– Но деньги вперёд.

– Без ножа режешь. Сейчас пойдём с тобой в бухгалтерию. Вся наша казна на тебя уйдёт. Театр и так на ладан дышит. Ладно, теперь осталось найти Мышкина.

– Не, не, я пас, даже за деньги, это вообще не моя тема, – отрезал Арс, увидев на себе заинтересованный взгляд Заславского.

 Молящий взгляд режиссёра поймал на себе Лёха.

– Да можно, в принципе, – почесав затылок, с неподдельной лыбой ответил парень.

– Сколько?

– Да, блин… Бутылочки коньячка будет достаточно.

– Золотой ты мой человек! Низкий тебе поклон от всего российского театра. Так, всё, ребятки, времени уже не осталось! Я буду за кулисами, наговаривать вам текст. Там его совсем немного. Но может что-то от себя и придётся сымпровизировать. Вы же читали роман?

– В школе, в кратком пересказе. – сказала Гелла.

 Заславский посмотрел на Лёху.

– А я в школе – только автора и само название.

– Ладно. Как-нибудь выплывем. Тем более, что большая часть действа – это трахач и охач. За мной друзья, времени у нас в обрез.

 ***

 До начала спектакля оставались считанные минуты. Лёха и Гелла из-за кулис выглядывали в зал.

– Мы, сука, влипли по самые гланды, народу до хера, – заключила Гелла. – Чуть ли не на головах сидят друг у друга.

– Ну, что ты хочешь, это тебе не на айфон насосать. – с подступающим смехом сказал Лёша. – 50 кусков придётся отработать.

– Насосать на айфон – это видимо из личного опыта? – прошипела Гелла, посмотрев на друга испепеляющим взглядом.

– Да ладно тебе, – Лёха по-конски заржал, – не грузись, оторвёмся, будет что вспомнить.

– Что-то не вижу Арса и Кармен.

– Так мы ж билеты на галёрку покупали. Ты их и не увидишь.

 К ребятам вбежал Заславский.

– Так, ребятушки, максимальная концентрация. Через минуту начинаем. Не беспокойтесь, текст у меня. В беспроводные наушники я буду вам всё наговаривать. Так, а где текст? Куда я его положил? По-моему где-то там бросил. Всё, мои хорошие, ни пуха.

 Заславский удалился.

 Открылся занавес. Гелла, одетая в чёрное шёлковое платье, разместилась на роскошном бежевом диване рококо и сверлила Лёху глазами. Лёха же, в мешковатом сером костюме, который смотрелся на нём как что-то инородное, стоял недалеко от своей партнёрши и от волнения бегал глазами во все стороны. Уже прошло около минуты, но ничего не происходило. В наушниках – тишина. Лёха начал нервничать ещё больше. Уже занервничала и Гелла. Бросив взгляд в сторону кулис, Лёша увидел, как побледневший Заславский даёт им понять, что текст куда-то потерялся. Будучи почти в предобморочном состоянии, Лёха повернулся к Гелле и еле заметно покачал головой в разные стороны: «Текста нема, подруга». Ему казалось, что Гелла испепелит его обезумевшим взглядом, но она затем сдавленно улыбнулась и слегка кашлянув, выдала:

– Мышкин, а вы идиот, скажу я вам.

 Справившись с волнением, Лёха ответил:

– С чего это?

– Вы меня не хотите. Полный идиот.

– Почему вы решили, что я вас не хочу?

– Мне доложили, что вы до сих пор онанируете на мой портрет в доме Епанчиных. А могли бы уже давно жарить меня. Я поняла, что так больше продолжаться не может и позвала вас сегодня к себе на… чай.

– Спасибо, Настасья Филипповна, ваш чай восхитителен. Как, собственно, и вы.

– Вы сравнили меня с чаем?

– Вы такая же горячая.

– Горячая …, – Гелла встала и вплотную подошла к Лёхе. – Не верю, Мышкин. Докажите. Иначе уже завтра я буду другому отдана и стану век ему верна.

– Ну.. я…

– Князь, да что же ты за тормоз такой, – Гелла с остервенеем начала Лёхе расстёгивать брюки. – Где там твой жеребец спрятался. О.. Хорош! Ну, что Мышкин, прожарь меня сейчас как следует.

– Тебе какую прожарку, Настасья Филипповна? – прорычал Лёха, резко прижав Геллу к себе. – Среднюю или максимальную?

– Спали меня ко всем чертям, чтоб здесь стало жарко как в аду!

