Шантаж дочерью, которую он даже не видел! Мразь!

— Я тебя убью!

— Ой, не надо пафосных речей, дорогая. Ты меня любишь, я тебя тоже, поэтому возвращаемся домой и живём полноценной семьёй.

— Я замужем.

— Неужели⁈ — похабно ржёт этот скот и складывает руки на груди. — Ну, тогда тебе повезло, что я адвокат по разводам.

— Тебя же отстранили.

— Не переживай, Аза, с твоим фиктивным браком сложностей не будет.

— Он не фиктивный.

Выражение лица Шайберга резко заостряется, меняется от наигранно добродушного до реально циничного и злого.

— Успели потрахаться⁈ Господи, не знал, что у боксёров такой жёсткий недотрах, раз у них встаёт на пузатых баб. Но тебя потом накажу за этот прокол. Ты была только моя. Придётся чистить тебе скверну.

Адам снова начинает смеяться над собственными остротами, смешивающими меня с грязью. Оскорбляя слабых и зависимых от него, он, наверное, сам кажется себе великим.

И всё равно боюсь его, хоть и понимаю, что от него хорошего ждать не стоит. Надо действовать! Убить его! Очистить планету от этого смрада!

Давай же, Лина! Давай! Сделай хоть раз что-то стоящее! Защити себя и любимых для тебя людей, друзей! Ведь от него одни неприятности для всех!

Я судорожно рыщу взглядом по палате в поиске оружия для свершения акта мщения. Воздух давно закончился в лёгких, но мне всё равно. Я — чёрный ангел, да простит меня Бог!

И хватаю ножницы. Мне их принесли, чтобы было удобно срезать бирки с одежды. Такие отличные ножницы с длинными острыми металлическими лезвиями.

— Азалия, мамашка, кому говорю! Ребёнок орёт, успокой её наконец-то!

Успокою! Потерпи, Чупсина, сейчас мамочка решит одну проблему и сразу возьмёт на ручки!

— Нахрен тебе ножницы, чтобы успокоить ребёнка⁈ Совсем ёбнулась, Аза⁈

Но я смотрю прямо ему в глаза. А ведь я, идиотка, переживала, что раз Андрей ненастоящий отец и вообще навязанный мне муж, то его будет раздражать плач ребёнка. А нет! Ошибочка! Вон как настоящий папочка корёжится. Словно от зубной боли морщится от воплей малышки.

— Аза! Ты чего⁈ Не дури! — начинает фальцетом орать Адам, когда понимает мой настрой. И правильно! Я сейчас такая дикая! — Поверь, мне хватит силы разобраться с жалкой библиотекаршей.

— А со мной?

Холодный голос Андрея пробивается в моё воспалённое сознание, но я уже не могу себя остановить.

И пока Шайберг отвлекается на мужа, который стоит в дверном проёме, я действую. Бросаюсь вперёд на предателя, но, не выдерживая боли в пересохших глазах, жмурюсь, когда выкидываю руку для удара. Лезвия ножниц входят в его тело как в масло.

Глава 24

Андрей

Такой бой у меня был впервые.

Я не боялся, не нервничал, а просто хотел поскорее выйти на ринг, чтобы сделать свою работу и уйти.

В моей голове роилось столько незавершённых дел, что я едва замечал окружающих и, скорее всего, все действия выполнял на автопилоте. Люди, фанаты, соперник — всё было не более чем фон.

Перед глазами стояли неспокойные глаза Лисички, когда я уезжал. И хотя я не меньше трёх раз спросил, всё ли хорошо, она ни в чём не призналась, только скромно улыбалась.

Я же тянул время, как только мог, и когда Андреич с громкими матами в глазах и упрёком на губах заглянул в палату, я ушёл.

Пока добирались до места проведения боя, я заказал на скорую руку кучу одежды для обеих девчонок, надеясь, что хотя бы часть из этого подойдет.

— Андреич, а что там насчёт охраны в этой клинике?

— Если честно, то я не в курсе. Этим всегда занимался Марат, поэтому надо будет расспросить местных после возвращения. И ещё сегодня должен подойти кандидат на должность твоего пиар-менеджера. Девушка из моих знакомых, раньше уже работала в спортивной сфере, но после декретного отпуска никак не могла устроиться.

Киваю, а мысленно досрочно на всё соглашаюсь. Мне сейчас любой маломальский человечек подойдёт, тем более тренер у меня личность, проверенная временем.

