Шестнадцатого августа немцы начали было новый прорыв, но безуспешно. Они снова наткнулись на серьезное сопротивление и опять потеряли тральщик. «Слава» активно участвовала в боевых действиях, но под угрозой накрытия опять отошла.

Тем временем «Шварц 2» бороздил Рижский залив в поисках линкора «Слава». Немцы во что бы то ни стало хотели потопить броненосец. Поиски довольно быстро увенчались успехом, поскольку удобных стоянок для такого крупного корабля было не так много.

В ночь на семнадцатое августа, очень удачно пройдя под самым курляндским берегом, в Ирбенский пролив прорвались два немецких эсминца «V99» и «V100». Они самым полным ходом двинулись по указанным координатам. Надо сказать, что эти эсминцы были выбраны для такого набега не случайно. Верх технической мысли того времени, нефтяные эсминцы были красой и гордостью германского флота. Скорость — тридцать шесть узлов, а это почти семьдесят километров в час, отсутствие предательского дыма от угольных топок и новейшее торпедное вооружение — все это делало эсминцы идеальными для такого скрытного и стремительного рейда. Однако тайной рейд оставался недолго. Немцы два раза наткнулись на дозорные миноносцы и даже были обстреляны. Но роковым для них стало то, что у русского флота тоже был эсминец, построенный практически по тому же проекту, назывался он «Новик», а на мостике этого корабля стоял умелый, опытный и бесстрашный командир Михаил Андреевич Беренс, и его корабль по праву считался лучшим на флоте. Беренс перехватил немцев. За семнадцать минут боя его корабль выпустил 230 снарядов, добился попаданий в оба эсминца, загнал «V99» на мины, где тот и подорвался. Второй эсминец «героически» еле унес ноги. Все произошло с такой ошеломляющей скоростью, маневр был столь грамотным, а огонь «Новика» был столь убийственно точным, что немцы вообще ничего не успели сделать, фактически не добившись ни одного попадания в русский корабль.

Несмотря на столь чувствительный удар, германский флот продолжил прорыв. Русские корабли во главе со «Славой» мужественно отбивались, но силы были слишком неравны. Несколько снарядов попали в броненосец, серьезно его повредив. Вскоре кораблям Балтийского флота пришлось оставить Ирбенскую позицию и отойти к Моонзунду.

Шмидт перевел дух, кажется, на этот раз, все шло неплохо. Он отдал приказ на ввод основных сил. Мрачным неприветливым утром девятнадцатого августа три германских дредноута под общим командованием адмирала Хиппера стали медленно втягиваться в Ирбенский пролив.

Однако настроение Шмидта было вскоре очень сильно подпорчено коммандером Ноелем Лоуренсом, бравым командиром английской подводной лодки «Е1».

Скрытно подкравшись к немецкому отряду, Лоуренс дал торпедный залп и попал в таранный отсек новейшего линейного крейсера «Мольтке». Дредноут мгновенно принял 450 тонн воды. На этом отряд Хиппера закончил свое «победоносное» вторжение и убрался восвояси, сопровождая тяжело поврежденный, хоть и оставшийся на плаву «Мольтке».

Остальная часть эскадры вырвалась на оперативный простор, не найдя русских боевых кораблей, немцы в бессильной злобе топили все, что попадалось на их пути, включая самые мелкие шхуны. Вскоре они достигли Пернова, нанесли массированный артиллерийский удар по беззащитному городку и, выполняя поставленную задачу по закупорке выхода из бухты Пернова, затопили обреченные старые суда.

Стало ясно, что русские ушли в Моонзундский пролив, укрывшись за еще одной минной позицией. Немцы было сунулись туда, но тут же потеряли на минах очередной тральщик.

Казалось, на этом театре новых действий более не намечается.

Однако главная трагедия этих событий была еще впереди. Дело в том, что два корабля Балтийского флота все же остались в южной части залива, вдали от развернувшихся морских баталий. Канонерские лодки «Сивуч» и «Кореец» в этом районе поддерживали огнем пехоту, а потом ставили минные банки. Выполнив поставленные задачи, лодки остались ждать дальнейших распоряжений. Естественно, корабли необходимо было перевести в Моонзунд, командование дожидалось только удобного момента. После первой неудачной попытки прорыва немцами Ирбенской позиции наступило временное затишье. Тут и поступил приказ к переходу. Однако, как оказалось, у лодок на столь длительный переход не хватало угля, и они ушли в Усть-Двинск на бункеровку.

