DODIE BELLAMY

THE BUDDHIST

ALLONE CO. EDITIONS

© 2011 Dodie Bellamy

© Полина Лобанова, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. No Kidding Press, 2023

Я откидываюсь на спину, моя задница – в воздухе, пизда обращена к потолку, и он вторгается в меня. Мы ни разу не видели друг друга до вчерашнего дня, и вот, пожалуйста: женщина средних лет и средних лет Буддист вместе кряхтят в отеле Kabuki. Как это случилось? Спасибо интернету. Оказавшись внутри, он приподнял мою задницу, просунул руки мне под ноги и закинул их назад, по обе стороны от моей головы. Я не могу не думать о паукообразной женщине, которую видела в кино, одержимой из фильма про экзорцизм – грудь к небу, голова запрокинута назад, – отталкиваясь от пола руками и ногами в какой-то паучьей позе йоги, она перемещается со сверхъестественной скоростью. А может, из «Дракулы», постмодернистской версии, где Ренфилд сначала поедает насекомых, а потом сам становится одним из них. Смазки нет, поэтому адски больно. Я вспоминаю, как читала о похотливом учителе-буддисте, который трахал своих учеников без смазки, и думаю: может, трахаться без смазки – это такая буддистская причуда, чтобы не приукрашивать реальность? Он толкается глубже – АЙ! – на прошлой неделе я ужинала с коллегой, и она спросила, неужто я и впрямь собралась при нем раздеваться, в моем-то возрасте? Она поморщилась над тарелкой с жареным морским окунем и сообщила, что ни за что бы не решилась на такое. Она рассказала мне, как вместе с еще одной поэтессой они однажды придумали комбинезон с четырьмя стратегически расположенными отверстиями, который могли бы надевать стареющие женщины, у которых есть любовники. Конечно, добавила она, мы все занимались анальным сексом, когда были моложе, но больше не собираемся, так что там дырка не нужна. Высокое горло комбинезона закрывает шею и подбородок, заканчиваясь чуть ниже губ. Два небольших отверстия на груди, чтобы соски торчали наружу, но ареолы были закрыты. Коллега нахмурилась. «Когда стареешь, они растягиваются. Никто не захочет на это смотреть». И, наконец, щель для гениталий, но не слишком широкая, чтобы не свисали половые губы. Этот наряд она называет постменопаузальной буркой для секса. И я спросила, что, половые губы правда обвисают? Она сказала, да, и мужские яйца тоже, это всё гравитация. Никогда не замечала, сказала я, надо взглянуть. Возможно, будь я возбуждена сильнее, смазка бы не потребовалась. Не то чтобы я раньше не трахалась в этой позе, но не с первого же раза, не сразу после того как он вошел, можно было бы как-то сначала освоиться на ровной поверхности кровати; хоть немного страсти и слюнявых нежностей, постепенно. Буддист однажды написал мне: не так важно, какими мы были в прошлом, с другими людьми, это не имеет никакого отношения к тому, какие мы сейчас, друг с другом, так что, возможно, у него иное восприятие истории, и эта ебля не имеет ничего общего с еблей в прошлом – АЙ, АЙ, АЙ! – так зачем мне всё это надо? Потому что я такой человек: нужно мне что-то или нет, я давлю до упора. Именно так я в итоге впервые вышла замуж. Мой первый муж был невозможно милым, он мог сидеть на скамейке в парке Золотые Ворота, такой тихий, в таком единении с природой, что по его рукам и плечам лазили белки. Он был немногословен, с трудом сводил баланс чековой книжки и то и дело приносил в кровать беличьих блох, но я надавила, и он на мне женился. Из сотен электронных писем и многочасовых звонков я знаю, как Буддист уязвим, где у него чувствительные места, как одиноко ему бывает во время ретритов; он признавался, что даже люди, знакомые с ним по тридцать лет, не знают его так, как я. Я знаю его историю отношений, его детские травмы, его культурные предпочтения и антипатии – в музыке, книгах, теории. Мне известна его любовь к поэзии Джека Спайсера и то, как на ретритах этим летом он садился за руль и целый час ехал в Whole Foods за гуакамоле и салатом с креветками, которые потом ел в своей комнате в полном одиночестве, и то, насколько сильна и знаменательна наша связь – словно мы были близки в прошлой жизни, а может, и в нескольких. Я знаю, как он планирует день в зависимости от расположения планет. Но я не знала, что он женат, пока не прочитала об этом в статье на сайте New York Times. Странноватый на фотографиях, он красив вживую. Он сдержан, ухожен, властен, он излучает суперпрофессионализм, который выше любых представлений о классовом происхождении, расе, регионализме – прямо как Джордж Клуни в том фильме, где он летает туда-сюда и увольняет людей. Человек, для которого секс в отеле – обычное дело. Вниз головой, с болтающимися в воздухе ногами, я похожа на орхидею, свисающую с ветви баньяна во флоридском ботаническом саду, на инопланетный белый цветок с розовой сердцевиной, мерцающий в будничном гостиничном свете. Всякий раз, когда он рассказывает, как посетил ступу, высокое остроконечное буддийское святилище, мне кажется, что это слово звучит как ступка, – он толчет меня своим пестиком, – он говорил, что ступа имеет какое-то отношение к геомантии, что для нее выбирают такое место, чтобы она притягивала космические силы, как магический жезл, а еще у него эти бусы, двойная нитка, буддийский оберег – так что, может быть, моя задница в воздухе имеет для него какое-то особое значение. Словно это что-то тантрическое? Священная поза ступки? У него хороший член, не гигантский, но средне-большой, толстый, овальной формы, не жилистый, прямой – красивый крепкий член, – но я не знаю, как впустить его в этой позе; может, мне выгибать спину, как рыбке, да, думаю, стоит попробовать – станет ли тогда моя пизда двигаться в нужном направлении? Паря высоко-высоко надо мной, словно инопланетный космический корабль, погружающий зонд в земную женщину, Буддист смотрит вниз нежным и влюбленным взглядом и засаживает еще резче, я таращу глаза от боли, и у него падает прямо там, внутри меня. Я такой человек: давлю и давлю, пока всё не ломается.

19/9/10

Затухание

Сижу на кровати, готовлюсь к занятиям. День спокойный, но угнетающе душный. Я не писала в блог, потому что в последнее время мысли парят где-то еще, совсем в другом месте. Сейчас я цепляюсь за прошлое, тоскую по ситуации, которая, похоже, от меня ускользает. Ну, вы понимаете: кто-то появляется в твоей жизни, и ты как заново родилась. Одиночество испаряется, одиночество – просто точка вдали на горизонте, одиночество тебе больше не угрожает. А потом всё резко меняется, и между тобой и твоим человеком возникает серьезная преграда. Твой человек пресекает любые попытки обсудить проблему, и тебе ничего не остается, кроме как устремиться к пугающему горизонту. Кажется, моя решимость колеблется, но я перечитываю позавчерашнее письмо, где мой человек высмеивает мою уязвимость, и обещаю себе, что продолжу движение к горизонту. Эта до абсурда развернутая метафора напоминает мне об одной из «Утерянных картин» Бруно Фаццолари, которые сейчас выставляются у Маргарет Тедеско в галерее [2nd floor projects].

В эссе, опубликованном в каталоге выставки, Кевин пишет о том, как Бруно обращается с горизонтом: