Сколько я ни ломала голову, мне так и не удалось придумать что-нибудь перспективное, и я решила на время отложить новую серию и сосредоточиться на написании очередных материалов для уже запущенных. Этим я и занималась, когда мне прислали окончательный вариант оформления упаковки. К передней стороне упаковки с ее крупным каллиграфически выписанным названием «Соевый соус госпожи Фудзико» у меня не возникло никаких претензий, но, едва взглянув на оборот, я схватилась за голову. От маленькой госпожи Фудзико в левом нижнем углу пачки исходил пузырь, как для реплик в комиксах.
Разве не означало это, что написанное мной должно восприниматься как прямая речь госпожи Фудзико? И если так, значит, тексты о диктаторах здесь еще менее уместны, и ядовитые растения Японии вместе с тайнами мира тоже отпадают. Не пригодятся не только темы, которые разрабатывал господин Киёта: мои самые маленькие страны тоже не подойдут, а «Найди истоки слова!» и «Знай свое имя!» показались бы в этом случае чересчур однобокими.
Нет, думала я, что здесь требуется, так это учесть свойства личности госпожи Фудзико. Поэтому я и связалась с иллюстратором, разработавшим ее, и он написал мне: «У госпожи Фудзико доброе сердце, она самую чуточку любопытна и не прочь сунуть нос в чужие дела. Она бывает довольно рассеянной и склонной к беспокойству. Ее любимое время дня – когда можно расслабиться с чашечкой вкусного чая». Все это лишь подтвердило мои подозрения, что метод генерирования идей, которым я пользовалась до сих пор, в данном случае бесполезен. До сих пор я кое-как держалась, сосредоточившись на вопросах лингвистики, лежащих за пределами сферы рецептов и общих гуманитарных и естественнонаучных знаний, которые предпочитал мой предшественник. Теперь же мне предстояла попытка найти какую-нибудь тему, подходящую для госпожи Фудзико, чуточку любопытной кумушки с добрым сердцем.
На обороте упаковки госпожу Фудзико предполагалось изображать в трех вариантах: один соответствовал иллюстрации на передней стороне пачки, с улыбкой и прикрытыми глазами, на втором госпожа Фудзико хмурилась и выглядела слегка встревоженной, а на третьем ее рот был открыт, словно в процессе раздачи советов. От меня требовалось придумать тексты, сочетающиеся с каждым из вариантов.
С приближением дня голосования по тексту для упаковки с госпожой Фудзико я уже не могла откладывать мысли о ней. Если компания зашла настолько далеко, что специально создала персонаж, казалось бы, директор мог хотя бы дать мне совет, досадовала я, и в то же время понимала, что для того меня и наняли, чтобы реагировать на ситуации такого рода. Занимаясь другими делами и делая вид, что ничего плохого не происходит, я непрестанно думала о госпоже Фудзико. Она начала являться мне во сне, так что среди ночи я просыпалась, как от толчка, и уже не могла уснуть до тех пор, пока не приходило время собираться на работу. Даже за день до последнего срока представления вариантов на голосование я все еще не могла выдать ни одной приличной идеи.
«Госпожа Фудзико уже в годах, но душой она все еще молода и внешне ничуть не изменилась. Однако за долгую жизнь она накопила много опыта и мудрости. Я помню, что писал о ее рассеянности, но лишь когда речь идет о мелочах, а ее отношение к жизни в целом отличается глубиной, – таков был ответ иллюстратора на просьбу сообщить о госпоже Фудзико что-нибудь еще. – Когда я встречался с директором и кем-то из сотрудников отдела разработки, прозвучала фраза „крекеры для изнемогающих людей“. В итоге было решено, что это чересчур, и ее убрали из общей концепции, но, думаю, в некотором общем виде она присутствовала в глубине моего подсознания, когда я рисовал госпожу Фудзико».
