Силь растерялась. Неужели мама не сказала ему, что отец Оксы отметился в их жизни только в момент зачатия дочери? Но почему?

– Я… – промямлила она. – Ну… собственные реакции всегда кажутся справедливыми, ведь когда думаешь о себе, представляется, что уж ты-то прав, не так ли?

– Пожалуй, – раздумчиво ответил Феликс. – Я просто хотел сказать, что не очень привык общаться с Роксаной. Ты-то другое дело. Ты взрослый человек, Силь. И ты, безусловно, понимаешь, что Лотта не обязана привязывать себя к орущему младенцу или к поперечной юнице – что у нее есть собственная жизнь, не так ли?

А у ее дочерей собственной жизни нет, съязвила мысленно Силь, остается только воспитывать чужих орущих младенцев. Не чужих, ладно, – сестер, но не своих же.

Феликс был прав, винить маму за то, что она счастлива, несправедливо. А его винить и вовсе не за что: он не бросил беременную женщину, женился на ней, а значит, дал свое имя и родному ребенку, и приемной дочери, впрягся в семейное дело, каким бы оно ни было, и, судя по всему, дело это вполне себе процветает.

И если он сейчас сидит на своей половине чертова дивана, снова скрестив руки на груди, и смотрит на нее пронзительно, это вполне можно понять. Наверное.

– Да, – сказала она негромко, – я рада, что у вас с мамой все получилось.

Феликс наконец отвел взгляд от ее лица и стал оценивающе рассматривать свои ухоженные ногти. В этом было что-то высокомерно-аристократическое, и Силь вновь задалась вопросом, что он собой представляет, этот человек, решившийся связать судьбу с ведьмой. Если уж у ведьм существовал довольно строгий кодекс по поводу союза с людьми, о чем мама все уши прожужжала юной Силь, то среди людей тех, кто готов был сочетаться узами брака с ведьмой, и вовсе можно было по пальцам перечесть.

– А почему вы женились на маме? – зачем-то спросила она.

Феликс поднял брови, и у Силь защемило в груди. Она должна была быть на маминой стороне, всегда, а теперь будто подводит ее, задавая подобные вопросы! Но ей необходимо было знать. Что она ожидала услышать? Слова о неземной любви? Чистосердечное признание, что брак был заключен после известия о беременности? Может, он должен поделиться подозрениями, что его околдовали?

– Видимо, я слишком рано решил, что с тобой будет легче, чем с Оксой, – размеренно ответил Феликс. – Кстати, раз уж мы теперь одна семья, ты вполне можешь обращаться ко мне на «ты».

– Я спросила…

– Я слышал, Силь. Знаешь, дети должны оставаться детьми – в любом возрасте, по отношению к родителям они неизменно дети. А это значит, что для своих родителей они – в любом возрасте – не взрослые, и родители с ними подобные вопросы не обсуждают. Мой ответ понятен?

Силь чувствовала себя так, будто ей врезали по пальцам линейкой, – ей говорили, что у школяров бывает такое наказание. А самое ужасное, что ответ Феликса был не просто понятным – он был полон достоинства. Те варианты, которые приходили в голову ей самой, ставили бы его в положение человека заискивающего, ищущего расположения старшей дочери, а так он легонько щелкнул ее по носу, напомнив, кто тут главный. Об отношениях на равных и думать не следовало.

Что ж, это в какой-то мере развязывает ей руки: раз она для него не взрослая, вполне можно вести себя не как воспитанная молодая женщина, а как нахальный подросток.

– Я имела в виду, наша ведьминская репутация… вы не могли не слышать о ней, – заявила она злорадно.

– Слышал, разумеется. Ты настаиваешь, что хочешь быть со мной на «вы», Силь?

Она тряхнула волосами, и те зашевелились, будто змеи.

– Нет. Раз уж вы… ты тут всерьез и надолго…

– Еще как, – с удовольствием протянул Феликс. – Еще как надолго.

– Так тебя не напугало, что мы все во главе с мамой ведьмы?

– А почему это должно было меня напугать?

Он явно забавлялся. Силь начинала злиться.

– Люди всегда боялись ведьм, – напомнила она. – Всегда боятся. И всегда будут бояться.

