Занятый этими мыслями, я подъехал к школе. До конца третьего урока оставалось минут пятнадцать. Школьный двор был пуст, если не считать нескольких ребят из второго класса, стоявших у спортивных снарядов на песчаной площадке. Я взбежал по ступеням, пройдя через фойе, свернул направо и устроился на диване перед библиотекой. Пока имелось свободное время, решил просмотреть сообщения на эйхосе. Больше всего я ждал весточки от Талии. Все-таки нехорошо с ней вышло. Я не думал, что моя демонстрация отношений с Ленской вызовет в баронессе именно такую реакцию. В госпоже Евстафьевой что-то слишком изменилось после ее злоключений в Шалашах. Здесь нет ничего необычного, любую девушку такое потрясло бы намного больше, чем мою подругу, и я лишь удивляюсь ее стойкости. Но, с другой стороны, я не могу уделять Талии столько внимания при ворохе собственных проблем. Теперь я еще больше ощущал насущную необходимость поговорить с ней. Поговорить и ясно обозначить границы наших отношений, дать ей еще раз понять, что она — моя хорошая подруга, но не моя девушка. Я это говорил ей уже после нашего первого посещения «Ржавого Парижа» и инцидента с Лисом, но баронесса, видимо, решила, что в моем отношении к ней что-то переменилось. Нет, я не хочу, чтобы Талия жила какими-то иллюзиями на этот счет. И если честно, я от нее очень устаю.

Увы, в эйхосе от Талии ничего не было. Имелось одно сообщение от Ленской. Очень короткое:

«Привет. Первое мая завтра. А ты любишь ведьм?»

Я ей ответил тоже коротко:

«Привет. Люблю тех, которые носятся на серебряной 'Электре»

И еще одно с неизвестного номера. Нажал боковую пластину и поднес прибор к уху:

«Ты убил моего брата. Ты — покойник».

Забавно. И почему я прежде, чем прослушать его, не сыграл в «угадайку» со своей интуицией. Теперь интуицию отодвинула в сторону логика. Даже если не брать в расчет знакомый голос, то это сообщение от Варги. И тот парень, которого я перепутал с ним в Шалашах и сжег в «Огненном Лотосе», был его братом. Отвечать ему я ничего не стал, но сохранил этот номер — вдруг пригодится.

Скоро кончился третий урок, и я поднялся в класс. Вот здесь меня ждал сюрприз. Дело вовсе не в теплых приветствия, которые исходили от всех. Даже Дарья Грушина поздоровалась со мной точно давняя подруга, это невзирая на двухлетнюю неприязнь. Еще бы, ныне я — личность очень популярная, не только в классе, но и всей школе. Сюрприз оказался в другом: за моей партой на месте Айлин сидела Ольга Ковалевская.

— Не возражаешь? — с улыбкой спросила она.

Я наклонился и полушепотом сказал:

— Смогу ли я при таком соседстве думать об учебе? — мне было приятно, что Ольга от своей соседке по парте перебралась ко мне. Несомненно, этим поступком княгиня подчеркивала перед всеми остальными близость отношений со мной.

— Очень интересный вопрос, — княгиня обольстительно улыбнулась — умеет это она делать с особым шармом. Потом сказала: — У меня тоже есть вопрос. Давай, выйдем в коридор, не хочется сидеть за партой на переменах, — она встала, тряхнув своими роскошными золотистыми волосами, направилась к двери.

Оставалось последовать за княгиней. Первоначальная радость от осознания, что мы стали еще ближе, вскоре сменилась тревогой.

— Ну, рассказывай, что за дело к тебе было у Ленской, — сказала она, когда мы оказались в коридоре и отошли в сторону от шумной группы учеников из третьего класса.

Черт! Ну почему я не приготовился к такому вопросу? Глупо с моей стороны его не ожидать. По прежнему опыту я знал, что в разговоре с Ковалевской хитро увиливать от ответа вряд ли получится. Сказать правду — чревато серьезной обидой. А соврать… Нет, я не хотел ей врать. Я вру лишь по необходимости, и есть такие люди, которым вообще старюсь не врать ни при каких обстоятельствах. Как правило, это люди, добрые отношения с которыми и доверие я особо ценю. Исключение — моя мама. Иногда ради ее спокойствия, могу сказать не все или сказать несколько не так.

