— Считай, что в рубашке родился, — заметил по этому поводу Алешкин сосед по нарам. — Это знаешь какой делец? Нам с тобой и не снилось, что он проворачивает. Истинно туз! Будешь как сыр в масле кататься. Только не оплошай ненароком. Ведь одно дело понравиться, другое фарт удержать, а это нашему брату особенно нелегко, сорваться можно…

Алексей не сорвался, став для Максима Артуровича телохранителем, и существование его в сравнении с прежним облегчилось, хотя все восемь лет пришлось отбыть от звонка до звонка. А за это время Максима Артуровича и след простыл.

На прощание патрон — так он наказал себя величать — оставил лишь меховой жилетик, который так сподручно оказалось надевать под ватник, и бумажку с телефоном. Поддевочку, правда, отобрали при первой же проверке — не положено, — но бумажка сохранилась.

Оказавшись на свободе, Алексей позвонил Максиму Артуровичу по междугородному, как только добрался до ближайшего переговорного пункта. Но то ли патрону было не до него, то ли трудности какие встретились, только свидеться с солагерником он почему-то не пожелал. Вместо торжественной встречи сразу переадресовал Алешу к директору гастронома Протасову, с которым имел дела. Первая встреча состоялась на станции Синедь, где у Вячеслава Кузьмича строилась дача из ядреного соснового бруса, способного противостоять даже сибирским морозам и вечной мерзлоте.

— Что же мне делать с тобой? — озаботился Протасов, придирчиво изучив документы. — В Москве проживать тебе, сам знаешь, запрещено, а вне столицы, уж извини, ты мне просто не нужен… Ну да ладно, что-нибудь придумаем. Поживи пока тут. Заодно и домик постережешь, чтоб не спалили ненароком, — рассыпался он мелким натужным смешком. — Это я так, шучу! Но за материалом смотри в оба.

— А чё мне тут делать? — по-глупому спросил Алексей, озирая пахучий сруб и уже готовый, золотистый от олифы хозблок с банькой.

— Жить и радоваться, что на свободе, дурья башка! — Вячеслав Кузьмич добродушно похлопал его по широкой спине. — И ожидать желательных перемен. Они не замедлят последовать, если, конечно, хорошо себя зарекомендуешь. За мной не заржавеет. Будь спок.

Новый патрон оказался не слишком щедрым. Денег давал только-только на прокорм, но когда приезжал, один или с гостями, пиры закатывал знатные. Алеше долго потом оставалось чем полакомиться. Жаль, холодильника не было из-за отсутствия тока. Впрочем, новоиспеченный -сторож вскоре приспособился, соорудив в бетонированном подвальчике ледник. Даже стружки туда натаскал, чтоб не так быстро таяло.

Сначала он прятался от чужих глаз, отсыпаясь днем и выходя во двор только ночью, хотя особых причин к тому не было. Но постепенно осмелел и даже начал помогать ближайшим соседям. Благо силой бог не обидел, а топориком за свои тридцать с лишним намахался вдоволь. Со всех сторон посыпались трешки, когда обнаружилось, что лучше Алексея мало кто может приладить на место обтесанное стропило. Даже переманивать его стали на свои участки. Шабашники тоже готовы были взять его к себе в долю.

Надеясь на решительную перемену в судьбе, он с ленивой небрежностью отклонял предложение за предложением. Новый патрон был, по всему видать, дельцом первостатейным, и Алексей со дня на день ждал от него чуть ли не манны небесной. Ведь все признаки процветания были налицо!

Помимо служебной машины, у Вячеслава Кузьмича имелся собственный мерседес с таким номерком, что закачаешься, а в придачу ко всему — личный шофер. Наезжал всегда шумно, с набитым снедью багажником — чего же больше? Алексей интуитивно понимал: если уж наказано ждать, так будь добр набраться терпения. Тем более что после зоны жизнь в Синеди была чуть ли не рай. Только скука временами заедала такая, что волком выть хотелось. Не о таком будущем мечтал Алексей, цепенея в полярной ночи. Совсем иначе рисовалась ему сладостная свобода.

Между тем ожидаемая перемена все не наступала. Вячеслав Кузьмич даже не заговаривал про нее. Лично его вполне устраивало нынешнее положение. Дача строилась медленно, а в должности сторожа и подручного ловкий, смышленый парень оказался на высоте. Чего же еще желать?

Особенно муторно стало Алеше, когда зарядили дожди. Прислушиваясь к заунывному шелесту струй, монотонно долбящих свежеуложенный шифер, он, как когда-то в детстве, рисовал картины знойных экзотических стран, воображая себя в роли одетого с иголочки джентльмена.

Но ветер, швыряя холодную россыпь в затуманенное окно, упорно возвращал к реальности. Алексей был одинок перед наступающей осенью и никому не нужен. Мать умерла, отец давно куда-то запропастился, а друзей, которые пусть не ждали, но хотя бы изредка вспоминали о нем, он не нажил. Что же касается необыкновенных приключений и роскошеств, которые показывали в картинах из заграничной жизни, то все это были пустые бредни. Протасов давал наглядный пример, как следует организовать и украсить свой быт.

Но чтобы жить с таким размахом, требовалось многое. Прежде всего — соответствующее положение, затем — деньги. На мало-мальски солидную должность рассчитывать Алексею, прямо скажем, не приходилось, а заработанного в колонии могло хватить разве что на несколько месяцев, и то при весьма умеренных запросах. О сотнедругой, что перепали ему здесь, на местном азарте, и говорить не приходилось. Он намеревался спустить левый заработок при первом удобном случае, чтобы достойно отметить освобождение.

Однажды утром Алексей решил предпринять вылазку в местный торговый центр.

Облачившись в старую плащ-палатку, он бодро потопал по лужам, увязая в липучей глине. Видимость была плохая. Сквозь завесу дождя лес рисовался расплывчатой серо-зеленой массой, а в придорожном кустарнике путался клочковатый туман. Поход оказался неудачным: на дверях продовольственного магазина висел угрюмого вида амбарный замок, над которым была пришпилена записочка с магической фразой: «Ушла на базу».

Алексей от злости даже хватил дверь каблуком, прочертив на ней скользкую глинистую полоску. Очень уж не хотелось возвращаться с пустыми руками, заново месить грязь. Но выбирать не приходилось. Дом быта, куда можно было войти, его ничуть не волновал, а киоск «Соки — воды», построенный позапрошлым летом, так ни разу и не открылся со дня приемки комиссией. Вот и все удовольствия. А дождь все падал стеной металлических шариков, которые, упруго подскакивая, разбегались по залитому пеной асфальту.