— Черт, — выдыхаю я, глядя на море, раннее утреннее солнце заставляет волны переливаться обещанием нового дня. Все это время тьма вцепляется в мои внутренности, когда мой мир начинает рушиться вокруг меня.

Возвращение в Лондон фактически означает подписание свидетельства о смерти всего, что мы здесь построили. Больше никаких ночных купаний голышом с моей девочкой. Больше никакого грязного душа или ленивого утра. Больше не будет… ее.

Уронив голову на руки, я закрываю глаза, борясь за то, чтобы удержать все, что я узнал о себе здесь. Сила, которую дала мне Калли, чтобы встретиться лицом к лицу с несколькими моими демонами и принять ее помощь.

Как я могу вернуться в свою квартиру без этого? Без ее мягкой улыбки, ее нежных прикосновений, ее отчаянных криков о большем.

Я понятия не имею, как долго я сижу там, утопая в собственной печали и жалости к себе. Но солнце намного выше в небе, и оно начало обжигать мою кожу некоторое время назад.

Я наполовину ожидал, что она проснется и придет искать меня, но от нее не было никаких признаков.

Понимая, что Эван хочет, чтобы она вернулась домой как можно скорее, я в конце концов поднимаюсь на ноги и направляюсь к дому. Каждый шаг причиняет боль, мое сердце становится пустее, а душа темнее с каждым шагом, который я заставляю себя сделать.

К тому времени, как я проскальзываю в гостиную, я снова воздвиг стены так высоко, что, клянусь, ничто не сможет коснуться меня.

Я становлюсь пустой версией себя, которой был так долго, что забыл о существовании мальчика, которым я когда-то был.

Мои шаги замедляются, когда я переступаю порог спальни и нахожу Калли все еще крепко спящей, стянув одеяло до пят, открывая мне всю длину своего тела.

У меня текут слюнки, когда я пробегаю глазами по ложбинке у нее на талии и спускаюсь к ее круглой, восхитительной заднице.

Мой член шевелится в предвкушении, но я уже знаю, что мы туда не пойдем.

После прошлой ночи это произошло как нельзя кстати.

Наша последняя встреча оставит у нее воспоминание о том, какой я на самом деле жестокий, эгоистичный, разрушительный мудак.

Таким она должна меня помнить. Это то, что ей нужно. Потому что, если она не возненавидит меня, если она попытается бороться за меня и позволит мне хотя бы на секунду поверить, что мы могли бы быть кем-то за пределами нашего маленького кусочка рая здесь, тогда я сломаюсь и сделаю что-нибудь глупое, например, пойду к Эвану, умоляя отдать мне его дочь. Поступить так было бы все равно что выписать себе смертный приговор.

Черт.

Как я могу просто уйти от нее?

Я всю свою жизнь учился быть сильным. Всегда выходить победителем из любой ситуации. И я это делал. До этого момента в моей жизни ничто не могло победить меня.

Но есть она.

Мой ангел.

Мое утешение.

Мое все.

Теперь мне просто нужно придумать способ построить будущее без нее.

Ради нее.

Потому что, несмотря на то, во что она пытается заставить меня поверить…

Она заслуживает лучшего, чем я.

Запирая последнюю частичку Николаса, я натягиваю маску и приступаю к тому, что мне нужно сделать.

Моим приоритетом всегда была она. Держать ее в безопасности. И это прямо сейчас ничем не отличается.

— Прости, Ангел.

17

КАЛЛИ

Солнечный свет заливает комнату, обжигая мои глаза сквозь закрытые веки, когда Деймон раздвигает шторы, немедленно будя меня.

Очевидно, у него есть планы на это утро, но я могла бы придумать больше, чем несколько других способов, которыми он мог бы меня разбудить.

Мои мышцы болят и тянут, когда я поворачиваюсь к свету, напоминая мне обо всем, что произошло прошлой ночью.

Меня снова охватывает чувство власти, когда я думаю о том, как приставила пистолет к голове этого придурка. Я думала, что понимаю пристрастие парней к такой жизни. К опасностям, насилию, тьме, но прошлой ночью я поняла это. Я почувствовала вкус той жажды крови, которая так ярко светилась в глазах парней — черт возьми, даже девушек. И я не могу отрицать, что хочу попробовать это снова.

