– Мэм, у вас нет конституционного права использовать бранные слова по отношению ко мне.

Бабуля начала рассуждать о конституционных правах, но она пыхтела и задыхалась, а еще у нее по-прежнему кружилась голова, и она вроде как пошатывалась, и ей было трудно говорить.

– У тебя будет гребаный сердечный приступ, бабуль, – сказала я ей. – Я расскажу Де Сике.

– Де Сика! – сказала бабуля. – Он звонил?

– Не позволяй этому стать тем холмом, на котором ты сложишь голову! – сказала я.

– Хо-о-о-о-о-о-о-о-о, – сказала бабуля. – Ты права. Какая же нелепая последняя битва.

Я взяла бабулю за руку, и мы пошли в кофейню «Тим Хортонс» по соседству и купили два бостонских кремовых пончика, чтобы нам сказали код от туалета.

Бабуля сказала, что у меня есть легкая, легкая, легкая, легкая склонность временами немного перебарщивать.

– Но ты же сказала, что мы должны защищать самых уязвимых, – сказала я ей, – а это ты!

Я указала на ее шлепки и компрессионные чулки.

– Ты говорила, что в каждом виде спорта защита – это задача номер один!

Она возразила, что охранник не главный виновник. Это богатые владельцы компании, на которую он работает. А он просто делает свою работу так, как ему было велено, не позволяя каким-то дамам писать где попало в этом здании. Бабуля сказала, что он мог нарушить правила и позволить ей воспользоваться туалетом, но он слишком боялся, что это будет записано на пленку, и тогда он потеряет работу, и тогда его семья умрет с голоду. Она сказала, что это он самый уязвимый. И тут я разозлилась, потому что я всего лишь старалась поступать правильно. Я шла слишком быстро для бабули, так что она не могла дышать. Потом мне захотелось плакать, потому что я злилась на себя и на всех вокруг. Я притормозила, чтобы бабуля не умерла. Она была занята попытками выжить и не заметила, что в моих глазах стоят слезы. Бороться так тяжело, и все же мы никогда не должны останавливаться!

Я легла и попыталась вздремнуть в кабинке в «Герцоге Йоркском», пока бабуля и ее друзья обедали и разговаривали о своих телах. У Уайлды синдром синего пальца и опущение тазового дна. И о врачах-убийцах. И о недоразумениях, и о «Вызовите акушерку», и о капитализме, и о шпионаже, и об экзистенциальной тоске, и о королевской семье, и об Иране, и об автобусных турах в сравнении с круизами, и о внуках, и о хлопке, и о шелковом белье, и о завещаниях при жизни, и даже о тебе, пап.

– Ты знаешь, где он? – спросила Уайлда бабулю. Я закрыла глаза и стала ждать ответа. Потом Уайлда сказала:

– Ах, ну да.

Бабуля, должно быть, указала на меня и покачала головой, запечатала рот и выбросила ключик. Одна из женщин, Ида, спросила остальных, выберут ли они путь ассистированного суицида. Она рассказала женщинам, что ее подруга из «Аякса» выбрала путь ассистированного суицида, и ее последними словами были: «А-а-ах, покой». Уайлда сказала:

– Покой от чего? – Она шутила. – От вишневого чизкейка?

Все засмеялись, а потом вздохнули. Бабуля сказала:

– Ох, ну разве это не прекрасно.

Она правда так считает, но по ее голосу я понимаю, что она грустит и злится из-за того, что дедушка и тетя Момо не смогли пойти путем ассистированного суицида.

– А ты выберешь это, Эльвира? – спросила Уайлда.

– Чтобы мне помогли умереть? – сказала бабуля. – Конечно, да!

На днях она заполнила все формы во время перерыва на игре «Рэпторс».

– Все очень просто, – сказала она.

Уайлда сказала, что волнуется о том, что не успеет со всеми попрощаться перед смертью. Как она сможет со всем этим управиться, если будет занята умиранием.

Бабуля сказала:

– Без проблем. Давайте попрощаемся прямо сейчас и покончим с этим! Мы друзья, мы любим друг друга, мы знаем это, мы хорошо проводили время, и однажды мы умрем, независимо от того, помогут нам с этим или нет. Прощайте!

