Но на этом дело еще не кончилось. Вскоре должна была явиться большая толпа охотников, вооруженных самым лучшим оружием. Они должны были содрать с медведя ценную шкуру и вместе с черепом и клыками, считавшимися самыми могущественными амулетами, отдать ее тому охотнику, который первым выследил медведя. Мясо принадлежало всем. Радость длилась несколько дней, так как медведь был очень редкой добычей для этих охотников.

***

Путешественники всего этого не видели. Они сидели у костра и, плача от дыма, грели свои деревенеющие члены. Дождаться бы только вечера! Это было главной их заботой. Немало смущала их также полная их безоружность.

— Я не могу простить себе, что не захватил с собой ружья, сказал лорд.

— Кто же мог предположить, что нам представится случай охотиться под землею на львов, мамонтов и медведей? — заметил Станислав.

— Я более всего жалею о том, что у меня нет приборов, необходимых для научных наблюдений, — заметил геолог. — Я не могу даже определить широты места и его высоты. Но самое обидное — это то, что я ничего не могу с собой взять отсюда. Столько научного материала и не быть в состоянии воспользоваться им!

— Взять с собою мы, понятно, ничего не можем, и с этим надо мириться, — подумав немного, сказал лорд, — но зато мы можем оставить здесь о себе вечную память.

— Что вы хотите этим сказать?

— Сейчас, сейчас поймете, в чем дело. То, что я намерен сделать, на многие тысячелетия увековечит наши имена.

Профессор с недоумением смотрел на англичанина.

— Первым делом, — продолжал лорд, — надо выбрать скалу, но не какую-нибудь, а такую, которая не легко поддается разным разрушительным влияниям. Сделайте милость, профессор, назовите мне такую породу.

Каменные и костяные орудия века северного оленя

Профессор охотно исполнил его просьбу и с удивлением смотрел, как лорд сломал камнем деревянную оправу своего единственного ножа.

— Предоставляю вам, профессор, предаваться вашим наблюдениям, а мы со Станиславом возьмемся за работу.

— Иными словами, вам надо отделаться от меня.

— Вы очень догадливы, — я хочу сделать вам сюрприз. Но еще одну вещь скажите мне: где мы теперь находимся?

— В Динарских Альпах, вблизи Дуная.

— Покорно благодарю! Больше вас беспокоить не буду, — сказал лорд, показывая жестом, что он желал бы остаться один.

Люди века северного оленя, убивающие мамонта

Профессор, заинтересованный, отошел в сторону.

Лорд Пуцкинс в поте лица работал до самого вечера. Станислав помогал ему по мере сил и умения. Профессор, погруженный в свои наблюдения, не мешал им и явился лишь на их громкие призывы. Когда он подошел, лорд, стоя на лесах из ветвей и каменьев, выбивал тупым концом ножа последние буквы надписи на гладкой поверхности скалы. Профессор остановился и прочел следующие слова:

«К вечной славе Лешека Допотопнова, первого путешественника по Европе, который за несколько тысячелетий до Р. X. посетил берега Дуная.

Надпись сия сделана его верным товарищем, лордом Пуцкинсом из Пуцкинсона».

Геолог невольно улыбнулся.

— Теперь вы понимаете, профессор, какой вы великий человек. Вы не только открыли Дунай, но вы и первый ученый, познавший Европу — и когда? За сколько веков до Р. X.? Разве вы не заслужили этим вечной славы и лучшего памятника, нежели мое скромное произведение. Колумбу поставили несколько памятников, а между тем, он открыл только Америку и то уж тогда, когда ее до него посетили другие, менее счастливые путешественники. Вы же открыли не только Европу, но и весь земной шар…

Профессор от всей души расхохотался и горячо пожал руку лорда.

— Жалко вашего труда и ножа, дорогой лорд! Несмотря на ваш памятник, мир ничего не узнает о наших славных открытиях. Прежде, нежели народится на земле существо, способное разобрать эту надпись, от нее и следа не останется.

— Как! вы, палеонтолог, говорите подобные вещи! Кто же начертал изображение мамонта и многих других животных на костях и рогах северных оленей ледниковой эпохи? Ведь вы сами же говорили, что многие произведения художников тех времен дожили до наших времен. Отчего же мой памятник не будет настолько же счастлив?..

