– Ты… похудел.

– И полысел, говори уж сразу, – хохотнул Яшка Больцман. – А вот ты вообще не изменилась. Ни чуточки. Странно, что я тебя сразу не узнал.

Они стояли у дома Туры, радовались встрече и вспоминали.

С первого и до последнего класса эти двое считались белыми воронами.

Маленькая худенькая Тура стала объектом насмешек с первых дней. Необычный цвет волос, еще более странная речь – она к семи годами всё еще говорила тихо, невнятно, неуверенно и с акцентом. Имя странное. Когда всех детей просили назвать имя, она встала, едва видимая из-за парты, и пробубнила себе под нос: «Тура Дурова». Прозвище Трубадура тут же прилипло к ней. Иногда его сокращали до просто Дуры.

Яшку Больцмана, круглого отличника, игравшего на фортепиано и домбре, до седьмого класса водила в школу бабушка. Он был тоже классическим кандидатом в парии. Подружились они только в четвёртом классе, но сохранили свою дружбу до конца школы. А потом Яшка поступил в Университет точной механики и оптики, но через два года по обмену уехал в Калифорнийский университет, и пути их разошлись.

Сейчас перед Турой стоял совершенно другой человек. Не тот Яшка Больцман по прозвищу Боцман, которого она знала в школе. Он больше не был круглым, скорее, слегка перекачанным, а не упитанным, как ей показалось вначале. Высокий лоб, переходящий в начинающуюся раннюю лысину, его не портил. Живые глаза, улыбка и общий вид крайне уверенного в себе и довольного жизнью человека.

– Яша, ты какими судьбами тут?

– Бабушка умерла. Приехал вопрос с квартирой решать.

– Мои соболезнования. А родители?

– Они давно в Израиле, – пожал плечами Больцман. – Не, они на похороны приехали. Но уже обратно свалили. Бабку сколько раз с собой звали, – Яша вздохнул. – Но она наотрез, в глухую несознанку. А теперь вот… Квартиру мне завещала, я и расхлёбываю.

Тура не сводила со школьного друга глаз. Ну надо же – Яшка. Яшка, но совсем другой.

– Ты сейчас там же… на втором этаже?

– Да ну тебя! – Яшка только что руками не замахал. – Там ужас что творится! Там жить невозможно. Я на Английском квартиру снимаю. А эту, бабушкину, надо сначала в порядок привести, ремонт хотя бы косметический. А потом уж продавать. Да еще кошки эти! – Он закатил глаза. – Слушай, Тура, тебе кошка не нужна? Рыжая есть, и полосатая, и какая-то белая, но она со сломанным хвостом…

Тура рассмеялась.

– Нет, спасибо, мне и без кошки проблем хватает.

– Дед? – понимающе кивнул Больцман. – Жив еще, курилка?

– Жив, – кивнула Тура. – И надеюсь, еще поживёт. Знаешь, не готова я морально к похоронам и… Ой, извини!

– Да нормально всё, – махнул рукой Яша. – Дело житейское.

– Ты с родителями живёшь? – Ей на самом деле было интересно. И усталость вдруг спряталась, и мелкий дождик вперемешку с лёгким ранним снежком не мешал.

– Я в Канаде сейчас живу, – с лёгким оттенком самодовольства сообщил Яков. – А до этого в Штатах работал.

– Тебя так надолго отпустили с работы?

Больцман говорил о каких-то свершено удивительных для нее вещах. И было правда любопытно ужасно.

– А я, знаешь, решил на родине пожить, – усмехнулся Яша. – Уже и работу нашёл. И по деньгам нормально, без потерь. Одноклассников этих ваших буду админить. Потусуюсь тут полгода-год – как дела с наследством решу. А там видно будет.

Туре оставалось только уважительно кивнуть. Видели бы сейчас Яшу Боцмана те, кто над ним смеялись в школе. Тура была уверена, что никто из них не добился того, что имел сейчас Яша – высокооплачиваемую работу, которая позволяла ему легко перемещаться между странами и жить там, где удобно.

– Ты с кем-то из наших общалась? – Яшка словно угадал ее мысли.

Тура отрицательно покачала головой.

– Как на личном фронте? – поинтересовался Больцман.

– Отступаю и несу потери, – сказала она грустно.

– Тура… – А взгляд у него тот же. Жалостливый взгляд Яши Больцмана, который в школе гладил ее по голове и рассказывал, как побьет ее обидчиков.

