- Аджосси, который приютил меня в той деревушке, постоянно напевал песенку моряков про деву из морских глубин,- я начал набирать скорость, бросив взгляд не часы на приборной панели.

    - Он мог просто петь всякую чушь. Я в курсе, насколько корейцы любят петь в караоке. Как и японцы... - Моника хоть и продолжила хмуриться, но всё равно замерла, смотря в мои глаза. А когда я покачал головой, спросила:

    - Тангир, ты уверен? - её ноги на моих коленях и под рукой напряглись, а я кивнул со словами:

    - Абсолютно. Сама подумай, Куколка. Таких совпадений не бывает. Я приехал на место не просто расправы. То, что было перед моими глазами, когда вошёл под своды того храма, больше походило на вендетту, подобную моей. Кто-то жестоко расправился со всеми. И только сейчас я сложил всё в кучу. Мне не давал покоя тот факт, что не было логической связи в стольких убийствах из-за делёжки игорного бизнеса. Теперь я уверен, дело именно в этой чертовой легенде.

    Моника смотрела на меня пристально, цепко и хмуро, и только когда мы начали въезжать в последний из городков перед огромным мегаполисом, всё-таки убрала ноги, и села откидываясь спиной на сидение. Я видел, что ей необходимо время, чтобы обдумать то, что я ей рассказал. Как и мне понадобилось ещё несколько минут на окончательное осознание, что смерть моей Ми Ран, выбор меня для превращения в их тварь, и то что произошло дальше - всё это части того мира, который стал моим.

     Того мира, в котором теперь костлявая старуха бросила мне новый вызов, как кость собаке. Последний шанс на искупление всех моих зверств и отобранных жизней. Ведь где-то внутри, сидела совесть и часть моей, ещё не прогнившей насквозь, человечности. Я не имел права отбирать то, что не было создано моими руками. А отобрав, стал совершенно таким же подобием той твари, которая убила мою женщину, сперва сломав её тело.

    Перед глазами опять всё поплыло, а дыхание нагрелось настолько, что никакая калифорнийская жара мне уже была не страшна. Я сам горел понимая, что всё это время - почти восемь лет, с того самого момента, как впервые вышел на ринг, стал пешкой. Костью на чёрно-белой доске для игры в бадук. Однако если камни на этой доске имели четкий черный либо белый цвета, то я стал серым, а вернее красным в этой игре. 

    Потому и вошёл в номер отеля в районе Санта-Моника так, будто решил для себя всё. Не успев закрыть дверь, вжал Куколку в стену со словами:

    - Очень символичное название райончика Моника, не находишь? - провел руками вдоль её фигуры, ворвался грубо, но нежно в её рот, и с удовольствием ощутил, как она повисла на мне и обхватила затылок в руке, с не меньшей страстью отвечая на ласку.

    Сжал её в объятиях настолько, что самому стало нечем дышать, но не отрывался от губ ни на секунду, смотря в глаза, которые быстро темнели, и начинали блестеть от той дикости, которая в них горела.

    Мне нужно было это. Не знаю с каких пор, но я стал не просто голоден до подобных чувств. За эти несколько недель, мой привычный мир начал оживать. В нём снова поднимались из болота деревья, и расцветали прямо на моих глазах. Однако болото всё так же гнило, как и продолжал кипеть мой чан со смолой в аду. Но теперь, когда я дышал, ко мне вернулись запахи и эмоции. Человеческие чувства, которые и побуждали ненасытно набрасываться на Монику, будто толкая меня в спину за новой порцией того, что могло оживить болото и заставить в нём расцвести даже сраный лотос. Именно такой, как она.

    - Ты хочешь чтобы я прямо сейчас попросил помощи? Ты ведь понимаешь, что твой однорогий начальник тоже может быть замешан, и ему лучше не знать про связь ваших дел с корейскими, - оторвавшись от неё, взял лицо Куколки в свои руки, и мягко повел большими пальцами вдоль скул и щек.