Приказа о переходе никто не отменял. Более того, он был повторен в категорической форме.

Тем временем немцы прорвались в Рижский залив.

1915 год. Август. Усть-Двинск

Два офицера сидели в кают-компании «Сивуча». Командир «Корейца» Иван Константинович федяевский и командир «Сивуча» Петр Нилович Черкасов.

На столе стояла початая бутылка коньяка.

– Ну что, Ваня, трюма полны угля, как думаешь, прорвемся? — спросил Черкасов у своего товарища.

– Откровенно скажу, шансов мало. Почему Канин так подгоняет нас своим приказом?

– Не знаю, я бы предпочел где-то отсидеться. Хотя мы не знаем всей обстановки.

– Судя по нервозности командующего, немцы прорвались. Это значит, что наши ушли в Моонзунд и мы остались одни против дредноутов Генриха Прусского. Сухопутное командование немцев наверняка доложило о наших обстрелах. Думаю, нас ищут.

– Ладно, пойдем берегом, огни открывать не будем, заметив дымы, станем прятаться.

– Согласен.

– И еще, давай договоримся, если одного накроют, второму на выручку не ходить. Авось, хоть один из нас проскочит.

– Принято. Давай обнимемся на прощанье.

На том командиры лодок разошлись, чтобы больше не увидеться никогда.

Девятнадцатого августа в четырнадцать часов пятьдесят минут Непенин получил радиограмму от Стеценко, офицера Службы связи, приданного сухопутным частям, чтобы координировать их действия с канонерскими лодками.

«Адриан Иванович, по приказу Канина „Сивуч“ и „Кореец“ уходят в Моонзунд. В настоящей обстановке это верная гибель», — сообщалось в радиограмме.

Непенин связался с командующим. Были моменты, когда субординация на флоте не имела никакого значения. Офицеры флота вообще старались не обращаться друг к другу по званиям, потому что перед стихией все равны, а законы морского братства были выше чинов.

Как оказалось, Канин просто не успел отменить свой приказ.

Такого отборного мата в свой адрес командующий еще не слышал. Непенин не думал о личных последствиях этого разговора. Он пытался спасти корабли и людей.

Запоздалая радиограмма была отправлена, но канонерские лодки уже вышли в море.

Несмотря на все усилия Службы связи, которая пеленговала немецкие корабли и передавала их координаты на «Сивуч» и «Кореец», уже через несколько часов после выхода идущие в кильватер канонерские лодки были обнаружены кишащими в Рижском заливе и жаждущими крови немецкими кораблями. Крейсер «Аугсбург» начал преследование, сообщил свои координаты и открыл огонь. Как коршуны, слетались германские корабли к месту боя. «Сивуч» и «Кореец» отважно отбивались, но что они могли сделать?.. Умелым маневром подбитому «Корейцу» все-таки удалось уйти в наступающей темноте, а «Сивуч», потеряв ход, буквально был разорван артиллерией линкоров и торпедами миноносцев, тем более что немцы ошибочно приняли канонерскую лодку за «Славу». Видимо, желание утопить русский линкор затмило им глаза. По словам очевидцев, в какой-то момент корпус канонерской лодки так раскалился, что стал красным, а вода вокруг корабля шипела. «Сивуч» погиб, не спустив флага и не прекращая огня до последней секунды. Петр Нилович Черкасов не покинул мостик. Каждый когда-то слышал ставшую символом мужества фразу: «Погибаю, но не сдаюсь!» Так заканчивалась последняя радиограмма канонерской лодки «Сивуч». Немцы подняли из воды чуть более сорока моряков. Позже командиру израненного «Корейца» пришлось подорвать свой корабль, чтобы тот не достался врагу.

Насытившись легкой добычей, не видя более перед собой новых целей, потеряв потопленными и сильно поврежденными двенадцать кораблей и испугавшись возможных новых потерь при прорыве мощной Моонзундской позиции, немцы ушли из Рижского залива, очередной раз убедившись в стойкости и грамотности своего противника.