Как юности памятник зыбкий,

Во мне и поныне светла

Какая-то четверть улыбки,

Живущая тем, что жила.

Порой неудобна, как маска,

Надежда в холодной груди:

Мерцает волшебная сказка,

Чернеется явь посреди…

Горя в торжестве иллюзорном,

Подсолнечник хочет шепнуть

Своей желтизною – что зернам

Доверена черная суть.

Фернандо Пессоа

Посвящается нашим детям – с верой, любовью и надеждой.

«Все женщины любят букеты, немногие женщины

любят цветы».

Альфонс Карр

Она забралась в заросли малины у забора, отделяющего их участок от соседнего, и приготовилась ждать. Прошлый раз колючие ветки исцарапали ее голые руки и ноги, и теперь, наученная опытом, она подготовилась: темно-синий мужской свитер должен был ее защитить. Свитер оставил Катин любовник, и если бы Катя увидела ее сейчас, то скандала было бы не избежать. Несколько раз Алиса видела, как тетя зарывалась лицом в его синие дюны, вдыхала оставленный на нем запах, а потом тихонечко плакала. Ну, что его обнюхивать-то? Собака ты, что ли? Хахаль Катин больше не появляется. Раньше такой пустяк не смог бы вывести Катю из равновесия: ну, ушел да ушел, следующему место освободил. А в этот раз просто страсти-мордасти какие-то…Хлопнула дверь. Соседка ,наконец-то, вышла из дома. Сначала стояла тишина, потом громыхнуло ведро: она собралась набрать воды из железной бочки. Алиса услышала, как тетя Лиза, испуганно охнув, произнесла растерянно:

– Да что же это…

Подождав еще немного, Алиса выбралась из зеленого «пекла» и через окно вернулась в свою комнату.

– Алиса! Да Алиса же… !– Катя возникла на пороге комнаты.– Я долго еще буду надрываться? Ты не видела флэшку? Синенькую такую? Ну, посмотри в своем рюкзачке, он ведь у тебя как филиал ящика Пандоры..!

Из розового чрева рюкзака на кровать стали вываливаться совершенно необходимые для жизни двенадцатилетней девочки предметы: огрызок химического карандаша, огромное красное сердце-леденец, два маленьких блокнота, разноцветные проводки, переплетенные между собой, несколько бенгальских огней, три тюбика губной помады – один из них Катя оставила уже всякую надежду отыскать, коробок с тремя охотничьими спичками, зеркальце и рогатка. Синей флэшки не было.

– О, боги! – Катя закатила глаза в притворном ужасе. – А рогатка-то тебе зачем?

Не дождавшись ответа, она исчезла за дверью:

– Ничего не понимаю… Ну куда она могла подеваться?

Алиса водворила хаос обратно в розовое нутро. Достала из кармана шортиков синий прямоугольник, и , высунувшись из окна, зашвырнула его в заросли малины:

– Вершись, судьба, по моему хотению!

В животе урчало от голода. Она вспомнила, как бабушка Зося говорила в таких случаях: »Кишка кишке бьет по башке». Смешно. Да, бабушка, а точнее прабабушка, всегда отличалась умением сказать словцо кстати, у нее в запасе имелось много таких вот «перчинок» – присказок да шуточек-прибауточек. Она называла ее, свою правнучку, «дитенком», прижимала Алисину голову к своему животу и целовала в макушку. Жалко, что бабушка умерла. Алиса приоткрыла дверь в комнату Кати:

– Есть что-нибудь покушать?

Катя оторвала голову от подушки:

– Поищи что-нибудь в холодильнике. У меня голова раскалывается. Сходи потом к соседке – попроси аспирин.

