Солнечный диск клонился к закату и почти у самого горизонта коснулся полосы облаков, отчего вся широкая равнина, открывающаяся взгляду, с раскинувшейся водной гладью реки и с вершинами холмов на горизонте, была залита ярким золотым светом. Воздух застыл и стояла такая давящая слух тишина, что казалось можно было слышать, как дрожат камыши у дальнего берега реки. На широкой крепостной стене в дощатой башне высоко над рекою стояли трое мужчин. Старший из них, седоволосый, с непокрытой головой и хмурым, загорелым лицом, изборожденном морщинами, приложив руку ко лбу внимательно смотрел в сторону горизонта.

– Они стали табором за холмами в излучине у реки, – нарушая тишину осторожно вставил высокий и широкоплечий молодой парень. Его остроконечный шлем, длинная кольчуга и широкий меч, висевший у пояса все отливало холодным блеском металла.

– Много их? – тихо спросил старший.

– Их то? Тьма. Пацанята прибежали к крепости, говорят, что по утру вышли рыбачить и оказались у табора, за деревьями. Не знаю правда или нет, но говорят, что видели несколько тысячных бунчуков.

– Пацанятам верить, могут и сочинять, сами знаете, – осторожно вступил третий, самый молодой, круглолицый и розовощекий, белокурый парень, стоявший все это время немного позади с вежливой улыбкой на лице. Сказал и после секундного молчания добавил:

– Вот сходить бы посмотреть.

– Сегодня ночью не ждать их? – спросил старший, немного встрепенувшись и выходя из задумчивости.

– Думаю нет. Они похоже с большого перехода у нас. Хоть и кочевники, но тоже люди, им надо перевести дух, обозов дождаться, коней расседлать и пустить в луга.

– Думал я минует нас чаша сия. Надеялся, что даст бог пройдут мимо, повернут от лесов наших да топей, как бывало в старину с пришлыми и степи разбойниками. Но нет. Точно ведет их кто в нашу сторону. Что же, делать нечего, будем готовиться. Одна надежда, что за стенами удастся отсидеться.

– Отец! – с обидой в голосе, сказал высокий молодой человек в кольчуге и в шлеме.

– Что?

– Стены стенами, но недостойно воина прятаться в крепости, как женщинам и детям.

– Не понимаю тебя Ратибор. Что ты хочешь этим сказать? – отец повернулся и пристально смотрел в лицо сыну, слегка закусив губу. Под этим взглядом Ратибор замолчал, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, но немного погодя, справившись с собой и не подавая виду спокойным голосом продолжил:

– Не к лицу дружине княжеской прятаться за стенами, когда враг пришел и стоит у ворот. Выйдем и встретимся с погаными в чистом поле лицом к лицу, как и подобает настоящему воину. Мы здесь у себя на своей земле, не нам их бояться? Постоим за землю свою, побьем поганых и прогоним прочь, чтобы духу их больше здесь не было, либо головы сложим.

– Да, Ратибор, выйдем в поле и решим… А подумал ли ты, кто позаботится потом о наших стариках и о наших женщинах?

– Отец не переживай, если будет суждено тебе погибнуть в бою, я похороню тебя со всеми почестями, которые подобает оказать князю. Даю тебе слово, как твой старший сын.

Князь помрачнел лицом, отвернулся от сына и медленно отошел от края крепостной стены.

– Знаешь, что я тебе скажу, в том, что ты «мой» сын, в этом есть у меня большие сомнения. Мать твоя одна, наверное, знает правду. Но не в этом сейчас дело. Коли ляжем мы в поле от мечей неприятельских, то никто уже не придёт и не позаботится о нас. Просто некому будет это сделать. Никто не отгонит воронов, когда налетят они клевать мертвецов всей своею стаей, так и останемся лежать на сырой земле.

– Отец, не серчай, я согласен с братом. Много среди нас храбрых воинов, готовых дать отпор чужеземцам. Дадим бой и прогоним с земли нашей. Это лучшее что мы сможем сделать чтобы позаботиться о наших людях. И ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня как на своего сына, – вступился за старшего младший брат.

