Монолог. Поэт говорит: «Ты с своей стороны, Катулл, можешь с спокойной совестью вспоминать о погибшей любви и собственной верности (1–8). Лезбия тебе воздала злом (9). Поэтому мужайся (– 12); это трудно (– 14), но необходимо (– 16). Помогите и вы мне, о боги, в столь заслуженном освобождении (– 20) от мучительной любви (– 22)! Не о ее исправлении прошу я (– 24), а только о собственном освобождении (– 26)! Стихотворение это своим содержанием напоминает 8, где, однако, говорится о холодности Лезбии, а не о ее бесчестии, как здесь (24).

401

Здесь некоторые снова предполагают, как в 69, оратора Марка Цэлия Руфа, который был, по Цицерону, в любовной связи с Лезбией. Если это так, то 69 относится ко времени более дружеских отношений, тогда как 77 указывает на окончательный разрыв, вследствие вероломства Руфа.

402

Возлюбленную.

403

Герой этой эпиграммы неизвестен.

404

Глупец, научая своего племянника нарушать семейное счастье родного дяди, забывает, что он такой же дядя и притом женатый.

405

Конец затерянной эпиграммы. Хотя и считают уцелевшие стихи продолжением 77-го, но не единогласно.

406

Насмешливая жалоба. Лезбиею предпочтен мне Лезбий, — которого презирает весь свет.

407

В предисловии мы уже говорили, что если под именем Лезбии скрывается Клодия, то по аналогии Клодий должен скрываться под именем Лезбия. Большею частью узнают тут пресловутого трибуна Клодия Пульхера, которого так часто Цицерон упрекает в непозволительной связи с своей сестрой Клодией. Эту догадку подтверждает игра слов красив pulcher, хотя странно, что раздраженный Катулл не намекает на это обстоятельство.

408

Никто из знающих его пороки не захочет поцеловать его.

409

Катулл обращается здесь снова к молодому Ювенцию, упрекая его, подобно тому, как в 24 в привязанности к Фурию, так здесь к уроженцу Пизавра (по мнению Вестфаля, к тому же Фурию).

410

Пизавр, ныне Pesaro, в Умбрии на Адриатическом море, римская колония, по отсутствию гавани никогда не процветавшая. Для ясности moribunda мы перевели словом унылого вместо смертельного или смертельного по своей скуке.

411

Вероятно, относится к веронцу Квинтию, позднейшему (?) возлюбленному Ауфилены (смотри 100, 1).

412

Oculos debere значит быть обязанным к высочайшей благодарности. Избежать слова глаза невозможно, так как на нем играет все стихотворение. К счастью, на русском языке существует выражение «за глаза», в смысле превыше всякой меры, чем мы и воспользовались.

413

Трудно решить, относится ли это к Лезбии или (как полагает Вестфаль) к Ауфилене, которую позднее Катулл охотно уступает ему (100), или же еще к какой нам неизвестной. Попеременное употребление неопределенного Quid и определенного Quod явно выражает следующее: если ты желаешь, чтобы я у тебя за глаза был в долгу или за что-либо другое, что дороже и глаз, то не вырывай же того, что Катуллу дороже глаз, а если есть что-либо дороже глаз, то и того даже дороже.

414

Доказательство любви. То же доказательство заключается и в 92. Если Лезбия — действительно знатная Клодия, то стихотворение написано не позднее 59 г., ибо в 59 г. умер ее супруг К. Метелл Целер.

415

Мужу в лицо еще не значит в присутствии Катулла, который мог знать об этом стороной.

416

Хотя и упоминается о молодом Аррии, соседе Цицерона в Формии, но трудно утверждать, что это тот самый. Квинтилиан говорит о моде, вводившей снова на греческий образец придыхание и указывает, что эта мода своевременно была осмеяна настоящею эпиграммою Катулла. Независимо от моды, такое придыхание обличало провинциалов и до сих пор сохранилось в Тоскане, прежней Этрурии, где не только на надписях есть фамилия Аррий, но даже Гаррий.

417

Сжатое и строго-определенное выражение того двойственного чувства, которое уже высказывалось в 72, 8 и 75, 3. Здесь оно сосредоточено и ясно как алмаз.

418

Прекрасная Квинтия сопоставляется с Лезбией, заслуживающей название красавицы не только по совершенству отдельных форм, но и по общей всепобедной грации.

419

Квинтия, неизвестно сестра ли это веронца Квинтия (100, 1) и (82, 1).

420

Соли — остроумной игривости.

421

Смотри примечание к 74. Здесь привходят еще новые обвинения в незаконных связях.

422

Катулл преднамеренно ставит слово мать, хотя по смыслу это мачеха Геллия.

423

Хотя бы он по склонности своей ограничился одним преступным.

424

Дальнейшие нападки на Геллия и его мачеху. Катулл заимствует предание о происхождении магов у древних писателей и преднамеренно его преувеличивает.

425

Этнографическое осуждение обычая, вроде того, как в 39 осуждается обычай цэльтиберов.

426

Внутренное сало.

427

Геллий в любовном похождении, которое, — судя по ст. 2 и 6 можно отнести к Лезбии, — предательски злоупотребил доверием Катулла, своего до той поры товарища (7), на которого тот, однако, смотрел не без недоверия (ст. 3). Геллий, как видно, старался отбить Лезбию у Катулла (сличи 74). Настоящее, равно как и 30 и 77, из души изливающееся стихотворение может быть сочтено за первое из обращенных к Геллию. За ним можно поставить полудружеское 80 и потом уже все враждебные.

428

Едкий намек на безнравственность Геллия, так же точно, как и стих 8.

429

Признаки любви. Здесь так же, как (83), Лезбия злословит Катулла, стараясь скрыть любовь свою, там перед мужем, здесь вообще.

430

Быть может горделивый отказ предложения примирения со стороны Цезаря.

431

Меня даже внешний вид твой нимало не интересует.

432

Насмешки над Ментулой, к которому относятся 105, 114 и 115. По мнению большинства критиков, Ментула псевдоним или — обидное прозвище Мамурры, инженерного начальника при Цезаре, которого Катулл (29, 13) обзывает «этот хлыщ истрепанный». Причину псевдонима, вопреки обычаю Катулла, за исключением Лезбия и Лезбии, видит в известной пощаде Мамурры, которую Цезарь поставил условием своего примирения; но о какой пощаде может быть речь там, где таким позорным именем (мы по многим соображениям переводим Mentula словом хлыщ) не только обзывают человека, но и указывают при помощи 29 и 13 в кого метит это прозвище. Кроме того, было бы мало остроумно самому сочинить прозвище и за тем над ним же потешаться. Скорее можно предположить, что Катулл только воспользовался уличным прозвищем Мамурры. Во всяком случае можно только подозревать, но не утверждать, тождество Мамурры с хлыщом. Хлыщ был богат (114, 115), распутен (94, 115, 8), расточителен (114, 4) и со склонностями к поэзии (105); и Мамурра был богат (29, 3), распутен (29, 8), расточителен (29 и 16–22, 41, 43), поэтичен (57, 7). Но все эти качества в тогдашнем Риме были не редки.