– В подвальный магазин завезли новую книгу, – сообщила она, высунув голову из-за перегородки, так что мне пришлось повернуться к ней.
– Какую?
Она стала рыться в своей сумке, склонив голову набок и приговаривая: «Забавно, а я думала…» Решив, что она, должно быть, не расслышала мой вопрос, я вернулась к работе. Спустя некоторое время послышался ее возглас: «А, вот она!» – и стук по перегородке. Я поднялась и заглянула к ней.
– Вот, смотрите! – Она показала мне тонкую книжицу в мягкой обложке. – Дочь с недавних пор замечает, какой у меня бедный словарный запас, вот я и решила начать больше читать, ну знаете, чтобы его пополнить. Но я не знаю ни единого писателя, вот и купила эту книгу у нас в магазине.
В руках у нее была книга под названием «Пляски с павианом». Автор – Ямаэ Ямамото. Герою книги, как сообщала задняя сторона обложки, достался в наследство павиан из нелегального зоопарка, и он решил занять этого павиана черной работой – поручить ему забирать почту, оплачивать счета за воду и электричество, стирать белье. Он и опомниться не успел, как этот павиан постепенно начал завладевать его жизнью. Последнее предложение аннотации гласило: «Но подлинна ли преданность павиана или же все это зловещая уловка?..» Да плевать мне, подумала я. Значит, вот какую книгу решил заказать магазин? И кто же, скажите на милость, сделал такой запрос?
Возвращая книгу госпоже Оидзуми через щель в перегородке, я думала: если уж вам вздумалось пополнять словарный запас, наверняка нашлось бы великое множество книг куда лучше этой.
– Вы правда не смогли вспомнить ни единого писателя?
– Эм-м… Нацумэ Сосэки? – отозвалась госпожа Оидзуми, забирая у меня свой экземпляр «Плясок с павианом».
Вскоре я услышала из-за перегородки ее возглас:
«О, как мило!» По-видимому, она просматривала запись похода Ямаэ Ямамото за покупками и одновременно читала его книгу. Разумеется, не существовало правила, которое запрещало бы нам читать результаты творчества объектов наблюдения, но от этой мысли мне стало так неуютно, что по коже побежали мурашки. Впрочем, госпожа Оидзуми ничуть не смущалась.
Ямаэ Ямамото на левом экрана передернулся и разом открыл глаза. Посидел пару минут, прижимая ладонь ко лбу, потом принялся барабанить по клавишам. Любопытствуя, что может написать только что проснувшийся человек, я увеличила изображение и прочла: «Ай, да неохота мне работать».
Ну что, логично. Было слышно, как за перегородкой госпожа Оидзуми снова роется в сумке. Потом я увидела, как она уносится в сторону кухни с банкой йогурта в руках.
Со временем мои пристрастия стали все больше и больше совпадать с привычками Ямаэ Ямамото, и в конце концов я перестала искать что-либо по своей инициативе. Сама по себе я не такая уж материалистка, и Ямаэ Ямамото покупал не так много, но он, видимо, тщательно обдумывал каждую покупку – скорее всего, из-за недостатка средств. В этом смысле он стал для меня отличным образцом для подражания. Оказалось, что в подвальном магазине есть в продаже и подвязки, которые он надевал на ноги ниже колен, чтобы способствовать кровообращению, когда приходилось подолгу сидеть, и шариковые ручки с быстросохнущими чернилами, которые он предпочитал, так что я купила и то и другое. Это благодаря вылазкам Ямаэ Ямамото в интернет-новости я узнала, что решено снимать десятый сезон одного американского детективного сериала. А когда Ямаэ Ямамото вновь и вновь смотрел, как в записанном матче Кевин Гросскройц забивает гол, я ликовала вместе с ним.
Мало-помалу у меня возникало ощущение, будто я живу рядом с Ямаэ Ямамото, делю с ним радости и печали, удовольствия и муки. Нет, пожалуй, это уже чересчур, но хотя бы насчет радостей и удовольствий все верно. А если и не печали, то его скуку – определенно. Всякий раз, когда шел дождь, Ямаэ Ямамото становился еще сонливее, чем обычно, то и дело клевал носом, сидя на стуле, и спустя некоторое время я обнаружила, что вздремываю вместе с ним. То время, пока объект спал, было моей единственной возможностью быстро перемотать запись вперед, и все эти шансы я упускала, потому что тоже спала. Мне предстояло еще многое узнать об этой работе. Госпожа Оидзуми регулярно отчитывалась мне о том, как продвигается чтение «Плясок с павианом». Похоже, ее пределом были всего две страницы в день. Зато ее дочь уже дочитала книгу. Ее вердикт? «Ничего особенного».
