ночном визите актрисы. А то эдил окончательно взбесится.
– Ну и что вы тогда себе думаете? Как мы будем ее искать? Может, пошлем по городу глашатая, чтобы тот кричал на каждом углу, что мы просим всех женщин, носящих глухие плащи, собраться на главной площади?
– Не знаю, – ответил Лайам, решив не реагировать на саркастический тон эдила. – Полагаю, мы можем еще раз поговорить с Виеску и, возможно, приставить к нему наблюдателя. Мне думается, что он знает куда больше, чем желает признать, возможно, он приведет нас к этой женщине.
– А как быть с актером? Будем мы его брать под стражу или пусть себе катится на все на четыре?
– Это уж как вы решите, эдил.
Невзирая на голос совести, твердивший, что именно это он и должен сказать, Лайаму стоило большого труда произнести эти слова.
– Если считаете нужным – арестуйте его. Основная тяжесть подозрений до сих пор остается на нем.
Раздраженно взмахнув руками – Лайам уже успел привыкнуть к этому его жесту, – эдил снова принялся расхаживать по комнате, ворча, как рассерженный лев.
– Если делать по‑вашему, мне придется со всем оставить его в покое. Или по крайней мере на то время, пока вы не перевернете город вверх ногами в поисках некой неведомой дамы, которая, если некие невнятные догадки верны, возможно – только возможно! – приложила свою руку к этому делу. Вы понимаете, на что вы меня толкаете?
– А вы уверены, что Тарквина убил именно Лонс?
– По правде говоря, очень даже уверен!
Однако по виду эдила было ясно, что его уверенность не так уж крепка. Вероятно, поэтому его вспышка оказалась недолгой.
– Если бы у вас имелся какой‑нибудь план, мне было бы легче со всем этим смириться. Есть у вас хоть какой‑нибудь план?
– Я по‑прежнему думаю, что Виеску знает куда больше, чем говорит. Эта женщина здорово напугала его.
– Женщина? – фыркнул эдил. – Ха!
– Нет, он явно боится не насилия – по край ней мере, не со стороны беременной женщины. Но она может что‑то знать о нем, – скажем, о каком‑нибудь его тайном грехе, – и это заставляет Виеску молчать.
– Угроза разоблачения?
Лайам пожал плечами:
– Возможно. Когда я пришел к нему впервые, Виеску вел себя довольно грубо и унялся лишь после того, как я назвал себя иерархом. Причем он воспринял появление иерарха как нечто должное, – словно тот явился вершить над ним высший суд.
– А ведь он известен как человек очень набожный! – выдохнул Кессиас. – А тут все его благочестие может пойти кошке под хвост. Интересный поворот…
– Нельзя ли как‑нибудь разузнать о нем немного побольше. Может, он склонен к выпивке или к слабому полу…
– Если хоть что‑то такое и вправду есть, Гериона о том знает – или знает, у кого можно о том разузнать. Я сейчас пойду прямо к ней. Нужно ли мне поспрашивать ее о чем‑то еще?
– Да что‑то ничего больше мне в голову не приходит, – небрежно произнес Лайам и заработал усмешку эдила.
– Спрошу‑ка я у нее, не знает ли она часом, кто убил старика‑чародея.
– Спросите, хуже не будет.
– И то правда! Хуже все равно некуда. Пожалуй, так я и сделаю.
Хмыкнув, эдил двинулся к двери, но у порога остановился и задумчиво поглядел на Лайама.
– Пошлю‑ка я все же нескольких своих пареньков приструнить головорезов Марциуса. Не можем же мы допустить, чтобы наших славных, несчастных, безобидных ученых избивали прямо по месту жительства. Как выглядели эти типы?
Лайам достаточно подробно описал меченого громилу и крысовидного дохляка. Потом сообщил все, что мог, о третьем участнике избиения.
– Что ж, такой здоровенный шрам не может не бросаться в глаза. Думаю, мы быстро до них доберемся.
– Скажите вашим людям, чтобы они не слишком‑то церемонились с этими типами! – крикнул Лайам, когда эдил уже закрывал за собою дверь.
Не прошло и двадцати минут, как Лайам и сам, охая и оступаясь, спустился по лестнице вниз. К испугу хозяйки дома и явному восхищению замарашки‑служанки, Лайам умудрился пересечь кухню и ни разу при том не упасть.
С моря на город двигались тучи, а с ними и пронзительный холод, от прежнего голубого неба осталась лишь узенькая полоска на севере. Но зато от холодного воздуха у Лайама прояснилось в голове, и телесная боль немного его отпустила. Лайам брел по тротуару, придерживаясь за стены домов, его ноги временами тряслись, и все тело сводили судороги.
Добравшись до богатых кварталов без особых потерь, Лайам счел, что заслуживает всяческой похвалы. Несомненно, выходить в таком состоянии из дому было глупо, но зато на свежем воздухе его меньше тошнило. До двери Некверов оставалась примерно сотня ярдов. Лайам в очередной раз привалился к стене, чтобы перевести дыхание. Исходящий от каменной стены холод тут же запустил щупальца под плащ Лайама, притупляя боль в ноющих мышцах. Было бы много приятней, если бы можно было повернуться и припасть к холодному камню грудью, но так поступать явно не стояло. Прохожие я без того уже начали странно поглядывать на Лайама.
«Еще сочтут, что я решил помочиться, и кликнут стражу» – подумал Лайам, но сдержал смех, чтобы не расплачиваться за него новыми вспышками боли. В Муравейнике такое сошло бы с рук. Или даже в Аурик‑парке. Но здесь? Никогда!
Стена, к которой прислонился Лайам, была не просто стенкой какого‑то дома, а настоящей стеной, ровной и высокой, сложенной из хорошо подогнанных друг к другу камней. Лайам знал – этому знанию способствовало изучение модели Тарквяна, – что за этой стеной находится небольшой, любовно ухоженный садик. Его миниатюрное подобие, располагавшееся на рабочем столе волшебника, постоянно находилось в цвету. Два куста роз и три клумбы напоминали искусную вышивку. Здесь же, в настоящем саду, последние цветы наверняка уже увяли под напором зимы.
Интересно, а кому принадлежит этот садик? – лениво думал Лайам. Ведь его хозяйкой может запросто оказаться та самая женщина, которую он разыскивает, беременная женщина, страстно желавшая купить запретную травку, наводящая страх на благочестивого фармацевта и, возможно, замыслившая убийство могущественного чародея. Воображению Лайама эта женщина представлялась чем‑то вроде королевы‑воительницы, высокая, широкоплечая, с огромным, как котел, животом и с кинжалом в руке. По причинам, известным лишь тому, кто ведал воображением Лайама, кинжал этот скорее напоминал сосульку, чем боевой клинок. Картинка выглядела достаточно живо. Лайам прикрыл глаза и дорисовал еще некоторые детали, суровое лицо, не лишенное красоты, пронзительный взгляд, исторгающий молнии. Подбородок, о который могут разбиваться торговые галеоны. Лайам улыбнулся. Да, такая женщина вполне могла оказаться хозяйкой расположенного за стеной садика.
А могла и не оказаться.
Лайам покачал головой и заставил себя двинуться дальше. Хотя колокола отзвонили полдень уже полчаса назад, Лайам не собирался спешить. Вот и последние ярды до заветных дверей он преодолел медленным шагом.
