– Если тебе такое нравится… – пренебрежительно сказал он, поглядывая на часы. – Первый раз интересно, а потом как-то утомительно… Это больше для туристов.
– Так я и есть турист, – отрезала Фиона, раздраженная тем, как он с ней разговаривает.
– Кстати, о туристах – а у тебя есть проездной на японскую железную дорогу?
– Да.
Проездной – то немногое, о чем Фиона успела прочитать. Его рекомендовали купить заранее, поэтому она заказала его вместе с билетами на самолет.
Гейб молчал, пока монорельс подъезжал к станции. Когда они зашли в вагон, Фиона хотела было что-то сказать ему, но еще до того, как он приложил палец к губам, в вагоне на нее зашикали. Она огляделась. Оказалось, что в Японии люди не разговаривают в поездах. Гейб вытащил телефон и что-то пролистывал, она последовала его примеру, и остаток пути они провели в комфортной тишине.
Они сошли с монорельса и нырнули в толпу: Гейб вел их через зал к платформе, где они пересели на метро.
– Это линия «Яманотэ». Ты будешь часто ей пользоваться, так что стоит ее изучить. Она кольцевая, с остановками на всех крупных станциях. Мы направляемся в Ниппори. Профессор Кобаши живет в прекрасном традиционном районе под названием Янака.
Спустя почти час езды в абсолютной тишине, хотя и в окружении множества людей, они вышли на улицу под бледный солнечный свет позднего вечера. Теперь первое радостное волнение от пребывания здесь исчезло, на Фиону навалилась усталость: она с трудом переставляла ноги, а Гейб продолжал двигаться быстрым шагом, даже не удосуживаясь проверить, следует ли она за ним. Спасибо, что хоть заботился о ее чемодане, который толкал так целеустремленно, как будто у него спецзадание. «Ага, задание избавиться от меня», – предположила она, наблюдая за его широкими плечами: он шел, опережая ее на несколько шагов, при этом отчетливо давая понять, как сильно ему не хочется здесь находиться.
Фиона шла за ним, но совершенно не представляла, где они сейчас территориально, и это чувство дезориентации ей не нравилось. Оно вызывало у нее неприятный и нервирующий страх потери контроля. Она очень далеко от дома. Шестнадцатичасовой полет в уютном самолете смягчил осознание расстояния, которое она преодолела. Теперь реальность ошеломляла: она видела незнакомую архитектуру, странные дорожные знаки, огромное количество проводов над головой (чего не встретишь дома), и фонарные столбы, которые больше походили на витиеватые скворечники. Совершенно не похоже ни на одно место, где она когда-либо побывала… Хотя улица была широкой, дома подходили вплотную к краю дороги, а у дверей стояли горшки с растениями, словно компенсируя отсутствие палисадников. Все, казалось, было сделано из дерева, за исключением темно-зеленых черепичных крыш, которые круто спускались, создавая небольшой навес.
Она остановилась, чтобы рассмотреть бамбуковые занавески на окнах, Гейб тоже встал и подождал, пока она его догонит.
– Этот район в таком традиционном стиле. Домам тут, наверное, лет двести.
– Мне так нравится, что все здесь деревянное, – сказала она, очарованная зданиями, хотя они символизировали огромное расстояние до родного дома.
– Суги. Японский кедр, – ответил он, продолжая двигаться на несколько шагов впереди нее.
Увидев его удаляющуюся спину, Фиона ускорила шаг, боясь отстать. Гейб свернул направо, на другую, более узкую улицу, и остановился, ожидая Фиону у витрины магазина.
С улыбкой она посмотрела на большое квадратное окно в деревянной раме, нечто среднее между эркером и балконом. Окно украшал вьющийся жасмин, а внутри – великолепная, хотя и минималистическая, экспозиция чайников с изящными носиками и традиционными чашечками с красивой глазурью. Под окном стояло несколько больших горшков с листовыми камелиями – темно-розовые бутоны готовы были вот-вот распуститься.
– Как же невероятно красиво! – выпалила она, жалея, что под рукой нет фотоаппарата.
– Привыкай… Это чайная Харуки; она и профессор Кобаши живут наверху, где ты и остановишься.
Фиона в восторге захлопала в ладоши:
– Как здорово!
Еще некоторое время она изучала выступающую над окном зеленую черепичную крышу, что загибалась по краям, будто султанские тапочки.