– Я не боюсь твоей матери. – Он склонился к Силь, его глаза потемнели. – И тебя не боюсь.

Едва он успел занять прежнее положение, как явилась мама. Силь торопливо пригладила волосы: сколько неудобств они ей доставляли во время учебы!

– Я так надеялась, что вы поладите, – радостно заключила мама.

– А как иначе, – любезно подхватил Феликс.

– Окса и Даина сейчас придут. Замечательно, что ты уже успела встретиться с Даиной, Силь, я думала, она будет дрыхнуть, а она вскочила ни свет ни заря!

– Даина любительница поспать, – подтвердил Феликс, и в этих словах Силь снова послышалась какая-то подковырка.

Это уже чересчур, подумала Силь. Все дело наверняка только в ней, если она ищет подтекст в невиннейших замечаниях! Даже Окса ведет себя приличнее: она не воспользовалась случаем хоть как-то покритиковать мамин выбор, хотя бы пока Даина ходила за тапочками, несмотря на то что в ее случае упрямство было бы легко списать на подростковый возраст. Феликс, по ее словам, нормальный. «Нормальный» – наверное, лучшее слово, которого можно ожидать из уст подростка, говорящего об отчиме.

Вот только Силь почему-то казалось, что «нормальный» было бы последним словом, которое выбрала бы она сама, если бы ее попросили охарактеризовать Феликса…

Девушки в одинаковой голубой униформе быстро накрыли на стол, пока Силь молча дивилась переменам: она не привыкла, чтобы ей прислуживали. Перед каждым возникла тарелка с ложкой овсяной каши и чашка с горячим какао, в белых блюдах сияли свежие вафли, и пахло от них восхитительно.

Силь ожидала, что за завтраком мама сядет, как бывало прежде, во главе стола, но обеденный стол был круглым, и главных тут не оказалось. Даина разместилась между папой и мамой, и было понятно, что это ее обычное место.

– А теперь вознесем молитву светлым богам, – сказал Феликс, и все закрыли глаза.

Только не Силь. От изумления она распахнула глаза еще шире. Нет, никто не запрещал ведьмам молиться светлым богам, просто в их семье это было не принято. Раньше. В той семье, которой они были раньше, до Феликса и до Даины. Теперь это, очевидно, всем привычно.

Силь воспользовалась моментом, чтобы, втайне соединив мизинец и большой палец и просунув в дырку безымянный, позаимствовать крупицу силы у Оксы и мамы – так, чтобы никто ничего не заметил, – и взглянуть на Феликса особым образом. Перед его лицом воздух показался текучим, словно между ними горел костер, а значит, что-то тут нечисто. Так она и знала!

Даина открыла глаза первой и с любопытством таращилась на Силь. Та торопливо расслабила руку и только сейчас обратила внимание, что волосы малышки теперь были стянуты в пучок. Окса тоже заплела косу, а мама сделала шишку, из которой торчали разномастные шпильки, – только пара упрямых кудряшек-спиралек, выбравшись из прически, обрамляли лицо. А ведь в волосах самая женская сила!

В груди Силь поднялась волна гнева: это наверняка еще одно проявление характера Феликса, приложившего все усилия, чтобы обуздать ведьм. Ну она ему покажет, дайте срок. И назло ему никогда не станет убирать волосы.

– Сегодня у меня счастливый день, – объявила мама, – к нам вернулась наша любимая девочка!

Смущенная Силь потупилась и лишь украдкой поглядывала за реакцией домочадцев. Феликс слушал с благосклонной улыбкой. Окса сидела прямая как палка. Даина весело болтала ножками.

– Говорят, первый ребенок – последняя кукла, но у нас все было не так. Силь всегда была мой боевой товарищ. Сколько нам с ней довелось испытать, когда погибла мама, когда мы скитались, не могли нигде осесть, а она ни словом меня не упрекала, хотя была совсем крошечная! И потом так помогала мне с Оксой! Силь, дорогая, я хочу сказать тост!

Мама даже встала на ноги и подняла свою кружку.

– Мам, тост не говорят, – громким шепотом возвестила Даина, пропуская в словах звук «р». – Тостик жарят. М-м, это вкусно. Можно попросить тост?