– Миромир, раз уж зашла сегодня речь, в тебе я как раз уверен, что ты мой сын, но и от тебя, поверь, такие слова не слишком радостно мне слышать. Ладно, будь что будет. Чувствую я, что неспроста вы голос подняли, стало быть заодно стоите вы с дружиною нашей, а раз уж так, то поступайте как знаете.

Старший брат, звеня металлом подошел к Миромиру сзади со спины, и положив ему руки на плечи, заговорил:

– Мы не подведем отец. Если решено, то я сейчас же пойду к дружине и велю готовиться к битве.

– Делай как знаешь.

– Ты будешь с нами вечером?

– Нет. Вы и без меня справитесь. Знаете сами, не хуже меня, что нужно делать. Мне охота самому посмотреть на кочевников поближе. Возьму с собой только десяток воинов и поеду прокачусь.

– Отец, подожди, возьми колдуна ворожея с собой.

– Толку с него? Вот кто любитель пустое болтать, да и лошади от него шарахаются.

– Он нам обещал сегодня ветер с дождем и молниями призвать.

Князь призадумался:

– А ты, пожалуй, прав. Это теперь было бы кстати. Эй, где там сейчас колдун Ясмил? Кликните его, пусть собирается, поедет с нами.

Ночью поздней, когда еще не было никаких признаков приближающейся зари, в шатер откинув полог ввалился молодой мужчина. Его голое, загорелое и мускулистое тело, влажное от моросящего на улице дождя, было сильно вымазано в грязи. В руках у него была кожаная сумка, наполненная почти до краев какой-то жидкостью, брызгавшей через края. Заметив его появление князь, лежавший на земле приподнялся и прохрипел:

– Кто это? Ты Ясмил? Принес воду? Сухо в горле у меня. Пить, хочу пить!

– Принес молока, подожди немного.

Шаман Ясмил суетливо ухаживал за князем, усадил его, дал в руки сумку и внимательно наблюдал за происходящим. Князь пил жадно, большими глотками, громко проглатывая и проливая мимо рта струйки молока, которые текли на шею и на грудь. Пару раз он останавливался, откладывал сумку в сторону, но переведя дух через некоторое время снова принимался пить с жадностью. Наконец насытившись он поставил сумку с остатками молока на землю и с облегчением выдохнул:

– Глаза мои снова увидели свет и силы возвращаются ко мне, спасибо Ясмил.

– Что это? – вдруг брезгливо сморщился князь, оглядывая вокруг себя и заметив на земле у своих ног темную лужицу.

– Я отсасывал кровь из раны у тебя на шее и сплевывал тут же. Куда бы мне было бегать, боялся, что умрешь если буду медлить. Много твоей крови пришлось выплюнуть, много ее и проглотил я внутрь себя.

– Чертова стрела, как наказание небес. Я ведь заметил ее, да что толку, все одно не успел увернуться.

– Радуйся, что ты жив остался. Крови много вышло. Долго был без чувств, всю дорогу пока я тащил тебя до палатки и в палатке потом.

– А зачем ты догола разделся Ясмил и, вдобавок, вымазался грязью как черт?

– Черт! Опять ты ругать меня взялся князь. Как только очнулся ты наконец, помнишь ли, сразу потребовал воды. Что мне оставалось делать, пришлось бежать к поганым, иначе боялся, что не выживешь ты.

– Голым побежал?

– Да. Решил я, что если заметят и схватят меня, то скажу, что хотел перебежать к ним, да среди наших проведали об этом, разом схватили меня, собирались казнить, раздели уже, держали как пленника, однако я сумел вырваться и в таком виде как был бежал от своих мучителей. Меня бы, наверное, поняли и приняли там, одели, накормили, а потом я бы улучив момент сбежал бы от них. Иначе, попадись я им в руки в одежде, они просто убили бы меня как есть признав за шпиона вражеского и не разбираясь сильно.

– Ишь хитер ты черт, ловко все удумал. Только вот что-то не надежна твоя ворожея. С ветром только хуже вышло, наделал он нам проблем сегодня. Собаки как учуяли нас, такой лай подняли, что монголы всполошились, всадников выслали за шатры, еле успели мы ноги унести.