– Ты сейчас находишься в отделении хирургии городской больницы. Ранение у тебя проникающее, колото-резаное в брюшную полость, неглубокое, и органы не задеты, – продолжал врач. – Операцию я провел, все заштопал. Крови ты потерял чуть лишнего, но организм молодой и здоровый. Заживет всё, как на бездомном псе. Считай, будто мы тебе аппендикс вырезали. Почти то же самое. Прописываю покой, обильное питьё и капельницы с антибиотиками, витаминчики в уколах. Вот все твои потребности в ближайшие несколько недель.

Я попробовал встать.

– Тише, – подскочила ко мне пухлобокая медсестра и попыталась всучить утку. – Сможешь сам или помочь?

– Всё нормально… – процедил я, борясь с болью. – Я до туалета сам дойду. Типа аппендицит же всего лишь вырезали.

Но в этом я немного ошибся, боль не дала мне сделать и шагу. Пришлось воспользоваться услугами тётки со сварливым голосом. Ей, конечно, не привыкать управляться с уткой. А у меня чуть травма детства не приключилась. Все-таки я привык делать такие дела в одиночку и без тесного контакта с другими людьми.

– Лежи, Петров, – приказала медсестра. – Не дёргайся. К тебе скоро из прокуратуры придут. Они просили позвонить, как очнёшься. Так что, сил набирайся… А вместо мамки, я теперь буду за тобой присматривать. Меня Леной зовут.

Лена, виляя дутыми бедрами, вышла из палаты. Надо мной тут же нависла косматая небритая морда, напоминающая Машкова в запое. Такие же худые плечи с висящей на них майкой-алкоголичкой. Я вздрогнул.

Морда приветливо улыбнулась:

– В шахматы будешь играть?

Я помотал головой. Какие на хрен шахматы? Я чуть боты не завернул. Мне нож в бок воткнули. Лежу ловлю отходняки с пенициллиновым вкусом во рту. А этот с шахматами лезет.

– Просто со мной никто играть не хочет, – глаза «Машкова» превратились в грустные маслины, как у кота-подлизы из Шрека.

– Не до шахмат мне, – буркнул я. – Мне даже сесть трудно.

– Это ничего, – оживился больной. – Я буду переставлять фигуры за тебя. Ты только мне клетки называй, куда их ставить. Меня Лёня зовут, легко запомнить. Так же, как его. – шахматист гордо вытянулся в струнку и показал указательным пальцем вверх.

Я сначала не понял, но потом дошло, что речь идет о целователе всех времён и народов. Говорят, что и война холодная с пиндосами началась только потому, что американские президенты не хотели целоваться с нашим генсеком.

– Ну, что сыграем, а? – назойливый Леня не отходил от меня.

– Это твой транзистор? – кивнул я на белую крашеную тумбочку, на которой примостилась малогабаритная «Орбита-2» в кожухе из коричневой кожи.

– Ага.

– Включи музычку, тогда сыграю, только сразу предупреждаю – в шахматы не умею. Придется тебе сначала научить меня.

– Музыку нельзя, – вздохнул Лёня. – Ленка что-то сегодня злая, как моя тёща с похмелья. Ругаться будет.

– А ты потихонечку. – я обвел взглядом других больных. – Никто же против музыки не будет? А, мужики?

Кроме нас в палате было еще трое: тихонький дедок и два, ничем ни примечательных мужичка. В ответ они вяло кивнули. Видать, шахматист уже и их успел достать.

– Смотри, – Лёня поставил тумбочку между нашими кроватями и положил на неё шахматную доску. – Пешка ходит только прямо на одну клетку, но первый ход может на две. Конь буквой «Г» ходит, слон по диагонали. Понял?

– Вроде, – кивнул я.

– Давай попробуем, а там по ходу научишься. Сразу все фигуры всё равно не запомнишь. Ходи первым, говори куда ставить фигуру. Клетки пронумерованы, как в «морском бое». Играл в школе?

Я чуть приподнялся на локте и застыл в более-менее удобном положении:

– Конечно, играл. Поставь мою пешку с Е2 на Е5.

– Так нельзя, – нахмурился учитель.

– А как можно?

– На Е3 или Е4.

– Ну, поставь там куда-нибудь, – кивнул я.

Лёня походил за меня и выбросил навстречу моей пешке свою черную. Я попросил передвинуть моего коня так, чтобы тот сразу проскакал через всё поле и подставил под удар его короля.

– Да нельзя так! – раздраженно проговорил шахматист.