Наступил последний день, и за неимением лучшего я решила выставить на голосование в качестве вариантов «Сто знаменитых японских вершин» и «Краткое содержание всех пятидесяти четырех глав „Гэндзи-моногатари“», но темы, которую я в самом деле хотела бы видеть победительницей, у меня так и не появилось. Едва придя на работу к девяти, я распечатала из электронной почты письма иллюстратора и все утро размышляла над ними, но в голову так ничего и не пришло. В отчаянии я решила дополнить список «Самыми маленькими странами мира», которые в прошлых турах голосований продемонстрировали относительную популярность, хоть и не пошли в дело, – просто ради массовости. Больше всего голосов наверняка наберут «Сто знаменитых японских вершин», которые даже не я придумала, ну и пусть, мне в самом деле уже все равно, думала я, направляясь в столовую.
Пока я понуро стояла в очереди за едой, в голове продолжала вертеться фраза «крекеры для изнемогающих людей». Пожалуй, в моем нынешнем состоянии они пришлись бы кстати. Сегодня основным блюдом был мясной рулет, что обрадовало бы меня, если бы работа продвигалась хотя бы немного лучше, но мои мысли были настолько поглощены госпожой Фудзико, что даже аппетитный аромат лишь отвлекал и этим раздражал меня.
Не сумев вызвать в себе желание съесть мясной рулет, я нагрузила свой поднос салатом со спагетти, холодным тофу и парой онигири и села за стол. Мои сотрапезницы, как обычно, увлеклись разговором, а я молча жевала.
Госпожа Кавасаки, сидящая напротив, протянула ко мне руку, помахала перед моим лицом и заметила:
– Вид у вас нездоровый. С вами все хорошо?
Со странным чувством вины за явное отсутствие настроения, я задумалась, как быть: признаться, что я зашла в тупик, или объявить вопрос решенным и с полным самообладанием сообщить о том, что в голосовании, видимо, победят «Сто знаменитых японских вершин», но даже сам факт принятия этого решения стал вызывать излишний стресс, так что я лишь покачала головой и ответила:
– Нет-нет, я в порядке.
– Кстати, разве не сегодня последний срок подачи заявок на новые темы?
– А, точно! Так вы все-таки приняли решение?
Мои сотрапезницы проявили недюжинную проницательность и полное отсутствие милосердия.
– М-м, да, сегодня у меня есть время до пяти, так что буду думать до последней минуты, – солгала я.
– Что ж, хорошо.
– Мы как раз в раздевалке говорили, что вид у вас в последнее время измученный.
– Да! Вам бы прихватить с собой домой новые крекеры, они вас приведут в порядок!
Унизительно было сознавать, что мои переживания, как я ни старалась скрыть их, стали известны всем. Так что я сделала вид, будто собираюсь закончить обед, вернуться к себе и крепко подумать о темах для голосования, хотя на самом деле намеревалась пойти на существенный компромисс. Возможно, это оказалось еще более очевидным для остальных, потому что мне пожелали удачи и сразу же возобновили прежние разговоры.
Госпожа Уракава рассказывала, что у ее старшего сына вечно весь пол в комнате в крошках от крекеров и чипсов. После двадцатого напоминания он наконец взял с собой тарелку, чтобы есть с нее. «А потом возьми да и разбей эту разнесчастную тарелку!» – с неподдельным возмущением воскликнула она. Тарелка была недорогая, но госпожа Уракава ее любила, а теперь она раскололась ровно на три части. Случившееся так расстроило ее, что она со страдальческим выражением лица призналась нам, что убрала осколки в бумажный пакет, чтобы больше их не видеть, но так и не сумела заставить себя выбросить его.
Тем временем госпожа Нихэй забеспокоилась, что ест недостаточно овощей. В попытке исправить это упущение она накупила латука, помидоров, проростков дайкона и красного перца, решив приготовить и съесть много-много салата, а заправку купить забыла, так что ей пришлось в конце концов смешать овощи с майонезом. «На вкус ничего, – сообщила она, – но трудно смириться с тем, что это не совсем то».
– Похоже, я становлюсь забывчивой, – сказала она.
– Кстати, о забывчивости и покупках, – вмешалась госпожа Тамада и продолжала рассказывать о том, как у нее кончились разом и шампунь, и кондиционер, и поскольку захватить в магазине она их забыла, то вымыла голову мылом. В итоге волосы у нее сегодня такие жесткие, что нам на них лучше даже не глядеть.
