Богдан резко замирает и расширяет глаза, пару мгновений стоит и молчит, а потом фыркает и отходит в сторону.

— Я убил чувака кирпичом. Эту карту ты никак не побьешь.

— Снова ты в пролете, придурок. Я сделал ловушку с кирпичами. Которая побила твой хилый рекорд. Шах и мат!

— Откуда ты узнал? — вдруг говорит Ирис, разом прекращая перебранку.

Все это время она долго смотрела на отца, он на нее, и словно больше никого и ничего вокруг не было. Только они. Он, правда, источал нежность, она ярость…

— Я видел фотографии из дома Ревцова…

— Не произноси имя этого ублюдка! — громко обрывает, резко подавшись вперед, — Никогда не смей называть эту фамилию.

Отец на это никак не отвечает, хотя явно хочет что-то сказать, но сдерживается. Через миг и вовсе отогнувшись на спинку стула, он, потерев пальцы друг о друга, усмехается.

— Ты так и будешь прятаться в тени, Артур?

— А кто сказал, что я прячусь?

Его голос звучит, как резкий удар хлыста, которого ты никак не ожидаешь. Я даже неумного вздрагиваю, переведя взгляд в темноту гостиной, и только теперь замечаю силуэт в кресле прямо напротив нашего стола. Как он там появился? Когда? Я этого не заметил, отец тоже. Он смотрит на старого друга, не отрываясь, а на щеках его судорожно сжимаются желваки.

Напуган. Отец боится, и это очевидно. Артур же тем временем делает глоток из стакана, который ставит на стеклянный столик с тихим стуком и встает на ноги. Только сейчас до меня доходит и то, что его сыновья сидят точно вокруг нас, словно это все какой-то план, а это он и был, скорее то всего. Они, как хорошо слаженный механизм, во время отвлекают внимание, чтобы исполнить то, чего хотят добиться. Лили снова была права — мы, при всем своем «великолепии», от них отличаемся очень сильно. Потому что мы — жертвы, а они — хищники. Я себя впервые ощущаю на этой позиции, которая мне совсем не нравится. Увы и ах. Так и есть. Меня передвинули с лидирующей роли в глобальной, пищевой цепи, а я ничего с этим сделать не могу.

Медленно Артур идет в нашу сторону, и когда наконец его лица касаются слабые всполохи света, я, если честно, чувствую разочарование. Не потому что он какой-то не такой, хотя он и абсолютно не такой, каким я себе его представлял. Потому что она на него внешне не была похожа вообще. То есть вообще. Но он слегка улыбается, опуская глаза, и меня снова пронзает, но другое чувство: я ошибаюсь. Мимика один в один. И повадки. Поведение. Все также медленно Артур обходит стол, сцепив руки за спиной, разглядывает картины. Молчит. Отец волнуется сильнее, но, кажется, Артур этого и добивался, потому что когда он оказывается у окна, отец тут же выпаливает.

— Я к этому отношения не имею.

— Знаешь…Звездочет… — тихо начинает Артур, не реагируя на попытки оправдаться, — Мне всегда было интересно услышать правду. Ты наконец готов мне ее озвучить? Столько лет прошло все таки…

— Звездочет… — усмехается в ответ, прикрывая глаза, — Столько лет прошло с тех пор, как я слышал эту кличку.

— И все же.

— Спрашивай.

— Зачем ты вцепился в мою женщину, если никогда ее не любил?

В комнате повисает тяжелая пауза. Отец молчит. Он хмурит брови и изучает свои руки, потом вздыхает снова и жмет плечами.

— У вас все так просто было…нам с Марией не удавалось и…

— Ты взял себе в жены гордую, упрямую и уважающую себя женщину. С такими никогда не бывает просто.

— Ты взял похожую, но тебе было просто.

— Ты слеп, звездочет, — тихо усмехается Артур, слегка мотая головой, а потом переводит взгляд на отца и слегка щурится, — Просто я был готов идти ей на уступки, ты же пытался подмять.

— Два разных подхода, и два таких разных исхода.

— И кто виноват в исходе, которому автор ты? Я говорил, что у тебя не получится ее сломать и подогнать под себя. Мария не пальто, но ты меня никогда не слушал.

— В конечном счете, ты оказался прав.

— Тогда почему моя семья должна была расплачиваться за твои ошибки?

— Наверно я хотел вернуть частичку того времени. Думал, что если Ирис будет со мной, я смогу приблизиться к Марии.

