– Да, я и вижу слишком уже взрослые, а ведёте себя как дети, – нехорошо как-то Алиса закончила разговор и резко отвернувшись вышла. Татьяна, выйдя из туалетной комнаты, испытала, что бьющаяся в начале корпоратива энергия, куда-то вмиг испарилась. Ожидания волшебства растаяли. Она на несгибающихся ногах дошла до своего стола, упала на стул, налила полный бокал водки и одним глотком осушила. Коллеги по столу живо подхватили эту игру, и через пять минут стол был пьяным в хлам.

 Корпоратив продолжал своё бурное веселье, уже никто ни за кем не наблюдал, все только орали, стараясь перекричать ревущие колонки, пили, танцевали. И снова танцевали, пили, пели и ели. Татьяна хмельная, очищенная и лёгкая как мотылёк, порхала по залу и столам со своей рюмкой, поздравляя с наступающим. Подойдя к месту профессора, она, сердясь на него, спросила:

– Артур, вы не желаете потанцевать с девушкой, которая любит вас уже на протяжении трёх лет. С тех самых пор, когда вы приехали в районную больницу забирать тяжёлого пациента и потребовали самую квалифицированную медицинскую сестру. С тех самых пор, когда переманили меня в свою клинику. Забрать красивую сестричку, и ни разу её не трахнуть – это просто свинство, проффеессорэ, – издеваясь выстрелила Татьяна. – Если же я вам так противна, и вы отказываетесь трахать меня, так хоть потанцуйте с несчастной девушкой, – закончила тираду Татьяна. Весь вечер в зале гремела музыка, но на слова Татьяны – музыканты устроили себе перерыв и всё, находящиеся в зале ресторана, дословно услышали Танин крик души. Но ей было всё равно, она уже не могла себя сдерживать. Профессор застыл с кусочком сельди на вилке, и просидел так на протяжении всего монолога. После отложил вилку, встал, прильнув губами к руке Тани, спросил:

– Потанцуй со мной Танюша.

– С удовольствием, господин профессор.

 Они прошли в центр зала. Диджей включил проникновенно-нежную мелодию и отошёл от пульта, будто своим дыханием он смог бы разрушить священное покрывало, укутавшее две влюблённые души. Профессор обнял Татьяну и нежно прижал к груди. Она растворилась в сильных руках. Бабочки с силой пытались пробиться наружу. Таня обвила шею профессора своими руками и притянула голову к себе. Сейчас ей было безразлично, где она и сколько пар глаз направлено на них. Что будет завтра и как она будет смотреть в глаза коллегам, а особенно ему. Невыносимое желание поцеловать Артура охватило женщину, и она наперекор всему нежно поцеловала. Артур Львович на секунду ответил Тане, но кашель дочери, заставил отпрянуть не только от губ, но и от тела Татьяны. Неловкость – порождало новую неловкость. Как-то комкано отстранился профессор от женщины, и оставив её одну в центре зала под взглядами коллег, устремился на своё время. Татьяна ещё какое-то время продолжала одна двигаться в такт музыке, но после резко развернулась и направилась за свой стол.

 Знаменательный корпоратив, что-то надорвал в отношениях между Татьяной и Артуром. Профессор никак не мог понять, что же его оторвало его от губ молодой женщины. Конечно же, не кашель дочери, так не вовремя взорвав тишину зала. Перед корпоративом он поговорил с дочерью о появившейся в его жизни Татьяны. Дочь поняла, что отец боготворит новую пассию, на удивление очень похожую на мать. Алиса предупредила отца, что им завладел образ, очень напоминающий его бывшую жену и скоро он столкнётся с простой необразованной бабой. Алиса очень любила мать – образованную, утончённую, галантную женщину – истинную жену профессора. Не то что эта простушка, очень похожая на мать.