И когда я уже начинала думать, что без проблем смогу наблюдать за этим человеком еще годик – полагаю, иными словами, когда я наконец свыклась с этой работой, – поведение Ямаэ Ямамото изменилось в неожиданную сторону.
В какой-то момент он начал поглядывать в сторону камер. С самого начала камера в той комнате, где он работал, была спрятана в шкафу, стоящем наискосок от него, а камера в кухне – в шкафчике над раковиной. И вдруг с недавних пор он начал оглядываться, пока сидел за компьютером, и смотреть вверх, когда готовил. Казалось, его особенно беспокоит то, что происходит у него за спиной, пока он работает.
Какими бы товарищескими чувствами я ни прониклась к моему объекту, меня все равно передергивало, когда наши взгляды встречались сквозь экран. Неужели он просек, что за ним наблюдают? Но если да, неужели не стал искать камеры? Однако его настороженность казалась какой-то беспредметной. Кто-то проболтался, подумала я. Но, насколько я знала, связи Ямаэ Ямамото с внешним миром ограничивались взаимодействием по работе и чрезвычайно малозначимым общением с друзьями. К нему домой являлись только курьеры. Никто ему не звонил. Иногда он пользовался телефоном, чтобы договориться сходить куда-нибудь поесть с друзьями, но до всех предстоящих походов оставался как минимум месяц.
Меня все сильнее нервировало то, как объект, только что всецело поглощенный работой, уже в следующий момент глядел прямо мне в глаза. У меня даже появились предположения, что он, возможно, с самого начала знал, что за ним наблюдают, и ничего не имел против. А сейчас, возможно, решил, что пора наконец дать мне понять: ему известно о нас. В качестве первого шага я посоветовалась с госпожой Оидзуми.
– Да у него, наверное, просто шею сводит, – высказалась она.
Хотя ее дочь и не нашла в «Плясках с павианом» ничего особенного, госпожа Оидзуми явно наслаждалась чтением и признавалась мне, что начала с нетерпением ждать ежедневного прихода на работу, чтобы наконец почитать. Разумеется, я не стала с ходу отвергать предположение, что все эти взгляды, брошенные назад, объясняются исключительно проблемами с шеей Ямаэ Ямамото, но выявленная возможность не избавила меня от беспокойства, так что я решила донести его до сведения господина Сомэя.
– Хм-м… – отозвался он, выделяя что-то в чужом отчете ядовито-зеленым маркером. – Интересно, не из-за той ли это передачи? Видите ли, в прошлый четверг по телевизору показывали специальный выпуск передачи про страшные истории о призраках, и один из сюжетов был посвящен призраку маньяка с топором, который оказывается на тридцать сантиметров ближе всякий раз, стоит обернуться.
Господин Сомэя сообщил об этом совершенно невозмутимо. Я знала, что Ямаэ Ямамото взахлеб смотрит эту передачу, отметила это в своем отчете как одну из составляющих его обычного поведения, но особо об этом не задумывалась.
– А в чем там суть?
– Некий человек был убежден, что жена ему изменяет, поэтому он убил всю свою семью, а потом покончил с собой, и лишь потом стало известно, что насчет измен он заблуждался. В загробной жизни его так одолело раскаяние, что он решил избрать своей мишенью каждого, кто задумал загубить чью-либо жизнь.
– Но это же бессмысленно, разве нет?
– Вообще-то, да. Но понимаете, логика призрака и все такое.
Господин Сомэя объяснил мне, что постепенным приближением призрак преследует единственную цель: вселить в свою жертву жуткое чувство страха и тем самым заставить ее страдать как можно сильнее. Иными словами, он делает это чисто из вредности. Но, по словам медиума, приглашенного на передачу, поскольку поведение призрака – следствие «непоправимой ошибки», его уже ничем не изменишь. Потом господин Сомэя признался, что сам передачу не смотрел, но когда прочитал мой отчет, нашел информацию о ее содержании в блогах. Ого, подумала я, вот это профессионализм! И тут же напомнила себе, что он и впрямь профессионал, по крайней мере в своем деле, так что причин удивляться, в сущности, нет.
