Тура закончила наводить порядок на кухне. Теперь нужно прикинуть объём работы в комнате, которую они планируют сдавать. А начать уже завтра. Сегодня сил нет. Десять часов рабочего дня, капризные клиентки, истеричная хозяйка… Нет, сегодня нужно спать. Ну, может быть только кресло вот разобрать. И книги вынести.

– А сколько ему лет?

Тура вздрогнула. Оказывается, Елена Павловна увязалась за ней следом и теперь стояла в дверях и брезгливо оглядывала пыльную и грязную комнату.

– Паспорт не спросила, извини.

– А надо было! – Тон Елены Павловны стал до безобразия назидателен. – Пускаешь в дом не пойми кого. Вот прирежет нас ночью в постелях…

– Ты себе противоречишь. – Тура старалась сосредоточиться на уборке, а не на разговоре. Так проще.

– Но паспорт спросить надо было обязательно!

– Вот заселяться придёт – и спрошу. И копию сниму. Может, он еще передумает.

– Так-то лучше. Всему вас с отцом надо учить, – удовлетворённо вздохнула Елена Павловна. – Степан… Стёпочка. Наверное, хороший мальчик. Красивый, сильный.

Тура выдохнула. Вдохнула. Повторила. Впустую. Все-таки допекла мать. Пробила.

– Елена Павловна, вы бы свою нимфоманию подлечивали хоть иногда. Перед людьми стыдно. – Тура порадовалась, что голос прозвучал ровно, без раздражения.

Елена Павловна расхохоталась – громко и неискренне. Как всегда. Напоказ. Поправила рыжую прядь.

– Я не перестаю удивляться, как у такой красивой, элегантной и созданной для любви женщины родилась такая дочь, как ты. Невзрачная, холодная…

– Фригидная, – подсказала Тура, снимая последнюю стопку книг с кресла. Под ними оказалась россыпь какого-то мелкого мусора неясного происхождения.

– Фригидная, – согласилась мать. – У мужчин при виде тебя опускается всё. Неужели ты не понимаешь, что реализация своей женской сущности – важнейшая часть жизни. А ты…

– Я позвоню на Пряжку, узнаю, как у них там с местами.

Елена Павловна скривилась.

– У тебя, наверное, в этой психиатрической больнице еще остались знакомые. Из числа больных. Или персонала. Твой же профиль.

– Я не лежала на Пряжке! – Тура на секунду зажмурилась. Собраться. Не позволять делать себе больно. – Там нет детского отделения. Хотя откуда тебе знать. Ты же в то время была занята чем-то другим, более важным. Вот дед помнит.

– Какая же ты странная. Нелепая. Упрямая. И как с тобой трудно. Ты прямо как… – на секунду мать замялась, – …как Ларс.

– Ага, только без бороды. – Тура чувствовала, что ее «закусило», но усталость, накопившееся раздражение и внезапные перемены не давали шанса остановиться.

– Ты – вылитый отец! – не отставала мать. – И с тобой так же невозможно разговаривать! Совершенно невоспитуема.

– Именно поэтому ты и оставила меня ему, так?

– У меня не было выбора. – Елена Павловна поёжилась, поправила рюши на вороте красной атласной блузки. – Это кошмарный человек, просто неотёсанный чурбан. С ним невозможно было жить такой тонко чувствующей женщине, как я.

– И проще было сбежать и оставить маленькую дочь с ним, верно?

– Он любил тебя.

– Наверное. – Тура попыталась успокоиться. Не очень успешно. – Я не помню.

– Нельзя быть такой злопамятной! – перешла в атаку мать. – Ты осталась в благополучной стране у отца, который был весьма небедным человеком! И мог тебя обеспечить материально.

– Он пил.

– Совсем немного!

– А вот сотрудники норвежской службы опеки посчитали иначе. И когда он нечаянно, конечно нечаянно, он был просто пьян, и злого умысла не было – оставил меня на улице зимой в девять вечера…

– Я никак не пойму, ты довольна или нет тем, что тебя все-таки забрали у отца?

– Довольна ли я? – Голос Туры зазвенел. – Полгода в приюте… в чужой стране…

– Ты родилась в этой стране!

