— А чего ты говоришь, не знаешь, что сказать? — похоже, от избытка восстановившегося здоровья кое-кто решил поискать дополнительных приключений и явно нарывается на конфликт. — Я ж внятно объясняю! Как ни пытаюсь этой бабе растолковать, что мне домой надо, она только бормочет по-своему! И из комнаты не выпускает! Хорошо, здесь ванна с маго-массажем, — по лицу собеседника пробегает мимолётное самодовольство. — И вообще…

Не спрашивая разрешения, прохожу в санузел.

Чтобы тут же присвистнуть от изумления:

— Слышь, твоё преосвященство, ты вообще совесть потерял⁈ Стенки из золочёного мрамора, инкрустированная золотом ванна из серебра, унитаз тоже. Да в этот сортир баб можно водить, как во дворец! Интерьером соблазнять! Хотя тавтология получается, — задумываюсь. — Всё-таки это дворец и есть.

— Ну в целом неплохо, да, но…

—… А в ванной такой массажный комплекс, который у нас в Левом Береге знаешь сколько стоит⁈ Я надысь покупал дешёвую версию!!! Она как ваш иконостас в Центральном столичном храме стоит! — щёлкаю ногтем по сантехнике, выполненной из чистейшего банковского металла. — Боюсь подумать, сколько это тогда супруге встало, чтобы неблагодарного мудака типа тебя принимать… А ты козьи морды кривил — не те условия тебе создали.

— А у главы церкви в резиденции краны из золота, а не из серебра с позолотой, — вроде как без эмоций замечает отец Шурик.

— Какой церкви глава? — уточняю из педантичной страсти к деталям.

Я сюда шёл его помощь получить, а похоже, сейчас вновь скандалить придётся. Впрочем, нормальных человеческих качеств собеседник не лишён, в отличие от Обер-прокурора.

— Нашей церкви. Я у главы периодически останавливаюсь, как и кое-кто ещё из предстоятелей. Не скажу, что каждый угол знаю напамять, но золотые краны хорошо помню.

— На твой вопрос: я сказал, что не знаю что сказать потому, что не понимаю, — из вредности, которой я неизвестно как нахватался у Наджиб, делаю паузу, давая собеседнику вскочить в капкан самостоятельно.

— Чего ты не понимаешь? — снисходительно задирает подбородок иерарх.

Теперь главное лицо понаивнее и глазами похлопать:

— Я не понимаю, как можно дожить до твоих лет, заниматься твоим делом — и не выучить языка второй религии по величине, если сразу за твоей паству по головам считать!

— Хм. Уколоть умеешь, нечем крыть. — О, хоть один человек в этом мире признаёт, что языки других учить не только полезно, а и где-то даже необходимо.

— Признайся, — наклоняюсь и аккуратно тычу его пальцем в живот, проверяя кое-какие нервные рефлексы. — Есть же у твоего церковного департамента месячный план по новообращённым? Сколько из другой религии в твою перейти должно?

— А ты откуда знаешь⁈ — брови отца Шурика взвиваются на лоб. — Это непубличная информация! Засекреченная, если мирскими словами!

— Ой, тоже мне тайна, — отворачиваюсь, чтобы налечь на твёрдый сыр, который больной не успевает съедать в том количестве, что ему подают.

Отец Шурик даже не поморщился: получается, залечили его знатно, хотя и времени всего ничего прошло.

— У каждого бизнеса есть свои планы экспансии, — поясняю логику, которой вычислил их так называемую тайну. — В вашем случае: сто процентов, вы из других религий должны паству агитировать, это просто экономически вытекает. Ну не с младенцами будущего же сквозь сонм времён связь налаживать! Последнее технически невозможно, а вот адепты чужой религии — готовые налогоплательщики, только ритуалы им на свои заменить.

— Какой бизнес⁈ Что ты несёшь⁈ — собеседник изображает возмущение слишком активно, чтобы это было правдой.

— Отец Александр, — сажусь в кресло для посетителей. — Твоя церковь — самый успешный бизнес этого мира, — хлопаю по сиденью под собой, — за последнюю пару тысяч лет. Доказать? С карандашом и бумагой в руках, исключительно логичными аргументами?

Какое-то время таращимся друг на друга с короткой дистанции.

