– Да, Вова, пока что вы учитесь. А вот представьте себе, что на работе на вас рассчитывали, вам доверили, а вы взяли да и подвели людей. Ну и каково будет вашим сотрудникам?
Никто ничего не ответил.
– Молчите, значит? – продолжала свой монолог Елена Петровна. – А вы знаете, я ведь тоже устала. А если бы я сейчас встала и пошла в кино, вам бы это понравилось?
– Нет, – послышался голос в классе.
Далее Елена Петровна привела убедительные доводы почему надо быть ответственными. Заодно пристыдила тех, кто хотел объявить бойкот председателю совета отряда. На выяснение отношений ушел целый уок, но благодаря грамотной классной руководительнице конфликт замяли, а нерадивые одноклассники Вити поняли свою ошибку.
Потом его выбрали комсоргом. Точнее, Елена Петровна фактически сама его назначила на эту должность, и он вроде справлялся хорошо. Родители даже шутили: папа парторг, мама профорг, а сын комсорг. Однако многие одноклассники Витю недолюбливали. Во-первых потому что он был любимчиком у Елены Петровны, во-вторых, над ним за глаза посмеивались, что он в свои 16 лет не попробовал ни одной сигареты, ни одной рюмки, ни одной юбки. "Фу, маменькин сынок, – посмеивались девчонки. – То ли дело Лёшка Демидов, Генка Козлов или Мишка Григоренко, девки за ними косяками бегают. А Витёк тряпка".
С Витей за одной партой сидела Любка Токарева, которая пришла к ним в учиться классе в восьмом когда родители получили квартиру в их районе. Они дружили, и иногда Витя носил ее портфель когда они вместе шли из школы. Вообще, Люба ему нравилась, но только он не знал как ей об этом сказать. Как оказалось, позже, она тоже была к нему неравнодушна. А Анька Шевченко её спрашивала:
– Люба, неужели тебе нравится Витька Коростелёв? Да он же затюканный.
– Ну и что? Он нормальный пацан, просто надо его растюкать.
– Растюкать! – засмеялась Анька, которой явно понравилось это выражение. – Любка, а ты уверена, что тебе это удастся?
– Ничего, Анька, я его быстро к рукам приберу.
– А как?
– Элементарно. На свой день рождения я соберу тусовку у нас дома. Предки обещали уехать на дачу, а когда все уйдут, я Витьке предложу остаться на ночь.
– Люб, у него папаша… ээээ.... живьём съест тебя. Ты не боишься?
– Да плевала я на его папашу. И на мамашу тоже. Дураки они зашоренные. Папаша его помешан на партийной работе, а Витёк на комсомольской. Они же дальше своего носа не видят.
– И что?
– Что-что! Спасать надо пацана, иначе он так и будет всю жизнь мамку с папкой слушаться.
Любка была старше Витьки на два месяца: у неё был день рождения в феврале, а у него в апреле. Она жила с родителями, а старший брат учился в Москве. В пятницу ее родители действительно на дачу укатили на выходные, предварительно наготовив еды на весь класс, и одноклассники там дурковали до позднего вечера. Когда все разошлись, Любка закрыла дверь на щеколду и начала быстро раздеваться.
– Ну, Витёк, пойдем в спальню.
– Куда-куда? – удивился Витя.
– Пойдём, пойдём, не боись. Мне же уже 17, да и тебе тоже скоро будет столько же, скоро закончим школу. И вообще мы взрослые люди.
Глава 3. Как ты смеешь встречаться с предательницей?
Любка включила проигрыватель, и послышалась пленящая музыка – какой-то шлягер того времени. Шел 1977 год, и в те времена выпускали грампластинки не только советской эстрады, но и зарубежной. Она сказала, что это французский певец Джо Дассен, а песня называлась "Если в мире нет тебя". Далее она налила вина в бокалы и зажгла свечки. Ну как тут устоять?
Покувыркавшись под песни Джо Дассена ребята встали и начали одеваться. Витя посмотрел на часы: пол-одиннадцатого. Пора идти, а то родоки будут ругаться. Но какое же вкусное вино! Ему захотелось еще и еще, и подружка с удовольствием ему наливала. Он пил бокал за бокалом и вдруг сказал: "Любочка, я тебя люблю, выходи за меня замуж". Та ответила: "Конечно, вот закончим школу и поженимся".