    Заглянул в горящий взгляд и опять втянул со смаком её раскрасневшиеся губы в свои, а в ответ получил только крепкий шлепок по заднице и выдох в рот с жаром. Моника схватилась за края моей футболки и рывком, разорвав поцелуй лишь на секунду, стащила её с меня и бросила на две сумки у входа.

    - Ты уверен, что расправа в той деревне может быть связана с этим?  - она провела руками по моей груди, следя за своим же прикосновением, на что я лишь ухмыльнулся и потянул её майку вверх, смотря на то как обнажается её тело.

    Резко развернул Монику к стене и прижал к холодной поверхности, жадно обхватив одной ладонью грудь и начав массировать её в пальцах, ощущая как мягкая половина тут же налилась и приятно перекатывалась в руке.

    Наклонился втягивая запах волос Куколки и перемещая руки по упругому животу вниз. Схватился за застёжку джинс расстёгивая пуговицу и слушая каждый выдох и вдох Моники. И лишь расслышав, как её дыхание становится дрожащим, потянул ткань слегка вниз, жадно поглаживая кожу ягодиц и ловя кайф лишь от того, как мои пальцы в неё впиваются, а руки Моники поднимаются над нами и обхватывают мой затылок.

    - Уверен! - гортанно выдохнул, поймав губы Куколки, когда она прогнулась и подняла лицо.

     Стянул джинсы с её бедер к коленям, вторгаясь в горячий рот языком и улавливая то, как вибрирует её выдох в ответ, как она крепче хватается пальчиками за мой затылок, а глаза смотрят прямо в мои.

    Картина того, как её голова откинута на мою грудь, как вздымаются круглые половины, а соски твердеют обветриваясь, сносит крышу окончательно. Быстро, нетерпеливо и с некой долей того самого безумия, я вынуждаю Монику наклониться и с громким хлопком опереться ладонью о стену, чтобы я мог видеть, как вхожу в неё, разводя руками упругие ягодицы.

    Живой ток от кайфа и чувства удовлетворения, пробегает по венам сразу, как одним глубоким толчком заполняю всё пространство в ней и слышу, как из горла Куколки вырывается рваный выдох от резкости моего движения и его полноты.

    "Я кажется окончательно поехал головой. И в этот раз причина не смерть, а дикое и животное стремление брать и защищать. Брать постоянно и не позволять никому и взглядом смотреть в её сторону. Потому что её стоны - мои, а хрип, который вырывается из её рта - тоже мой! Это тело, которое извивается и дрожит в моих руках так же моё, как и каждый её выдох и вдох принадлежит мне. И никакая арабская тварь не посмеет больше её пальцем тронуть. Я сдохну, но она станет жить спокойно!"

     Именно об этом я думал, когда брал её как башенный, как ненасытный зверь толкался всё глубже, и мне отвечали настолько же бешено, и с не меньшим желанием. Я выдохнул с таким жаром в её затылок, ощутив как дохожу до точки, продолжая жёстко двигаться, что уловил как Моника стала задыхаться, подаваясь движениями навстречу. Она резко выпрямилась и схватались за мой затылок, а мои руки на инстинктах обхватили обе груди и сжали с такой истомой, что возобновив толчки, я ловил на слух только её стоны, пока сам гортанно выдыхал, сцепив челюсть, потому что почти кончил, но терпел. Хотел видеть и слышать, как это сперва сделает она.

     Куколка почти кричала, от того насколько ей хорошо, насколько это приятно и горячо. Насколько это удовольствие дикое и насколько оно правильное и полное.

    Всему причина мои к ней прикосновения. То, как ладони сжимают и сминают её кожу, а губы ловят каждый вдох Куколки. Он грубеет только сильнее, а поцелуй в ответ становится лишь ненасытнее, как и мои движения в ней. Резкие, глубокие и острые настолько, что кажется мой член чувствует любой спазм внутри, и от этого дуреет только хуже, беснуется внутри желанного, пока пульс стучит уже во рту, прямо рядом с тем, как стучит под грудью Моники сердце. Я улавливаю этот стук губами, когда наклоняюсь, толкаясь в неё ещё глубже, и всасываю сладкую кожу, кончая, прежде ощутив как замирает и каменеет её тело от спазмов удовольствия.