– А как можно? – состряпал я недоумевающую рожу.

– Ну… Сюда можно, или сюда, или сюда.

– Ну, давай сюда, – будто бы наобум сказал я, соглашаясь с одним из предложенных вариантов.

И так почти каждый свой ход я делал не по правилам. Заставлял Леню показывать мне возможные варианты. Выбирал самый лучший, делая вид, что тыкаю пальцем в небо, и рубил его пехоту и кавалерию. Потом добрался до флота и загнал короля в угол.

– Ну что сопишь? – с недоуменным видом спросил я гроссмейстера. – Ходи уже, а то устал я.

– Не могу, – сокрушенно пробормотал он, лихорадочно сканируя глазами доску и ища выход из игровой ситуации.

– Это почему? – хитро прищурился я.

– Мне мат…

– Жаль, – поморщился я. – А так хотелось поиграть ещё. Так, что получается? Я выиграл?

– Да! Но как? – всплеснул руками Леня. – Как ты это сделал? Ты же даже не знаешь, как ходят фигуры?

– Новичкам везет, – улыбнулся я (а про себя подумал: «Это ты еще в покер со мной не играл»). – Еще партейку?

– Да ну тебя, – отмахнулся Леня, сгребая фигуру в кучу. – Странный ты какой-то… И мужиков, говорят, покалечил.

Больше Леня меня не доставал. И даже музыку выключил в знак кровной обиды. А я только «Песнярами» заслушиваться начал. Пуща их Беловежская – огонь, конечно. В наше время таких не пишут… И Пущи больше нет, наверное.

– А ну, мужички! – в палату, брякая медицинским столиком на маленьких колесиках, ввалилась медсестра Лена. – Быстро легли все воронками вверх и заголили пятые точки!

На двухъярусном столике с чуть облупившейся белой эмалью сверкали серебристые лотки с многоразовыми стеклянными шприцами.

От одного вида их плечи мои передернулись. Не люблю уколы. Лучше пулю в плечо или нож в бок. А уколы с детства не уважаю… Тем более, советские иглы казались огромными, как вязальные спицы.

– Тебе Петров не надо, – снисходительно бросила Ленка. – Ты пока на капельницах. Антибиотиков и витаминов тебе уже сегодня достаточно влили.

Я с облегчением выдохнул и с торжествующим видом посмотрел на кряхтящего Леню. Он вздрогнул и ойкнул, когда игла впилась в его худосочный зад, похожий на облезлый кокос.

– Здравствуйте, – за спиной медсестры раздался приятный, но в то же время, твердый девичий голос. – Мне нужен товарищ Петров.

Я выглянул из-за Ленки. В проходе стояла подтянутая девица в костюме «летчицы». Двубортный синий китель чуть подчеркивал талию и был немного тесен для выпирающей груди. Юбка из такой же ткани опускалась чуть ниже колена. Хотелось бы её чуть укоротить, но прокурорская форма такого не терпит. Это в наше время ляльки с накачанными, как у утконосов губами и раскосыми лисьими глазищами перешивают на себя прокурорские мундиры, чтобы задницу ботоксную лучше видно было. А здесь естественная красота. Да еще и в форме. Я засмотрелся…

– Девушка! – всплеснула руками Ленка. – Почему без халата?

– Я из прокуратуры.

– Да хоть из КГБ СССР, правила для всех едины. Возьмите халат у постовой медсестры и приходите.

Через минуту прокурорская вновь появилась в палате в белой бесформенной накидке.

Я поморщился. Люблю девушек в форме, а в простынях они не очень выглядят. Она подошла к моей кровати и села на табурет. Уже определила по возрасту, что я и есть её объект допроса.

– Здравствуйте, гражданин Петров, – начала она официальным тоном. – Меня зовут Федорова Галина Владимировна. Я следователь городской прокуратуры. Буду вести дело по факту причинения вам тяжких телесных повреждений.

– Ого, – я сделал усилие и сел на кровать. – А почему не милиция этим занимается? Обычная уличная драка.

– Вы не всё знаете, – на белом, словно выточенном из мрамора лице девушки (наверное, работает много и не загорает), скользнула еле заметная улыбка.

Она тут же попыталась её спрятать за маской официоза. Такая молодая, а уже следак в прокуратуре. Явно по кумовству прошла. Сама, наверное, ни фига не смыслит в тонкостях расследования. Как статист работает и фиксирует факты, а ее покровители направляют потом по нужному руслу. В мое время так было, и раньше так оказывается. Эх, страны разные, а люди одинаковые…