Богдан громко фыркает, а потом подается вперед и выплевывает неожиданно яростно. От веселья не осталось и следа…

— То есть ты сдал моего отца клану, потому что хотел получить себе в постель иллюзию?!

Артур переводит взгляд на сына. Не могу его прочитать, но работает он, как лучшее успокоительное. Богдан отгибается обратно, негодует и кипит, но отворачивается. Слушается его. Уважает. Я вижу это, наверно первостепенно потому что сам никогда не уважал, а боялся. Чувствую разницу кожей.

— Я пытался все исправить, — тихо признается отец, глядя на Богдана, — Это была моя ошибка, и я хотел ее исправить.

— Я знаю, — отвечает за сына Артур, снова приковывая внимание отца, — Ты много заплатил, чтобы что-то изменить.

— Я не мог допустить, чтобы твои дети погибли. Прости меня.

— Я тебя прощаю. В конце концов ты подтолкнул меня к понимаю вещей.

— О чем конкретно речь?

— Звездочет…клана больше нет. Точнее не так. Я — это клан.

Отец отгибается на стуле назад, явно ошарашенный услышанным, Артур же слегка улыбается. Пожимает плечами. Пусть мы и не понимаем абсолютно ничего из того, о чем идет речь, но обращаемся в слух. Сейчас обсуждается что-то максимально важное — это очевидно.

— Ты убил их всех…ты…Безликий? Последний самурай…

— У меня не было другого выхода. Либо так, либо они бы убили мою семью.

— Но откуп…

— Ты заплатил откуп, и я тебе, конечно, благодарен, но как там было? Не обгоняй, если не уверен? Сто раз же тебе говорил, думай, прежде чем что-то сделать.

— Как ты вообще выбрался из порта?!

— Ты договаривался не с тем. Акихико — мой брат. Моя семья. Я вырос с ним.

— Вы друг друга ненавидели!

— Знаешь, как проще всего определить крысу, Звездочет? Говоришь подозреваемым разные вещи, и чья информация покажется — тот предатель. Мы с Акихико решили, что кланом управлять гораздо проще, если они думают, что мы враждуем. Сети шире.

— Безликий отрубил ему голову. Мне это известно.

Артур опускает глаза, поглаживая длинными пальцами что-то золотое, пару раз кивает и хмурится.

— У него нашли большую опухоль в мозгу. Неоперабельную. Акихико просил меня даровать ему смерть по всем законам, а не жалкую погибель под капельницами. Он так хотел, и я сделал это для него. Меньшее, что я мог, в ответ на все, что он для меня сделал. За то, что спас мое сердце…

С нежностью он смотрит на Ирис, которая слегка улыбается. Этот взгляд пробирает, если честно, до мурашек. Потому что она его любит. Предано, сильно, вечно. Он взамен любит ее еще больше. Так необычно видеть что-то подобное. Мне всегда казалось, что такой любви уже не бывает. А вон оно как, да? Под градами пуль теплится что-то настолько волшебное. Странная штука — жизнь…

— Я этого не делал, Артур, — тихо шепчет отец, и Артур смотрит уже на него, но холодно. Безучастно.

— Тогда объясни мне еще кое что.

Повернувшись к столу, Артур подходит ближе и останавливается рядом с Мариной, как Богдан ранее. Только если от сына она не отгибалась, от него непроизвольно и тут же сделала это. Артур имел странную, давящую своей силой энергетику, и он пугал. Не только Марину, к слову, но и нас с Мишей. Тем не менее притягивал…Я жадно разглядывал каждую черту его лица, ловил каждое слово. Тихое, мерное, спокойное. И чем дальше все закручивалось, тем больше схожестей я находил по крайней мере в злости. Она злилась, по-настоящему злилась, также. Тихо, но тем более ярко это ощущалось нутром.

Тем временем на стол ложится телефон, Артур медлит пару мгновений, а потом нажимает на круглую, большую кнопку, и разрушает меня на миллион частей. Я ведь слышу ее голос…

— Привет! — наспех говорит Амелия, — Я знаю, что не звоню тебе обычно, и вообще…эээ…

— Амелия, что случилось?

— Короче…эм…тут такое…эээ…

— Амелия!

— Пап, у меня проблемы, — она тяжело дышит, словно сейчас расплачется, а в голосе Артура тут же появляется страх.