 Лёха резко повалил Геллу на диван и словно оголодавший зверь стал рвать на ней платье, а затем стянул с себя брюки, но тут дверь в партер распахнулась, в зале включился свет. Вошли восемь коренастых мужчин, одетых в чёрную униформу. За спиной у каждого висел самурайский меч. Группу возглавлял парень крепкого телосложения с горящим и совершенно диким взглядом. Он пустил вверх автоматную очередь. Раздались крики.

– Добрый, вечер уважаемые, – Антон пошёл вдоль рядов. – Мы не хотели портить вам вечер, но режиссёр того дерьма, за которое вы заплатили свои кровные, не оставил нам выбора. Я и мои коллеги, – он указал на свою команду, – являемся представителями самой неблагодарной профессии в России. Мы – театральные критики. И мы устали наблюдать за тем, как российское театральное пространство постепенно превращается в общественный туалет, из которого несёт за километр. Но спектакль, поставленный господином Заславским к 200-летию величайшего русского писателя Фёдора Достоевского, стал последней каплей. Дамы и господа, чаша нашего терпения переполнена. То, что делает Заславский – это преступление против нации. А если есть преступление, должно обязательно последовать и наказание. Этот ублюдок развращает молодёжь, которая ходит на его говноспектакли и постепенно превращается в моральных уродов. А ведь сегодняшняя молодёжь – это наше завтра. Вы хотите, чтобы оно было вот таким? – Антон показал на Лёху со спущенными штанами и растрёпанную Геллу с порванным платьем. Затем он повернулся к зрителям. Люди Антона тоже стояли к ребятам спиной. Такая странная потеря бдительности дала Лёхе и Гелле считанные секунды, чтобы покинуть сцену. – Я думаю, не хотите, – продолжал Антон свою мысль. – Вы, уважаемые зрители, стали заложниками ситуации. Хотя, какие вы к чёрту уважаемые, если покупаете билеты на эту порнографию. Но так как сегодня у меня не самое дурное настроение, я даю вам шанс остаться в живых. Мой критический автомат готов вас пощадить. А вот кто уже никогда не выйдет из здания театра – так это артисты, принимавшие участие в этом мразотном спектакле, все цеха, весь технический персонал. Сегодня прольётся их кровь. Ну, и конечно, полетит голова с плеч главного ублюдка, затеявшего эту вакханалию – режиссёра Виктора Заславского. Даю вам, дамы и господа, ровно минуту, чтобы покинуть зал.

 Повисла пауза.

– НАХУЙ ВСЕ ОТСЮДА, Я СКАЗАЛ!!! – Антон пустил вверх автоматную очередь.

 С криками и воплями зрители рванули со своих мест и кинулись в сторону выхода. У дверей началась звериная давка. Хруст позвонков, брызги крови, люди, орущие самым отборным матом – Ночь беззакония продолжалась. Собрав последние остатки сил и самообладания, Арс каким-то чудом вытиснулся из этой мясорубки, таща за собой совершенно ошалевшую Кармен.

– Блять, это что вообще?! – визжала девушка.

– Кармен, не время истерить! – будучи сам напуганный до смерти, Арс отчаянно пытался включить героя. – Нам надо найти Лёху и Геллу. Они пока в безопасности, я видел, как они уходили со сцены. Пойдём, скорее!

 Тем временем Гелла и Лёха метались по театру в поисках друзей.

– Я бы никогда не подумала, что это театральные критики, – недоумевала Гелла. – Я всегда считала, что эти критики – щупленькие или, наоборот, пузатенькие мужички с тремя волосинками на башке, с кучей комплексов, всю жизнь живущие с мамой. А тут такие брутальные самцы. Прям захотела их. Особенно их главного. Он прям вообще секс ходячий.

– Ты хотя бы сейчас можешь не думать о ебле?! – психовал Лёха. – Наши друзья в опасности, а у тебя, как всегда, только одно в голове.

– И мне это говорит кабель, который готов трахать всё, что движется.

– Ты просто всё ещё бесишься, что у нас с тобой в своё время не срослось.

– Чего??

 Неизвестно, чем закончилась бы их перепалка, если бы им навстречу не летел Заславский с одуревшими глазами.

– Гелла, Лёша, вы живы! Эти сволочи окружили всё здание! Никуда невозможно дозвониться! Полиция не отвечает!

– Конечно не отвечает. – Гелла даже немного удивилась неосведомлённости Заславского. – Ещё не было официальной отмены Ночи беззакония. Всё продолжается.