– Ваши чары, переданная красота, она навсегда?

– Женщины будут стареть, и красота износится вместе с платьем, но так, да, навсегда, – посмотрела в глаза и улыбнулась. Ей шла улыбка, делала беззащитной, хрупкой. Гордилась делом своих рук, имела право.

Я кружил по комнате, стараясь сосредоточиться на своём даре. Ничего, никакого потустороннего зла. И всё же здесь было что-то мелкое, но важное, что я упустил. Даже не очень мелкое, но важное.

– Откройте стол, госпожа Виндикта!

Первое побуждение от Бога. Следуй ему и узришь истину.

– Он открыт и пуст, каноник, вы сами только что убедились.

Рука в кармане, державшая аметист, налилась теплом, и между пальцами заструился горячий воздух. Теперь следовало идти на зов природной магии, он оказался сокрыт в столе.

Ведьма не делала попыток мне помешать, только вздыхала и фыркала, когда я вскрыл столешницу кинжалом. Лезвие прочнее обычной стали из-за святой воды, в которую был опущен кинжал в праздник Схождения Благодатного огня, быстро расправилось с хитроумным замком. Двойное дно, однако, оказалось пустым.

Но рука, давно отпустившая аметист, разболелась сильнее, будто я опустил её в кастрюлю с кипятком.

– Сокрытие улик – такой же грех, госпожа, как и ложь.

Промолчала. Неловкое движение плечом, и выдала себя!

– Тайник в ножке стола – приём, старый как мир, госпожа Виндикта.

Лезвие открыло тайную пружину, оголив пустоту, в которой находилась свёрнутая в трубочку и перевязанная ленточкой тетрадка. Тоненькая, истрёпанная.

Ведьма побледнела.

– Я объясню, каноник.

– Придётся, госпожа.

Вытащить тетрадь оказалось делом непростым. Я вспотел, но с торжествующим криком выдрал улику из узкого ложа.

И тут комната пошла кругом, заплясали перед глазами серые лилии на обоях, и я рухнул во тьму, всё ещё сжимая в руках добытый трофей.

Правило из прошлой жизни – если тебя настолько прижали, что дальше и отступать некуда, предложи врагу свою помощь. Может, останешься жива. Но это не точно.

Скорее всего, тебя попользуют и уничтожат, никому не хочется видеть живое доказательство собственной слабости. И всё же главное – выжить сейчас, а потом может случиться многое.

– Может, вам сбежать, госпожа моя?

– Некуда бежать. От Святого ордена не спрячешься под чужим именем.

– На окраине империи можно затеряться.

Голос Марты прозвучал как-то неуверенно, бедняга избегала смотреть в глаза, она и сама не верила тому, что говорила, но благодарность обязывала предложить помощь. Пусть и всего лишь в виде малозначащего совета.

– Нет, Марта. Затеряться проще в большом городе, но и там от Ищеек не побегаешь.

– Мы, госпожа, за вас показания дадим. И я, и Полиния, а уж Визарий и подавно.

Марта говорила шёпотом, боясь как бы инквизитор на диване в гостиной не пришёл в себя до срока. На мои крики прибежали слуги, и Вазарий перенёс служителя Святого ордена, как ребёнка, на руках в гостиную. Я смотрела на него с ужасом и вдруг перестала бояться. Не потому, что в таком состоянии он напоминал переволновавшегося юнца, внешность обманчива, я видела в его глазах готовность умертвить каждого, кто станет на путь Тьмы, а значит, и меня, но также заметила другое.

То, что давало слабую, но надежду. И то, что объясняло такой внезапный обморок человека, способного и глазом не моргнуть во время казни ведьмы.

– Не трогай!

– Я только хотела расстегнуть сюртук и смочить шею прохладной водой с уксусом.

У инквизитора железная хватка.

– Пустите, каноник, вы сломаете мне руку.

– А что бывает с теми, кто шарится по чужим карманам, госпожа? Раньше им отрубали кисть, я же могу только оставить на вашем запястье пару синяков. Не благодарите.

Он был прав, я хотела посмотреть, что же он держит в кармане, не зря же всё время опускал туда руку, но ни за что не собиралась в этом признаваться.

– Не буду, – ответила я, получив наконец свободу. – Что с вами было? Вы больны?