— Света хотела, чтобы завтра вечером я сопроводил ее в одно опасное место, — по глазам княгини, синим, внимательным, придирчивым, я понял, что ее не удовлетворит такое обтекаемое объяснение и добавил: — Это место — парк Мирослава.

— И завтра там ночь ведьм, да? — улыбка на ее ярко крашеных губах вышла недоброй.

— Да, она боится идти туда одна, но очень хочет посмотреть. И с ее слов она не ведьма, — сказал я.

— Благодарю за честность. Я знала, что ты пойдешь туда с ней. Мне это неприятно, Саш. Ты не можешь уделить мне один вечер, чтобы купить туфли. И бежишь к ней по первому запросу, — она уперла палец мне в грудь и сказала, выделяя каждое слово: — Я не терплю быть на вторых ролях. И я знаю, то я для тебя по-прежнему очень важна, но ты рискуешь меня просто потерять.

— Оль, клянусь, ты для мня самая первая, — я взял ее ладонь и активировал «Капли Дождя». Наверное, магия с моей стороны — несколько нечестный ход. Но те слова, которые я произнес были совершенно честны. — Чем я могу тебе это доказать?

Она проигнорировала мой вопрос, вместо этого, позволяя ласкать свою руку, спросила:

— Ты уже спал с ней?

— Конечно, нет, — отозвался я голосом, не оставляющим сомнений.

— Ясно. Все в планах. Нам нужно с тобой поговорить, Елецкий. Обстоятельно и честно поговорить, — она обернулась за прошедших мимо подруг Светы Ленской, которые смотрели на нас и перешептывались.

— К разговору с тобой готов всегда. И буду рад, если между нами не останется никаких недомолвок. Давай после уроков? — предложил я.

— Нет. Не сегодня. Только после твоей ночи с ведьмами, которые не ведьмы. Тогда будет больше определенности. Только знай, я умею многое прощать, но есть кое-какие границы, — она недовольно поджала губы.

— Оль, ты, наверное, напридумывала себе лишнего. Я обещаю, что именно ты для меня самая важная и желанная девушка в этой школе, и в этом мире. Скажу прямо: Ленская мне нравится, она мне интересна, но ты куда важнее. Если хочешь, пойдем втроем на этот шабаш? — предложил я, слегка ее приобняв.

— Нет уж, как-нибудь без меня, — она поморщилась — ее почему-то возмутила такая мысль.

— Давай тогда с тобой встретимся в среду? Заодно решим затянувшийся вопрос с твоей обувью? — я притянул ее к себе чуть ближе, опустив ладонь на я ягодицу.

Раньше за такое Ковалевская, наверное, оттолкнула бы или вовсе дала пощечину, но сейчас она вполне мирилась с моим публичным нахальством.

— В среду… Нет, на среду уже много планов, — княгиня покачала головой.

— В четверг? В любой другой день, кроме пятницы. В пятницу не могу, — я вовремя вспомнил о ритуале жертвоприношения, который проводит Леший и верхушка его банды. И добавил: — Поверь, это не связанно с Ленской.

— Хорошо. Давай в четверг, — согласилась она. — У меня на вечер только массаж — можно пропустить.

— Не надо пропускать. Массаж сделаю я. И сейчас скрепим наш договор поцелуем, — я решительно притянул ее к себе и впился в приоткрытые губки.

Поцелуй вышел коротким, она меня несильно оттолкнула и сказала:

— Губки вытри, массажист. А то Ленская увидит и отшлепает тебя ведьминой метлой, — она без удовольствия улыбнулась, под мелодичный сигнал конца перемены.

— Ленскую не может возмутить твоя помада на моих губах. Она знает, что мое сердце целиком у тебя, — ответил я на ее подковырку и по взгляду княгини почувствовал, как ей эти слова понравились.

Пока Анна Ивановна разносила по рядам листки с вопросами по итоговому зачету, я позволил себе немного шалости: положил руку на колено княгини и приподнял край ее юбки.

— Руки! — недовольно прошипела Ковалевская.

— Я тренируюсь. На эти прекрасные ноги в среду мы будем мерить туфли, — прошептал я в ответ, лаская пальцами ее бедро и тихонько поднимаясь выше.

Пошалить еще немного не получилось — преподавательница положила два вопросника на нашу парту.