Время приближалось к полуночи, и вдруг раздался звонок в дверь. Кто это мог быть? Люба посмотрела в глазок – да это же Витькин отец, начальник ее отца. Придется открыть, а то хуже будет.
– Здравствуйте, Петр Григорьевич.
– Здравствуй, Люба. Поздравляю тебя с днем рождения.
– Спасибо.
– А Витя у тебя?
– Да, сейчас он выйдет.
Подвыпивший Витя шатаясь вышел в коридор.
– Тааак… – протянул Петр Григорьевич. – Это что такое? Почему у тебя ширинка расстегнута?
– Он из туалета вышел, – нашлась Люба.
– Из туалета, говоришь? Неужели он до такой степени пьян, что штаны забыл застегнуть?
Витя густо покраснел и ничего не ответил.
– Ну чего ты красный как рак? Может между вами уже что-то произошло?
– Ну что вы, Петр Григорьевич?
– А ты молчи! Завтра же всё расскажу твоему отцу. Не забывай, что твой отец – мой подчиненный. Где твои родители?
– На даче.
– Ах вон оно что! Родители на даче, а она тут дебош устраивает.
– Петр Григорьевич, я у себя дома.
– У себя дома она! И это дает тебе право затаскивать в постель невинного мальчика? Я бы на месте Давида Соломоновича тебя бы выпорол. А ты, – обратился он к Вите, – немедленно собирайся домой. Я тебя накажу ремнем.
– Петр Григорьевич, бить детей непедагогично.
– Молчи, шалава малолетняя! – сказал он и потащил за шиворот не вязавшего лыка Витьку домой.
Хорошо, что они жили в соседнем доме, и время было уже позднее. Вроде никто из соседей не видел как всеми уважаемый парторг буквально волок своего непутевого отпрыска домой. Дома он толкнул пьяного сына на кровать, стянул с него штаны и впервые в жизни выпорол ремнем на глазах у матери и бабушки. Но тот ничего не соображал и лишь издавал какие-то нечленораздельные звуки на каждый свист ремня.
– Петя, не надо, – говорила Дарья Павловна своему разъяренному сыну.
– Петя, прекрати. Витьке скоро 17, а ты его ремнем, – увещевала мужа Вера Филипповна.
– Значит заслужил, – сказал отец. – Нечего ложиться в постель со всякими Любками.
– Как так? – ахнула Вера Филипповна.
– А вот так! – сказал Петр Григорьевич. – Если ты будешь потворствовать этому малолетнему гуляке, то потом нам с тобой придется алименты платить.
Назавтра Витя проснулся с тяжелой головой. Была суббота, и он хотел дома остаться. Тем не менее, родители и бабушка были на него очень злы и велели ему идти в школу. Хорошо, что хоть дали ему таблетку от головной боли, и вскоре он почувствовал себя хорошо. Но что это? Почему ему трудно сидеть? "Бог ты мой, неужели папаша меня вчера отходил ремнем? А почему я ничего не помню, неужели я так напился? Ну погоди, злыдень, когда-нибудь и я тебе врежу когда ты станешь старый и беспомощный", – подумал Витя. И поклялся себе, что рано или поздно он непременно отомстит своему папаше. Ну действительно, что это за дела – все гуляют, а ему нельзя. Все покуривают в компаниях и выпивают хотя бы по бокалу, а ему запрещено. Папаша ему еще классе в седьмом сказал: "Если я тебя увижу с сигаретой, я тебя изобью". Надо же, почти до 17-ти лет он его не трогал, а вчера выпорол.
Как на грех, в тот день была физкультура и хочешь – не хочешь, а пришлось раздеться и надеть майку и шорты. Поэтому пацаны в раздевалке не могли не заметить полосы от ремня у него на теле. И весь класс потом шушукался:
– Представляете, Коростелёва дома высекли.
– Да он небось вчера набухался как свинья. Токарева его напоила.
– Он небось еще и переспал с ней.
– Ну и что? Может еще на свадьбе у них погуляем. А потом на крестины пойдем.
– Какие крестины, мы ж комсомольцы.
Но совершенно неожиданно случилось следующее. Токаревы получили разрешение на выезд в Израиль к каким-то липовым родственникам – событие по тем временам неординарное. На сборы им дали буквально недели две или три. Петр Григорьевич об этом и не догадался бы если бы дня через два или три после того инцидента Давид Соломонович не пришел к нему с каким-то документом для подписи.