— Не надо ничего доказывать. — Дед отводит взгляд. — Не для печати: я с тобой даже где-то согласен, если по содержанию говорить. Но только наедине! И ты в других местах о том не заикайся! Оценил степень откровенности?!! Давай выпускай меня отсюда теперь.

— Добрый вечер, — в этот момент дверь номера открывается снаружи и на пороге появляется моя сексапильная тёща.

Так, немедленно настроиться на нормальный лад, мужественно отдаю себе мысленную команду.

А то если я сейчас опять на автомате начну её коэффициенты упругости сквозь одежду разглядывать, Мадина через тайную систему наблюдения Дворца буквально через секунду знать будет.

Там и до семейного скандала рукой подать, возможно даже с рукоприкладством. Чего не хочется.

Молчу уже, когда она плачет — такое ощущение, что лучше бы меня убили.

— Рад видеть и приветствовать! — а ноги выносят меня из кресла против воли и сами буквально подбегают к Шамсе бинт Тани.

И глаза, чёрт побери, тоже сами таращатся, куда не надо.

Интересно, у меня сейчас получится слюну сглотнуть незаметно?

— Я тоже тебе рада, — судя по ироничной ухмылке и многозначительному подмигиванию, Наджиб-старшая мою реакцию и без ментала чудесно считывает.

Ой как неудобно.

Глубокий вдох, медленный выдох; глубокий вдох, медленный выдох; глубокий вдох, медленный выдох.

Тёща коротко хохочет, ничего не говорит и принимается за пациента, поворачиваясь ко мне спиной.

Чёрт, так ещё хуже! Теперь к гипнотическому воздействию её передних коэффициентов добавились задние!

В следующую секунду довольный собственной изобретательностью, решительно направляюсь в санузел:

— Я щ-щас!

Там умываюсь холодной водой и даже заливаю пару горстей себе за пазуху: рубашка в этом климате быстро просохнет, а я чуть-чуть отвлекусь. От неуместных двусмысленных поползновений.

— Дим, скажи своему соотечественнику, что его выздоровление идёт по плану. — Доброжелательно просит мать Мадины через пару минут, окончив сгибать руки, ноги и шею отца Шурика в разных плоскостях. — Ещё пара дней такого режима — и он свои обычные двадцать миль пешком в сутки опять ходить сможет без проблем. Даже по нашей пустыне в жару, — добавляет она.

Добросовестно перевожу на русский.

— Тьху. А за двери почему не давала выйти⁈ — священнослужитель походя забрасывает в рот кубик жареного филе индейки величиной с половину моего кулака. — Если в их пустыню пешком готова отправить⁈

Хренасе, у него аппетит. Даже я уже наелся, а он так целый день жуёт.

Куда в него лезет?

Попутно интересно: это только у отца Шурика после ранения? Или то есть их общее профессиональное цеховое качество — и у всей его церкви аппетит подобный (читай, ненасытный)?

И в прямом, и в переносном смысле, если по золотым кранам в сортирах судить.

— Дим, переводи. Выйти из комнаты ему не давала потому, что, — Шамса начинает загибать пальцы. — В нарушение всех правил и законов Эмирата, отец Искандер лежит на женской половине нашего Дворца. Дворца правящей Монарха, раз.

Перевожу.

— Это в свою очередь сделано потому, что мне так удобнее его выхаживать, два и три: маго-поле, напитанное целительскими заклинаниями, здесь банально сильнее. В-четвёртых…

Начинаю переводить синхронно, чтоб сэкономить время (подсмотрел приём у Мадины, теперь сам тоже так делаю — реально быстрее получается).

— Не надо «в-четвёртых», — скрипит с кровати церковник. — Спасибо и простите. Не знал я, что ради меня так все правила попрали. Да и то сказать, в чужой монастырь со своим уставом… спасибо ещё раз!

— Не ради вас, — качает головой мать супруги сразу после его слов.

Поскольку она тоже менталистка, мой перевод ей не нужен.

Стоп! Так получается, она все его мысли всё это время видела⁈ И тиранила его… почему?

— Пха-ха-ха-ха-ха, Дима! Почему-почему. Ну могут у меня быть свои развлечения⁈ — Шамса Наджиб хохочет, будто звенят заливистые колокольчики.

Не понял ещё раз. Она что, и мои мысли… того?!!