– Ай, ерунда, – отмахнулась она. – Знаешь любимую присказку лаборантов: «Всё дерьмо кроме мочи. А у некоторых и моча – дерьмо».

Яшка слегка смущённо хохотнул, а она продолжила:

– А у тебя как на этом фронте?

Следующие пять минут Туре на экране навороченного смартфона демонстрировали фото подружек бывшего ботана и толстячка Яшки Больцмана. Судя по фото, Яша питал страсть к брюнеткам с пышными формами и пухлыми губами. Девушек было примерно шесть или семь, и, судя по комментариям Яшки, они скрашивали его одиночество на протяжении последних лет пяти. Кажется, последовательно. А может быть, и параллельно.

Экран телефона вдруг щедро присыпало каплями, и Тура поняла, что замёрзла. Пальцы – особенно.

– Сволочная тут погода, – буркнул Яков.

– В Канаде лучше?

– В Канаде примерно так же. А вот в Лос-Анджелесе куда как лучше. Слушай, Тура…

– Да?

– Может, встретимся как-нибудь, посидим, поговорим в нормальной обстановке? Где-нибудь в кафе или ресторане.

– Давай, – легко согласилась она. – К себе не приглашаю, сам понимаешь – дед, а вот в кафе – с удовольствием.

Они обменялись номерами телефонов. И она еще какое-то время смотрела на Яшкину удаляющуюся фигуру, которую то и дело пересекали серые росчерки ветра с дождём.

Так, пора домой. Там еще дел по приготовлению к приёму нового жильца – вагон и маленькая тележка.

Ожидаемый дверной звонок прозвучал громко и коротко.

Тура открыла, на пороге стоял Степан с сумкой на плече.

– Это все твои вещи?

Стёпа поправил на плече лямку спортивной сумки и шевельнул ногой.

– Вот еще.

Выдвинулась объёмная спортивная сумка «Атомик».

– Уже больше похоже на правду, – кивнула Тура. На ней снова были чёрная футболка и чёрные джинсы. – Ну, заходи, коли пришёл. Только паспорт сначала давай.

– Что, прямо тут, на пороге?

Она чуть отодвинулась от двери и протянула руку.

– Паспорт.

Требование было справедливым и ожидаемым. Степан пристроил сумку у дверей, вторую опустил на небольшой деревянный стульчик – кажется, детский.

– А расписку в получении денег дашь? – Паспорт он пока не выпускал из рук.

– Обязательно! – пообещала Тура и потянула на себя документ.

Степан с неохотой, но выпустил из пальцев черный кожаный прямоугольник.

– Надо же… – Она листнула странички. – И правда Кузьменко Степан Аркадьевич. По гороскопу – Овен.

– Не знал, что гороскоп в паспорт вписывают.

– Ейск… – хмыкнула девушка, дойдя до странички с регистрацией. – Это где?

– У самого Черного моря. Там, где зреет золотой виноград. – И, поскольку его не поправили, исправился сам. – На самом деле, на Азове это.

– Занесло тебя, Степан Аркадьевич, – усмехнулась она. – А ты у нас малыш, оказывается.

– Я-то малыш? – Он демонстративно поглядел на нее с высоты своих ста девяноста трех.

– Такой большой и… – Она тоже демонстративно запрокинула голову, глядя на него. – И совсем молоденький. Всего двадцать пять годков.

– Ты вообще выглядишь так, будто вчера школу окончила.

– Внешность обманчива. Неполных двадцать семь. Так что, как младший по званию, будешь слушаться всех остальных.

– Елену Пре… ужасную тоже?

Ответом ему стал звонкий смех. Кажется, Стёпка выбрал правильные тон и реплику.

– От нее тебе лучше вообще держаться подальше!

– Понял, – он снова подхватил сумку. – Пошли?

– Пошли, – кивнула Тура.

Комната выглядела лучше, чем при первом знакомстве. Но на пятизвёздочный отель, конечно, не тянула. Ну да ладно. Главное, чисто и рядом со всеми нужными объектами. Помимо комнаты, Стёпке выделили стол на кухне, и две полочки – одну в холодильнике, другую в ванной. Щедрость неслыханная просто.

– Эту полку не трогай. – Под «полкой» подразумевался, судя по жесту Туры, целый стеллаж, уставленный всевозможными баночками, бутылочками и еще всякой непонятной хренью. – Это Елены Павловны.