Даже сейчас Фиона помнила, как впервые его увидела. У Габриэля Бернетта были самые голубые глаза на свете. В первое утро он немного опоздал и извинился так очаровательно и непринужденно, что взволнованный класс сразу же успокоился. Должно быть, он привык находиться в кругу моделей и знаменитостей, но и с учащимися он общался на равных.

– Он просто великолепен, да? – Фиона вздохнула, глядя на него со второго ряда сзади.

– Еще как… но он совершенно для нас недосягаем… – со вздохом согласилась Эви. Она рассматривала его, подперев рукой подбородок.

– Эти глаза, – прошептала Фиона, и, как только она это произнесла, он резко поднял взгляд и стал пристально смотреть прямо на нее, как будто ее услышал. Внутри у нее все дрожало, пока они смотрели друг другу в глаза… целую вечность – ну, по крайней мере, ей показалось, что целую вечность.

– Линзы это. Скорее всего, – сказала Эви и разрушила все волшебство момента. – Но он такой накачанный. Только посмотри на эту задницу!

Но Фиона была слишком занята разглядыванием его высоких скул и довольно длинных волос, убранных с лица и стянутых кожаным ремешком – это казалось отчаянно гламурным и поразительно богемным одновременно. Сердце в ее груди трепетало, как бабочка, порхающая с цветка на цветок.

И он был таким милым. Таким дружелюбным. Болтал со всеми подряд. Она думала, что он будет высокомерным и самодовольным, но нет. Он был прекрасен…

Кульминация недели наступила в среду, когда он обратил особое внимание на одну из ее фотографий, при этом склонился над ней так близко, что она даже увидела крошечные точечки щетины на его коже и почувствовала запах его лосьона после бритья – древесный, утонченный аромат, от которого у нее перехватило дыхание.

– Великолепная композиция, Фиона! – Ее сердце бешено заколотилось в груди. Он. Знал. Ее. Имя. – Мне нравится, что ты здесь сделала четкий фон, – он положил руку ей на плечо и наклонился еще ближе, чтобы указать на что-то на снимке. – И этот небольшой участок света… Превосходная работа!

Она сглотнула и повернула голову, встретившись с ним взглядом, и увидела в его глазах внезапную вспышку. Ее прошиб горячий пот. Он тоже это чувствовал. Он улыбнулся ей:

– Очень хорошая работа, Фиона!

А затем, как ни в чем не бывало, он выпрямился и подошел к следующему ученику. Но ей это не почудилось. Она нравилась Габриэлю Бернетту.

– Я поняла это по тому, как он на меня смотрит, – рассказывала она Эви по дороге домой в тот вечер.

– Да он на всех так смотрит, – сказала Эви, которая явно завидовала, потому что ее работу Гейб не похвалил. – Если честно, это как-то пошловато даже.

Но Фиона не согласилась; когда он заговорил с ней, она правда почувствовала, что между ними что-то есть.

Фиона вздрогнула от ярких воспоминаний, и Сэцуко обратила к ней свои очаровательные, как у лани, глаза.

– Я его поцеловала, – внезапно выпалила Фиона.

Одна бровь у Сэцуко изящно изогнулась в безмолвном вопросе.

– Гейба Бернетта. Когда мне было восемнадцать. Он был моим учителем. – Она издала не то всхлип, не то хихиканье. – Как в песне у «Аббы», «Я поцеловала учителя».

Обе брови Сэцуко удивленно приподнялись.

– Знаю… – Фиона глубоко вздохнула, ужаснувшись тому, что она вот так сама все разболтала. – Не знаю, почему я вам все это рассказываю…

– Возможно, потому что вам это нужно.

– Я его поцеловала. Он стоял передо мной, в коридоре. Был конец недели, и я знала, что, возможно, никогда больше его не увижу. Просто я была от него без ума. И по глупости убедила себя, что он чувствовал то же самое. Поэтому я встала на цыпочки. И поцеловала его. Прямо в губы.

Она сделала паузу, внимательно наблюдая за реакцией Сэцуко. Теперь Сэцуко стала улыбаться.

– Вы поцеловали Гейба-сана… – На ее губах появилась застенчивая улыбка, а на щеках – ямочки.

Фиона кивнула.

Сэцуко хихикнула, издав недостойный леди шмыгающий звук – совершенно не похоже на ее обычные изящные манеры.

– Поцеловали Гейба. – Она прикрыла рот ладонями, в ее глазах плясали веселые огоньки.