Марат, очухавшись после моего удара в рожу, развил такую активную деятельность, как никогда во время работы на меня. Теперь СМИ обсасывают не только моё неожиданное пополнение в семействе и вообще факт её наличия, но и грязные разборки с собственным бывшим менеджером. Надо бы как-то зарулить весь этот парад придурков, но самому мне однозначно этим заниматься не с руки. Ни времени, ни опыта.

Хотя заниматься обустройством маленького ребёнка я тоже ранее не пробовал, но тут нынче без вариантов. Азалия одна тоже не справится.

Среди этого хоровода мыслей неожиданно чётко вижу лицо своего соперника, по морде которого отчётливо видно, как сильно он хочет сделать мне больно. И самое замечательное — это у нас взаимно. Я тоже горю желанием спустить пар, которого за эти дни набралось дохренище, что срывает крышечку и местами вышибает дно моего терпения.

Он идёт в атаку первым, и я нарочно пропускаю несколько его ударов вскользь своего тела, чтобы оценить скорость его движения и тактику. Боль только бодрит и так высокую планку моего адреналина, а нахальная рожа напротив с блеском триумфа в глазах заряжает нужной силой.

Я бью всего раз. Точно. Быстро. Сильно.

Боксёр падает на ринг, но краткий миг изумления в его выпученных от боли глазах я поймать успеваю.

Качаясь и встряхивая головой, он снова поднимается, и это зря. Я хочу завершить бой прямо сейчас, поэтому, едва он начинает замах руки для удара, выполняю любимую «троечку».

Рефери начинает отсчёт, но я точно знаю, что мой соперник спёкся. Даже если он сможет подняться, в третий раз я его прибью. И он это понял.

Едва завершаем положенные процедуры по завершении турнира, меня снова начинает раздирать мерзкое чувство беспокойства. Это когда уходишь из дома, а потом весь день думаешь, а выключил ли ты утюг.

Мой дом сейчас далеко, но вот где именно находится мой «утюг», я в курсе.

В клинику несусь что есть мочи, срав на просьбы тренера задержаться для стандартной фотосессии и собеседования с девушкой. Похрен.

Когда широким шагом приближаюсь к нужной палате, то открытая настежь дверь уже щекочет мои нервы острым лезвием мнимого ножа, но ещё больше дёргает плач Чупакабры.

— Аза! Ты чего⁈ Не дури! — истерично орёт мужик из палаты моих девчонок. — Поверь, мне хватит силы разобраться с жалкой библиотекаршей.

Не вижу лица этого хмыря, но по сути, оно мне и неважно. За такие слова я всё равно его урою и заставлю нюхать собственную мошонку.

— А со мной? — безразлично интересуюсь я, переводя внимание козла на себя.

Узнаю эту суку мгновенно, и ярость прошибает грудь и отравой стекает по венам, взрывая тело, что едва успело остыть после боя.

А дальше голые рефлексы и логика.

Я вижу неестественно бледное лицо жены и горящие сумасшествием голубые глаза. Когда-то мне казалось, что она смотрит на меня с ненавистью, но теперь понимаю, что ошибался.

Человек, стоящий перед ней, выслужил полную меру её лютого бешенства. Лисичка кидается вперёд, сверкнув в лучах солнца лезвиями металлических ножниц.

Убьёт. Читаю в лазури женских глаз, прежде чем она успевает их зажмурить. Да только не могу ей этого позволить.

Адам –теперь моя жертва.

Выскакиваю вперёд и перекрываю линию удара своей рукой. Ножницы как-то особенно легко пробивают кожу и мышцы, застревая до половины лезвий в моём плече. Охренеть, какая силушка скрывается в тонких ручках моей жены!

Боль бьёт и скручивает, но я её отсекаю как нечто ненужное.

Шайберг нервно выдыхает, видимо, радуясь, что остался жив. Зато когда Лия, открыв глаза, видит картинку, то в миг теряет остатки цвета на лице.

— Андрей, — бесцветно шепчут её как мел губы.

Чувствую задницей: ещё секунда и она грохнется в обморок от содеянного.

— Лисичка, всё в порядке. Возьми на руки дочь, пока Чупа весь этаж на уши не подняла своим рёвом,–переключаю сознание Лисички в более благоприятное для всех русло.