Я, наконец, поднимаю глаза, только когда на меня опускается тьма.

Мое сердце подпрыгивает, а желудок сжимается от волнения, когда я обнаруживаю, что Деймон нависает надо мной. Но все меняется в ту секунду, когда я смотрю в его глаза, потому что я не нахожу той легкости, которая была в них всю прошлую неделю, того неотфильтрованного желания, которое исходило от него постоянно. Вместо этого я нахожу замкнутую тьму, о существовании которой почти забыла.

Мое сердце падает, когда меня охватывает паника.

У меня не хватает слов, когда я борюсь за то, чтобы вдохнуть нужный мне воздух.

Я знаю, что означает этот взгляд. Я боялась, что он последует за любым телефонным звонком, который он получил, с того дня, как я проснулась здесь.

Я хочу просить, умолять, сделать все, что угодно, чтобы это не случилось.

Но я знаю, что это невозможно.

— Нет — это единственное слово, которое мне удается выдавить из себя в конце концов, поскольку Деймон продолжает безучастно смотреть на меня.

Моего Николаса давно нет. На его месте Деймон, солдат, которого видят все остальные.

Слезы обжигают мои глаза, а к горлу подступает комок.

— Вставай и собирай свое барахло, — холодно требует он.

— Деймон, нет. Пожалуйста, — умоляю я, перекидывая ноги через край кровати и поднимаясь на ноги.

Утренняя прохлада в воздухе вызывает мурашки по моей обнаженной коже, а соски сжимаются.

Но он не смотрит.

Его холодные, отстраненные глаза не отрываются от моих, и это разрывает меня на части.

— Не делай этого, — умоляю я, поднимая руку, чтобы дотянуться до него. Но он видит, что это приближается, и делает шаг назад, следя за тем, чтобы мои пальцы не соприкоснулись с его.

— Я ничего не делаю, Калли.

Калли. Не ангел, не красавица.

Просто Калли.

Это разбивает мое сердце быстрее и сильнее, чем я думала, что это возможно.

Слезы застывают на моих ресницах, и я борюсь с собой, чтобы сдержать их, не сорваться так быстро у него на глазах.

— Я не хочу уходить. Я не хочу этого. Я-я н-не—

— Собирай свое барахло, или я сделаю это за тебя. Мы уезжаем через тридцать минут.

Он отворачивается от меня, разрывая любую связь, которая все еще потрескивала между нами, и направляется к двери.

— Деймон, — кричу я, боль разрывает мою грудь от этой новой реальности, в которой я проснулась.

Он останавливается в дверях, и по моим венам струится слабая надежда, что я смогу взобраться на стены, которые он возвел с тех пор, как узнал, что нам предстояло сделать сегодня.

Его плечи немного напрягаются, прежде чем он снова смотрит на меня.

Моя надежда увядает и умирает в ту секунду, когда наши взгляды встречаются.

Его не переубедишь.

Ему отдали приказ, и, будучи хорошим маленьким солдатом, которым он является, он последует, отбросив все, что он чувствует, все, чего он действительно хочет.

Это жестокое осознание того, что независимо от того, что он говорил мне во время нашего пребывания здесь, он всегда будет ставить Семью превыше всего.

Рыдание вырывается из моего горла, когда я молча умоляю его не делать этого. Не замыкаться в себе и не забывать все, что мы здесь нашли.

Все мои надежды и мечты о том, что это что-то значит, любая возможность того, что мы могли бы продолжить это дома, что мы могли бы бороться за это вместе, рушатся у моих ног.

Он моргает, и с таким же успехом он мог бы просто вырвать мое сердце прямо из груди и растоптать его, прежде чем уйти, не сказав больше ни слова.

Я стою там посреди комнаты, абсолютно голая, и весь мой мир рушится у моих ног.

Мой желудок сжимается, а сердце истекает кровью, и, прежде чем я понимаю, что происходит, я бегу в ванную. Мои колени ударяются о кафельный пол в ту секунду, когда я оказываюсь перед туалетом, но я ничего не чувствую, поскольку мой желудок сводит судорогой и заставляет меня выблевать то, что осталось от водки и чипсов, которыми мы с Деймоном перекусывали во время нашего дикого секс-феста на разрушенной кухне.