За дверью виднелся лестничный пролет, что вел направо, в чайную, а слева располагалась более широкая веранда. Гейб сразу скинул ботинки и что-то крикнул по-японски. Она уловила слова «Харука-сан».
– Вы говорите по-японски?
Он покачал головой:
– Стандартные приветствия. Ну и так, по мелочи. Вот и все. Надо бы тебе снять обувь. Тебе дадут тапочки.
Сам он уже сунул ноги в большие тапочки.
Дверь из чего-то похожего на бумагу и дерево скользнула в сторону, и из-за нее показалась миниатюрная японка с темными волосами, зачесанными назад и собранными в блестящий пучок, который прибавлял ей по меньшей мере два дюйма роста.
– Габриэль-сан!
Она приветствовала его с явным восторгом, поклонилась, а затем расцеловала в обе щеки. Ее темные глаза-пуговки засияли, она что-то тихо приговаривала по-японски, похлопывая его по плечам.
Фиона с любопытством наблюдала этот восторженный прием. Она ожидала увидеть официальных и сдержанных японцев. Ничего похожего…
– Харука-сан, это Фиона!
Она шагнула вперед, сложила руки вместе и, слегка склонившись, вежливо кивнула Фионе.
– Добро пожаловать, Фиона! Очень рада с вами познакомиться, – произнесла она с дружелюбной улыбкой, хотя и не настолько лучезарной, какой наградила Гейба; очевидно, он здесь любимчик.
– Пойдемте, пойдемте. – Мелкими, аккуратными шажками она повела их вверх по лестнице, которая поворачивала направо, на небольшую площадку. Фиона догадалась, что теперь они находятся над чайным магазинчиком. Ей не терпелось войти внутрь, хотя на этот раз ее вниманием завладел совсем другой японский интерьер: женщина провела их в большую гостиную. Стиль подчеркнуто аскетичный: минимум мебели, деревянные полы, покрытые широкими циновками. Несколько очень низких стульев с высокими прямыми спинками и странного вида стол, к которому, кажется, был присоединен матрас-футон. Фиона обратила внимание, что, кроме нескольких глиняных изделий на низком деревянном буфете и пары раскрашенных свитков на стенах, украшений не было – никакого хлама, как дома у ее мамы. Она улыбнулась; ей понравились отсутствие излишеств и опрятность.
Хозяйка открыла еще несколько раздвижных дверей, а затем повела их вверх по другой деревянной лестнице в ряд комнат, разделенных такими же дверьми из бумаги и дерева. Гейб нес чемодан Фионы, и наконец они пришли в маленькую квадратную комнату с футоном на полу. Харука подняла бамбуковые жалюзи, за которыми оказался балкон, тянувшийся по всей задней части дома, с видом на прекрасный сад в стиле дзен.
– О, как же красиво! – воскликнула Фиона, в восторге всплеснув руками и заслужив теплую улыбку хозяйки.
– Его я покажу вам позже. Не хотите ли чего-нибудь попить?
– Только я остаться никак не могу, – поспешно сказал Гейб. – Мне нужно возвращаться. – Он повернулся к Фионе: – Первые пару дней, думаю, смогу показать тебе Токио. Акклиматизируйся пока, а потом сможешь начать думать о тематике своей выставки.
Фиона кивнула, радуясь, что он знал про выставку. Идея ее фотовыставки вызывала у нее изрядное беспокойство. Участвовать в этом конкурсе она решила из-за поездки в Японию, но настоящий приз – гарантированная выставка в Японском центре в лондонском Кенсингтоне через две недели после ее возвращения домой. Это был фантастический шанс получить признание и, возможно, продать какую-нибудь работу. Она с нетерпением ждала возможности поработать с Юкатой Араки, известным своими прекрасными пейзажами, и надеялась многому у него научиться и получить его совет по теме выставки.
Но теперь она… с Гейбом. Не было уверенности, что он будет тем человеком, который сможет ей помочь: во-первых, он же специализируется на портретах!
– Акклиматизироваться нужно, да, – пробормотала она, почувствовав, как головокружением дает о себе знать смена часовых поясов. Она покачнулась, и Гейб поймал ее за плечо. Ее глаза мгновенно метнулись в его сторону, у нее перехватило дыхание, и как будто за ту секунду между ними пробежала искра. Гейб поспешно отпустил ее руку. Напрягшись, она заставила себя сосредоточиться. Гейбу нечего было ее бояться. Однажды она выставила себя перед ним полной дурой – напридумывала всякого! Больше это не повторится, каким бы потрясающе привлекательным он ей ни казался.