Я отпустила слуг минутой ранее. Они любопытны, но не настолько, чтобы не знать, какова плата за подслушивание у дверей, когда за ними находится инквизитор. Как минимум обвинение в нарушении тайны допроса.

– А ты не видишь?

Снова обнаглел и перешёл на «ты». На допросах принято обращаться с ведьмой как с провинившейся служанкой, для которой наказание в виде десятка два плетей всего лишь предупреждение.

– Я не сильна в целебных травах или зельях.

– Что-то потревожило мою магию, это дурной знак для этого дома.

Инквизитор сел на диване и опустил голову на колени. Встряхнул ей как дикий зверь, запустил пятерню, узкую, почти женскую, в таз с уксусной водой и полил себе на загривок.

– Лучше. Где та тетрадь?

Взглянул на меня испытующе, будто ожидал, что я начну уверять, что никакой тетради не было, но я молча кивнула в сторону стола, на котором и оставила ту злополучную улику. Самую тонкую, самую первую, я вела её до того, как стала тем, кем являюсь.

– Хорошо. Почему не спрятала, пока я был в отключке?

Подошёл к столу как ни в чём не бывало. Хотел убедить меня, что обморок лишь трюк? Не выйдет, господин Аларис.

– Инквизиторы владеют техникой запечатления последних событий. До двух дней могут помнить во всех подробностях, даже ароматы и звуки. У меня немного книг, но все их я изучила.

– Что ты там прячешь?

«А ты?» – так и подмывало меня спросить каноника. В правом кармане. И в перстне на левой руке.

– Я обнаружила это только сегодня, каноник. Вы можете не верить, но это правда. Одна из страниц вымарата.

– Что на ней было?

Шелест быстро переворачиваемых страниц набатным колоколом бил в уши. От судьбы не спрячешься. В судьбу я верила, а раз верила, то и пытаться идти наперекор своему характеру не стоит. Я приобрела способность лгать, пусть это будет недолгой, но защитой.

– Я веду учёт способностей, которые отобрала взамен дара красоты. На каждом развороте одна история. Здесь говорится о способности красиво говорить.

– И почему же ты не забрала все эти дары себе?

Повернулся и посмотрел так, будто видел впервые. Или разглядел по-настоящему только теперь.

– Когда присваиваешь чужое, надо отдать своё. Таковы правила моей магии, иногда я могу пить склянки со способностями без вреда для других качеств, они все мне очень дороги, но чаще – нет. Нельзя сказать заранее, как выйдет.

Сегодня странный день. Когда я присвоила способность госпожи Лонгрен лгать так, чтобы все вокруг считали мои слова честным порывом души, даже не думала, что буду говорить правду инквизитору. Он мог убить меня, лишить всего, а я разоткровенничалась. Неужели стареть начала? Рановато для ведьмы и даже просто для столичной богатейки.

– Я изымаю и это.

Ничего другого я не ждала.

– И ты будешь рядом, когда понадобишься.

– Разумеется, каноник, – произнесла я, предчувствуя, что на меня пытаются надеть магические оковы. Хозяин их будет знать, где его заключённая, и та явится по первому зову. А вздумает сбежать, выйдешь за городские ворота, сгоришь в малиновом огне. Медленно, на потеху улюлюкающей толпе.

– Сегодня вечером около семи я буду ждать тебя возле Следственного участка номер три. В центре на пересечении улиц Розмари и Слепого виконта стоит уродливое серое здание, похожее на казарму. Это тот самый Следственный участок номер три, куда вчера доставили жену казначея. Останки, разумеется.

– Не сочтите за дерзость, но я не понимаю, зачем я вам там. Думаете, испугать меня видом несчастной?

– Думаю, что если злокозненная магия, она откликнется на твоё присутствие. Слышала, что убийцу тянет на место преступления? Ничего мистического, это остаточная магия его деяния взывает к хозяину. Вот и проверим.

Каноник застегнул сюртук на все пуговицы, подошёл к напольному зеркалу в полный рост и оценивающей хмыкнул, не забыв поправить шейный платок. Точь-в-точь светский щёголь из высшего света собирается на очередной приём. Я даже залюбовалась, вспомнив, как мама в детстве читала мне книги о принцах, что приходят к даме лишь когда она в настоящей беде.