— Там были исключительные условия, один случай на тысячу…

— Быть может, и здесь произойдет что-нибудь исключительное, и когда-нибудь, когда уже нас не будет, эта надпись возвестит миру никому не известный факт…

— Однако вы усердно отстаиваете свое произведение, — со смехом сказал профессор. — Во всяком случае, спасибо за доброе желание. Теперь вернемся к нашему костру. Холод усиливается, и ночь близка.

XXV

НОВЫЙ КАМЕННЫЙ ВЕК^[16]. ЖИЗНЬ ЗА ЖИЗНЬ

После долгих, суровых, беспрерывных зим опять пришло в Европу тепло, а вместе с ним и южные животные. Не было, правда, носорогов и гиппопотамов, отделенных теперь от Европы широкими морями, ни кошек, которые бы преследовали их стада, но тянувшиеся на сотни миль дремучие леса дрожали от рева зверей. Стаи птиц и насекомых стали многочисленнее, нежели перед тем. Бесчисленные породы их всевозможного вида и величины наполняли воздух, воды, траву и леса. Но число млекопитающих по сравнению с периодами миоцена и плиоцена было теперь гораздо меньше. Господство четвероногих быстрыми шагами приближается к упадку. Великолепного мамонта и пещерного медведя постигла такая же судьба, как мастодонтов и махайродусов со страшными клыками. Северные олени, выросшие на жестких мхах, переселились к полюсу, а за ними и значительная часть европейцев, судьба которых издавна связана была с этими животными. Люди, переселившиеся на далекий север, никогда уже не возвращались в родные края. Те же, которые остались, скоро сжились с новыми условиями жизни. Это были мечтательные люди, чрезвычайно чуткие к красотам природы, и вели они легкий, счастливый образ жизни.

Слабо заселенные леса и степи недолго ожидали новых жителей. Люди другого племени, более развитые, пришли из далекой, неизвестной нам страны и медленно расходились во все стороны. На западе они нашли совсем почти еще безлюдные пространства. Каждое поколение углублялось все дальше в глухие чащи, изобиловавшие зверями.

Пришельцы эти значительно отличались от первых европейцев. Ничего удивительного, что оба племени, встречаясь случайно, старались избегать близких сношений. Европейцы четвертичного периода, как кочевники, любили лишь вольную степь и беспрепятственно уступали пришельцам облюбованные последними места и уходили на запад и на север. Небольшая часть их осталась и покорно переняла новый уклад жизни.

Племя, которое увидели наши путешественники, насчитывало уже много лет существования. Не считая тысячелетий, проведенных ими в своем отечестве, они уже многие века жили во вновь занятой стране.

Орудия из шлифованного камня

Это были уже пра-прапра-правнуки первых пришельцев. Образ жизни, мышление и обычаи нового племени и старого, представители которого встречались еще кое-где на далеких окраинах, резко различались между собою. Первые европейцы, как мы говорили, вели кочующий образ и жизни, пришельцы — оседлый. Первые жили охотой и не могли даже представить себе, чтобы из земли можно было извлекать какие-либо выгоды; вторые взрыхляли уже землю при помощи кирки, которая может считаться первой «сохой». Первые обладали лишь грубыми каменными орудиями, гнездились в пещерах лишь временами, так как постоянно переходили с места на место; вторые умели шлифовать камни и делали из них топоры, молоты, долота и другие орудия. Они всегда жили в пещерах или землянках и сажали в землю зерна растений, которые они вывезли из своей родной страны. Коренные жители жарили или сушили мясо; они не знали, что значит варить его, не имели понятия о гончарном искусстве. Горячую воду они приготовляли, бросая раскаленные в костре камни в кожаные мешки, наполненные водой. Пришельцы же умели нагревать воду над огнем в сосудах из кожи или коры древесной и в плетенках, облепленных толстым слоем глины. Мало-помалу они убедились, что глина по обжигании становится твердой, как камень. Тогда они научились делать горшки и разные сосуды из одной глины. Ржаные и ячменные колосья они жгли или рубили и осыпавшиеся зерна сушили, крошили на кашу и готовили из них хлеб.