Алиса открыла холодильник. Тоскливая картина. Последние два яйца Катя разбила на сковороду сегодня утром и обжарила их с двух сторон – «во избежание заражения сальмонеллезом». Гадость. Алиса любила сырой желток – в него можно было макать хлеб. В холодильнике болталась недопитая бутылка молока. Она залила им остатки хлопьев. Все. Пообедали. Теперь оставалось только завалиться спать, хотя можно было и почитать, конечно… С собой на дачу они взяли «Маленького принца», который показался ей откровенно скучным. Правда, была еще одна книга с интересным названием «Долина кукол», но Катя, увидев эту книгу у Алисы в руках, тут же ее выхватила, заметив, что что-то не припоминает такого названия в списке заданных к прочтению на лето книг. Алиса постояла на веранде, а потом направилась к дровяному сараю. Через минуту она была уже на его крыше – отсюда можно было наблюдать за всем, что происходит на ближайших дачных участках. В проулке детвора играла в «магазин»: разложив на сдвинутых в ряд ящиках пакетики с жевательными конфетами и сухариками, приставала к редким прохожим: »Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, не проходите мимо! Загляните в наш магазин!». Те улыбались и шли себе дальше. Вскоре девочку и мальчика из этой предприимчивой компании позвали обедать, и они убежали, оставив своего товарища приглядывать за «прилавком».» Надо же, как с этими маленькими все носятся», – подумала Алиса.– А вот большие должны уже «сами все понимать». А вы спросили меня, хочу я этого? Хочу ли я понимать, что никому особо не нужна?» Мать опять вышла замуж, на этот раз за мужика, который сам никак не может удержаться, чтоб раз в пять лет не жениться на ком-нибудь. Совет да любовь. У нового папаши уже имеется двое детей – по одному на память о счастливых днях с их матерями. Сколько лет она уже слышит это: »Ты уже не маленькая!» Похоже, сначала она, Алиса, побыла немного младенцем, а потом сразу же стала «большой». Она вспомнила расширяющиеся огненные круги, словно распускающиеся цветы салюта в темноте, охватившей ее тогда: ей было пять лет, и у нее была высокая температура. Да, считается, что это свидетельствует о хорошем иммунитете – организм борется, сжигая врага, но Алисе казалось, что она умирает. Кати дома не было. Алиса впадала в забытье под идущие безостановочно мультики, потом ненадолго открывала глаза. Ей хотелось тогда, чтобы мать оказалась рядом, она звала ее и даже увидела, наконец, в той темноте, но приблизиться к ней не смогла: мать, наморщив лоб, раздраженно спросила: »Заяц, ты что?», и ее лицо сменили огненные вспышки. Когда Катя вернулась и стала ее тормошить, она все повторяла: »Заяц сдох, заяц сдох…». На следующее утро Алиса слышала, как тетя что-то долго на повышенных тонах обсуждала с матерью по телефону, а потом, вернувшись в комнату, поцеловала ее в лоб:» Мама через несколько часов улетает на острова – они давно запланировали эту поездку. Вернется через две недели. Но мы с тобой и сами справимся – мы же стойкие оловянные солдатики, да? Ты у меня уже большая, сама все понимаешь…». То, что ей, как этим пресловутым солдатикам, предстоит долго держать оборону, Алиса поняла еще в сопливом возрасте: в детский сад пришел новенький, и, понаблюдав за ней несколько дней, спросил насмешливо: »У тебя что, мамы нет?» Конечно, она его осадила: »Мамы есть у всех!», и, услышав, как мамаша подзывает его :»Толик, идем!», презрительно добавила:»Дэбил!» Слово это она слышала от Марианны Львовны, их волоокой соседки: та заходила иногда к Кате по вечерам с бутылочкой коньячка. «Я сегодня весь день на нервах! – жаловалась соседка. – И вот спроси у меня, почему? Ну так Толик ведь! Дэбил. Дэбил и деградант!» Кто такой этот загадочный Толик, Алиса узнала учась уже в школе: Марианна Львовна принесла коньяк и сказала Кате :»Давай помянем..!» Потом всплакнула: «Доброй души человек был наш Толик. Да и начальник – каких еще поискать!» Толик ее, Марианну Львовну, ценил – не то что эта стервозная молодая особа, занявшая теперь его место и намекнувшая, что штат сильно раздут, и некоторые, к сожалению (ага, так я ей и поверила!), неминуемо попадут под сокращение… Как-то Катя сказала: »Главное твоя мама для тебя сделала – наделила красотой. Если научишься ею пользоваться – перед тобой откроются все двери». Она, Алиса, вроде бы и есть в жизни своих родных, а вроде бы ее и нет. Они, наверное, ждут не дождутся, когда ей стукнет столько, чтобы можно было сказать:» Все что нужно, у тебя есть – ты красивая, значит, не пропадешь!», и повесят на захлопнутую перед ее носом дверь табличку с надписью: »Не беспокоить!». Странно, в мире так много людей, мир ими просто кишит, они даже могут задеть тебя плечом, проходя мимо, а ты все равно один. Может, надо было сначала запастись любовью, прикупить ее побольше, прежде чем производить меня на свет? Что ж, как вам понравится, когда я изменю ваши жизни, заставлю их идти «по моему велению, по моему хотению»? Может, тогда вы меня заметите и хоть о чем-нибудь пожалеете?