Череп махайродуса

Путешественники поспешили укрыться за деревьями. Раздалось еще одно другое рычание, от которого кровь у них застыла в жилах, и наконец шум несколько утих. Но вдруг земля задрожала, казалось, от топота ног сбившихся в кучу великанов и застонала от ужасных криков, вырывавшихся из их пастей. В криках этих можно было разобрать и ужас, и гнев, и боль. Продолжалось все это около пяти минут; затем стадо быстро удалилось. Наступила тишина; только притихшие было от испуга птички вновь оживились и весело зачирикали. Вдруг до слуха профессора донеслось глухое, свистящее дыхание и какие-то движения в кустах, точно кто-то метался там. Они приблизились к месту, которое перед тем, вероятно, было свидетелем какой-то ужасной драмы, и увидели огромного мастодонта, который, опершись на передние две ноги и на два клыка, тщетно пытался подняться. Силы уже оставляли его, и смерть приближалась к нему быстрыми шагами. Из разодранной шеи обильной струей лилась темная кровь. Окровавленный хобот обернулся змеей вокруг раны, глаза умирающего животного с выражением тоски и муки смотрели вслед отдалявшемуся стаду, а голова его свешивалась все ниже и ниже.

Наконец он еще раз тяжело вздохнул, вытянул хобот и упал навзничь.

Вдруг Станислав заметил в нескольких шагах от мастодонта растерзанное, относительно небольшое животное. Его сразу трудно было отличить от темной коры пня, на котором оно лежало. Когда путешественники наши подошли к нему ближе, палеонтолог узнал в нем саблезубого тигра, или махайродуса. Эта великолепная кошка с ужасной пастью, из которой сверкали длинные клыки, кривые и острые, как сабля, была буквально искромсана и походила на кусок изрубленного мяса. Очевидно, здесь разыгралась кровавая драма. Сильнейший и крупнейший из хищников, когда-либо существовавших на земле, уверенный в своей ловкости и железной силе мускулов, бросился на одного из мастодонтов. Но он, должно быть, плохо рассчитал свои силы, и ему не удалось уйти от мести разгневанных великанов. Обыкновенно мирные и спокойные, они лицом к лицу с врагом делаются жестокими до неузнаваемости. Тигр убил, правда, одно из самых больших и смышленых животных, но и сам был искромсан в куски.

Ландшафт плиоценовой эпохи

Станислав со страхом и любопытством разглядывал тело истерзанного хищника.

— Здесь можно голову потерять, — сказал он. — Я было уже обрадовался, что мы благополучно добрались до «нашего времени», и вдруг мамонт!

— Мастодонт, — поправил его лорд.

— Все равно!

— Далеко не все равно, — возразил профессор. — В плиоцене господствуют мастодонты и динотерии. Правда, один вид мамонта появляется уже и в этом периоде в южной Европе, но встречается редко и играет очень незначительную роль.

Млекопитающие плиоценовой эпохи

— А как далеки мы еще до XIX века? — спросил лорд.

— На этот вопрос, лорд, ответить очень трудно, — сказал профессор. — Но тем не менее, могу вас утешить. Можно, я думаю, безошибочно сказать, что от «нашего времени» нас отделяют теперь лишь несколько сотен тысяч лет.

— Несколько сотен тысяч! — пролепетал испуганный Станислав.

— Милый мой, мы оставили за собою уже миллионы лет, и я совершенно не вижу причины пугаться такого пустяка.

— Хорош пустяк, нечего сказать! Я хотел бы сидеть уже в вагоне и знать, что мы едем домой.

— Охотно верю тебе, друг мой, но прежде чем увидеть друзей наших и знакомых, мы должны еще пережить род мастодонтов и динотериев. Прежде должны еще пройти перед нами пещерные львы, прежде должны они еще выпить море крови несуществующих еще теперь антилоп, жирафов, оленей и газелей. Мамонты должны еще размножиться и вымереть. Из Азии должны еще прибыть пещерные медведи, туры, зубры и лошади…

— Довольно, довольно! — взмолился лорд.

Моа, гигантская новозеландская птица четвертичного периода

Но профессор в своем палеонтологическом увлечении ничего не слышал и продолжал:

— В Англии должен появиться исполинский олень; в Южной Америке — гигантские ленивцы и гигантский броненосец; в Австралии — гигантская птица моа… В данный момент, — заключил профессор, — млекопитающие переживают эпоху своего высшего развития и царят над всем животным миром, но ни один из теперешних видов не доживет до нашего времени. Останутся роды, да и то не все…

— Сотни тысяч лет, сотни тысяч лет! — не переставал шептать Станислав.

— Да успокойся наконец и перестань ныть! — с досадой проговорил лорд. — Ты забыл, что ли, что для нас века мелькают, как секунды!

Мегатерий, гигантский южноамериканский ленивец ледниковых эпох

XXI

ВЕК ПЕЩЕРНОГО МЕДВЕДЯ. НЕОБЫКНОВЕННАЯ ГУСЕНИЦА. УЖАСНАЯ ВСТРЕЧА

Прошло еще триста тысяч лет. Мир нисколько не состарился. Состарились лишь немного планеты и светила небесные. На некоторых рассеялись обволакивавшие их туманы, на других свет погас. На одних начиналась жизнь, на других она приходила к концу. На Земле за такой короткий срок больших перемен произойти не могло. Несколько видов животных и растений вымерло, несколько новых зародилось, — вот и все.

Резкой разницы между климатом и временами года, какую мы видим в наше время, тогда еще не было. Климат Европы мало отличался от климата Северной Африки. Точно так же мало отличались растительный и животный мир разных стран. Правда, в Европе хоботные встречаются реже, но носороги и гиппопотамы водятся еще в большом количестве не только на материках, но и на островах. Махайродус уже очень редко смущает покой мамонтов, к тому же, так как число этих животных поредело, то кровожадные кошки стали ощущать недостаток в пище. Они встречаются еще в жарких странах, где они принуждены довольствоваться кровью небольших носорогов, лошадей, даже антилоп. Для медведей наступили золотые времена. Они неограниченно царили на всей земле и пользовались по желанию то растительной, то животной пищею.

Путешественники наши с большим трудом выбрались из густой, непроходимой чащи деревьев и растений и вышли на желтый песчаный берег морского залива.

Лорд начал был уже взвешивать их шансы увидеть вдали маяк или башню и колокольню какого-нибудь города, как вдруг профессор сделал маленькое открытие, рассеявшее все его мечты. Он обратил внимание на нагроможденные в одном месте раковины устриц и улиток и заметил среди них камень, при виде которого не мог удержаться от крика удивления. Для непосвященного глаза этот камень, имевший форму огромного миндаля, казался таким же неинтересным, как и множество других, лежавших на берегу, но для геолога это не был обыкновенный камень. Для него это был важный документ. На поверхности его были следы сильных ударов каким-то инструментом, нанесенных, по-видимому, с определенною целью, так как камень был обтесан и на одном конце заострен. Геолог внимательно рассматривал его и поминутно переводил глаза на землю. Это обратило наконец на себя внимание лорда.

— Что вы там нашли интересного в этой сорной куче? — спросил он.

— Эта сорная куча стоит столовой богача. Перед нами трапезный стол царственного дитяти.

— Что же это за животное? Насколько нам известно, ни молодые махайродусы, ни мамонтята не едят устриц.