Фиона, вспомнив этот момент, внезапно осознала всю нелепость своего поступка. Тот быстрый, поспешный бросок к его губам. Она улыбнулась в ответ Сэцуко, и та перестала хихикать.

– Да, знаю… Это все дурацкие подростковые гормоны!..

И когда она расслабилась и, вырвавшись из оков стыда, которые преследовали ее столько лет, посмотрела на произошедшее просто как на забавный случай, в памяти внезапно всплыло еще кое-что: его руки, теплые и уверенные, опустились на ее бедра. Сердце замерло. С невероятным потрясением она вдруг четко вспомнила, как его губы тоже двигались… Он. Поцеловал. Ее. В ответ.

Она села прямо, и ей пришлось положить руку на грудь, чтобы как-то унять нелепое, бешено колотившееся сердце. Гейб поцеловал ее в ответ… а она совершенно об этом забыла. Это воспоминание было похоронено подо всем, что последовало дальше. Не то чтобы сейчас это имело значение, но это отчасти компенсировало все то смущение. Позор… который за всем этим последовал.

– А что случилось потом? – спросила Сэцуко, распахнув миндалевидные глаза. Теперь она даже не пыталась вести себя сдержанно.

– Не знаю, кто из нас больше был в шоке: он или я. А потом, – она стала серьезной, – из-за угла появилась моя подруга Эви… моя так называемая подруга. Гейб уже отталкивал меня. Он, должно быть, был в ужасе от того, что на него набросилась такая, как я… То есть он же встречается только с утонченными моделями, знаменитыми актрисами… такими, как Юми. Но Эви увидела достаточно. Потом я рассказала ей, что сделала. Хотя это было и так очевидно…

Фиона поморщилась, боль была такой же острой, как и всегда. Сэцуко вздрогнула.

– Случилось что-то плохое…

– Эви рассказала всем в школе о том, что я сделала и что Гейб меня отверг… Это было ужасно… Все надо мной смеялись… Пара учителей отнеслись к этому крайне неодобрительно. И в течение нескольких недель я старалась никому не показываться на глаза, надеясь, что все пройдет, но потом, в конце семестра, на ежегодном шоу талантов, Эви с парой других девушек исполнила ту самую песню «Аббы». На этот раз все в школе узнали.

– Ужасно… – Сэцуко положила прохладную ладонь на ее руку.

– Мои надежды на то, что все уляжется, не сбылись, девочки сделали только хуже. Я не могла ходить в школу. Меня тошнило каждый день. В конце концов я рассказала обо всем, что произошло, маме, и… она прямо помогла на славу!

Вот только на самом деле наоборот. Мама превратила все в мелодраму. Подняла шум и сказала, что ее дочь не вернется в эту школу. Она останется дома. И это было худшее, что Фиона могла сделать. Самоизолировалась.

– Я не вернулась к учебе. Не стала сдавать экзамены. Не пыталась поступить в университет. Начала проводить много времени в интернете и вести блог. И… что ж, тоже неплохо, – она пожала плечами; на развитие блога ушло много времени. – А потом, пару лет назад, мои посты начали набирать лайки, и я начала куда-то ходить и знакомиться с людьми в реальной жизни, а не только онлайн. У меня появилось несколько друзей, которые меня вдохновляют и подталкивают что-то делать. Кстати, моя подруга Аврил как раз предложила мне принять участие в конкурсе. И вот я и приехала сюда…

Губы Сэцуко сложились в красивую маленькую букву «о».

– И вы понятия не имели, что встретите Гейба-сана.

– Нет, – сказала Фиона. – Хотя он меня не узнал.

– А вы ему расскажете?

– Боже, нет! Это было бы так неловко.

– Возможно, он был бы польщен.

– Посмотрите на меня. Он общается с такими людьми, как Юми.

– Но внутри она не очень красива, – сказала Сэцуко с неожиданной суровостью. – А у тебя есть то, что мы называем сибуй.

– А что это? – Фиона наклонилась, желая узнать больше о японской культуре.

– Сибуй – это простота, скромность, естественность, повседневность… Вы – это вы. Не пытаетесь быть кем-то другим, кем не являетесь. Возможно, с одной стороны, вас нельзя назвать яркой, но с другой… – она улыбнулась. – Сегодня, когда вы разговаривали, я заметила огонек в ваших глазах, особенно когда вы говорили о Гейбе. Ваша внешность ненавязчива, но волосы обладают утонченной красотой. И вы очень хорошо воспитаны. Это и есть сибуй.