 Возможно, шёпотом брошенная дочерью фраза: «Не вздумай её моей мачехой сделать». Но нет. Фраза появилась в момент, когда они уже, распрощавшись с коллегами за столом, собрались покинуть праздник. Дочь как-то сильно вцепилась в руку отца, останавливая любые попытки обернуться и, хотя бы взглядами, простится с Татьяной. Профессор понимал, что на следующий день они с Татьяной станут объектами долгих пересудов среди врачей и другого медицинского персонала. Он также понимал, вернее, чувствовал, что публично унизил Татьяну оттолкнув, наверно самого близкого человека. Дочь давно выросла. У неё своя жизнь. Она всё больше становилась похожая на свою мать. Гордая, надменная, маленький диктатор. То, что бывшая хитростью стремилась главенствовать в семье, профессор принял уже давно. Он не сопротивлялся, во многом соглашался с женой, но не давал переходить приемлемые им нормы. Иногда, когда мнения катастрофически не совпадали – мог и прикрикнуть. Но сейчас её нет, и, к своему стыду, профессор не очень-то и горевал. Сын в Америке, «стартап разворачивает» уже давно и вроде получается. Нашёл девочку американку, внучку деду подарил, но объяснить, что такое «стартап» так и не смог. Дочь в Минске, заканчивала институт иностранных языков. Так, до до сих пор и не определилась, где будет работать и чем заниматься. А он – один. В коттедже пусто и темно. Продавать трёхэтажную крепость не хотелось. Строил его с желанием, раздаст по этажу дочери и сыну и будет на пенсии ему радость в большом доме с многочисленной семьёй. Детей просил побольше детей ему подарить. А вот как вышло. Одна внучка – Миранда или, просто Мира, и то в Америке. К деду пару раз на Рождество приезжала. Шустрая и весёлая девчушка. Алиса сразу объявила: сначала карьера – замужество и дети потом. Муж желательно обеспеченный американец. Вот так первые месяцы, когда умерла жена, профессор каждый вечер сидел ОДИН на первом этаже, укутанный пледом, освящённый светом старинного абажура с книжкой новомодного писателя. Потом Илья, студенты, работа допоздна, Татьяна, корпоратив, ссора и вновь сидит один и не понимает, почему тогда на корпоративе не смог довериться чувству. Ведь всё было: желание, надежда, влечение, как модно говорить – химия. Почему?

 Татьяна, стоя одна в центре зала чувствовала себя полностью голой под взглядами коллег сегодня, а завтра осуждающего клубка врагов и завистников. Чего только она не пережила в последующие три месяца. И шиканье, и смех в спину. Пересуды и оскорбления, два раза писала заявление на увольнение, но профессор их разрывал в клочья. Три раза она не выходи́ла по неделям на работу – профессор направлял к ней председателя профсоюза, слезливую, бесхарактерную врачиху, и она, разыграв очередную трагедию, возвращала Татьяну на работу. Как ненавидела себя девушка в эти дни за слабость. Сколько ночей она обливала подушку слезами, не перечесть. Ей было больно, очень больно. В минуты, когда она остро нуждалась в защите и поддержке, профессор, как будто избегал её. Последние полгода были наполнены только профессиональной работой, победами и разочарованиями. Профессор, понимая, как он обошёлся с Татьяной, боялся даже притронуться к надежде об их возможном примирении. Татьяна, в свою очередь, похоже, вычеркнула профессора из своей жизни. Очень уж тяжёлую рану он нанёс ей. У бабочек отсохли крылышки, и они разбежались кто куда, а новых «насекомых» Татьяна к себе не подпускала. «Отлично выполненная работа, хорошая зарплата, фитнес, ежегодный отдых в экзотических странах, проверенные партнёры – «для здоровья», что ещё необходимо для молодой современной девушки», – убеждала себя Татьяна.

 Сейчас же они стояли друг напротив друга. От его учащённого дыхания, горящих глаз, волна пожирающей страсти накатила на девушку. Два непримиримых врага – два коллеги – два влюблённых, забрасывали друг друга молниями ненависти и страсти.

– Не злись, Танюша, – повторил профессор, – и прости меня за всё.

 Глаза Татьяны загорелись дьявольскими искрами. Профессор заметил мгновенное преображение и сделав шаг вперёд, попытался поцеловать девушку.

– Поздно Артур Львович, – Татьяна в последний момент отстранилась. – Я забыла, как любить вас. Я вымерзла, – обманывая его и себя, сообщила Татьяна.

Первое слово, услышанное Ильёй, было: «Кома». Илья занервничал и постарался прислушаться, но сознание в тот же миг отключилось. Позже медленно разрастающаяся боль, волнами от мозга и до пяток охватило всё тело. «Жив, – радостно заискрилась мысль, – в противном случае не было бы так больно». А болело везде: голова, грудь, живот, руки, ноги, только по-разному. В голове будто электрическими потоками боль прорывалась глубже к мозжечку. На грудь боль обрушилась тяжестью многотонного кузнечного молота. Руки, ноги – неимоверной силой выкручивались. Илье показалась, что как быстро появилась и распространилась боль, также быстро она ушла. И снова беспамятство, снова кома. Новым толчком пробуждение было зародившееся ощущение, что одна рука теплее, другая холоднее. Парень попытался настроиться и понять, что происходит вокруг. В себя он пришёл уже несколько минут и лёжа… Вроде, лёжа. Точно лежа, попытался понять, где руки, а где и ноги. Не почувствовав сразу, Илья испугался, что их нет. Но то, что парень не чувствует ни рук, ни ног, было фактом. Попытка открыть глаза, не удалась. Он вдруг почувствовал сильнейшую боль и провалился в сон.