– Без родных и близких… – Тура глубоко вздохнула. Пыль, поднятая уборкой, сделала свое дело, и девушка звонко чихнула. Раз, другой. И бессмысленная злость вылетела с этим чиханием. – Нет, ты точно не понимаешь. Не понимала и никогда не поймёшь.

– Какая мелодрама, боже… – нараспев произнесла Елена Павловна.

– Ты с уборкой поможешь?

Это надо было сразу сказать, в самом начале. Потому что мать тут же утратила интерес к диалогу.

– Нет, я пойду в ванную. Планирую сделать пилинг… маску… У нас в доме скоро появится молодой привлекательный мужчина. Надо приготовиться.

На это Тура решила не отвечать. Хватит. На сегодня она свою долю негатива от общения с матерью получила. Но Елена Павловна решила иначе и продолжила разговор, сменив тему.

– Тура, а у вас в салоне какие можно сделать косметические процедуры?

– Перечень услуг есть на сайте. – Тура окинула взглядом комнату. Всё на сегодня или все-таки перетащить книги? Куда вот только?

– Какая ты непонятливая, – вздохнула мать. – Я имею в виду – подешевле? Должны же у вас быть скидки для сотрудников?

– У нас для сотрудников предусмотрены только дополнительные дрыны и пендели.

– А солярий у вас сколько стоит?

– Все. Цены. На сайте. Или по телефону. Не мешай мне работать!

– Ты ужасно бездушная.

– А ты не злоупотребляй солярием. В твоем возрасте это не слишком полезно для здоровья.

– Смешно слышать такие слова от девушки, бледной как моль! Тебе бы не помешал солярий, Тура.

– Это гены, Елена Павловна. И я ничего не могу с этим поделать. Спроси у деда – он любит рассуждать о генетике.

– Нет уж, спасибо! – фыркнула Елена Павловна. – Я лучше приму ванну.

Дверь за ней закрылась. Спустя минуту послышался звук защёлкнувшегося замка в ванной. Тура с тоской оглядела комнату. Вот выбор и сделан. Теперь с идеей принять душ и пораньше лечь спать можно смело попрощаться. Мать займёт ванную на час минимум. Значит, надо заняться переносом книг. Пока дед как бы работает. Может быть, что-то выкинуть, например, эти подшивки «Роман-газеты» не пойми за какой год. Тура присела на корточки и смахнула пыль с верхнего журнала. Ого, даже старше ее самой. На левый нижний, не очищенный от пыли угол упала солёная капля, потом еще одна. Потом Тура вытерла глаза и подхватила стопку журналов. Нет, нельзя выкидывать. По закону подлости дед про них тут же вспомнит. Унести к черному входу. Там, кажется, было место на верхних полках стеллажа.

Тура стукнула в кабинет и, дождавшись скрипучего: «Входите», толкнула дверь.

– Дед, твой чай.

– Уже? – Павел Корнеевич сдвинул очки на лоб. – А сколько времени? – И посмотрел на настенные часы: – Ну надо же… За работой не замечаешь, как летит время.

Она молча поставила поднос на угол огромного антикварного стола – три тысячи евро, по оценкам специалиста, которого Тура как-то привела в отсутствие деда.

Работа… Дед жил прошлым, как минимум десятилетним, когда он был еще известным и востребованным профессором-нейрофизиологом Дуровым. Сейчас о нем не помнил уже никто, кроме пары особо преданных учеников и особенно заклятых оппонентов такого же антикварного возраста. А Павел Корнеевич Дуров упорно работал над какой-то мифической рукописью в области чего-то непроизносимого. Может быть, если бы сама Тура, как мечтал дед, пошла по его стопам и поступила в медицинскую академию, сейчас было бы всё иначе. И возможно, сейчас дед гордился бы ее научными достижениями, и помогал бы, и жил ее успехами и работой.

Тура улыбнулась деду и принялась наливать черный чай с травами в его любимую чашку – подаренную на последний юбилей кем-то из учеников, кто еще не забыл своего старого наставника. Кого Тура обманывает? Какая академия? Какие научные работы? Дедовых мозгов ей не досталось, да и кормить семью кому-то надо было. А способности к медицине, которые у нее, по мнению Павла Корнеевича, были, вполне можно реализовать и на базе медицинского колледжа. Не до научных высот, конечно, зато с куском хлеба. И опять же, кто-то должен давить прыщи. Тура умеет это делать виртуозно.