Они все решили, что это хорошая идея, поэтому попрощались друг с другом и покончили с этим. Потом бабуля рассказала им историю о том, как подействовало ее мочегонное, и о мужике с пистолетом, и они расхохотались.

– Он просто не понимал! – сказал кто-то из них. – Они просто не понимают. Они просто не понимают.

Когда принесли счет, они изучали его и раздумывали целых полчаса, а потом все положили неправильную сумму в центр стола, и Уайлде пришлось пересчитывать ее пять раз и кричать, чтобы все перестали ее сбивать.

По пути домой в трамвае я насчитала двенадцать человек из всех слоев населения, которые смотрели на бабулины шлепки. Ей было все равно. Она смеялась. Мне хотелось, чтобы она натянула на них спортивные штаны, но она сидела, и поэтому спортивные штаны задрались еще выше, обнажив даже компрессионные чулки и часть ноги. А еще она пукнула в трамвае и в перерывах между приступами смеха, едва дыша, шепнула мне, что ей очень жаль, что она позорит меня, и что когда я была ребенком и мы находились вместе в общественных местах, она говорила, что это я пукнула, а не она. Мне придется научить Горда быть сильным и бдительным. Дети – это козлы отпущения. Потом бабуля заснула, положив голову мне на плечо, на шесть остановок.

Два человека, стоявшие в проходе, начали спорить. Женщина говорила мужчине: «Послушай, ты должен осознавать сам факт: ты отвратителен для любой женщины моложе сорока лет». Мужчина ответил: «Могла бы сказать – моложе тридцати пяти». «Нет, серьезно, чувак, – сказала женщина. – Сорока». Мужчина сказал, что она сошла с ума. Он заявил, что она должна сказать «тридцать пять». Она заявила, что ни за что не скажет «тридцать пять». Они уставились в окна в противоположных направлениях.

Мы зашли в «Севен-Элевен», чтобы купить попкорн для микроволновки на игру «Рэпторс». Все тот же парень сидел на бордюре в бабулиных спортивных штанах «Виннипег Джетс». Он не узнал ее. Он попросил у меня мелочь.

– У меня нет, – сказала я.

– Роберт, – сказал он.

– Извините, у меня нет.

– Роберт.

– Извините, у меня нет, Роберт.

Мама поздно пришла домой с репетиции и сказала, что в обоих концах нашей улицы стоят полицейские машины.

– И что вы на этот раз натворили, ребятки? – спросила она у нас.

Прозвенел дверной звонок.

– Бейсбол!

Это был Джей Гэтсби. Он увидел, как мама возвращается домой. Она открыла дверь и сказала:

– Пятнадцать миллионов долларов.

Джей Гэтсби сказал:

– Пожалуйста, мы можем просто…

– Тридцать миллионов долларов наличными.

Мама захлопнула дверь. В нее снова позвонили.

– Бейсбол!

Это были двое полицейских с двух концов улицы. Они состояли из сплошных улыбок. Они держали в руках пистолеты. Они спросили маму, позволит ли она им задать ей несколько вопросов. Она сказала «нет». Они спросили маму, не замечала ли она здесь в последнее время какую-либо подозрительную деятельность.

– Только вашу, – сказала она.

– Закрой дверь, дорогая, – сказала бабуля.

Мама спросила копа, можно ли ей на секундочку взглянуть на его пистолет.

– Милая! – сказала бабуля. Она доковыляла до входной двери и сказала: – Вон, вон отсюда, спасибо, Рыцарь дорог, – а затем закрыла ее.

Я сделала макароны с сыром. Мы ели их и смотрели игру. Бабуля пила красное вино, а мама пила воду из-за Кайфолома.

– Не называй так Горда, – сказала я. Мама сказала, что шутит, но это неправда.

– Просто обожаю, когда Кайл Лоури впадает в ярость, – сказала бабуля. Мама молчала.

– Не знаю, почему Маккоу вечно скачет по углам, – сказала бабуля. – Кого он изображает, Щелкунчика? Кажется, это не такая уж эффективная защита, чем когда они просто стоят на своем. Я имею в виду – руки поднял, ногами уперся, верно, Суив? – Я кивнула. – Все, что им нужно сделать, – это подождать секунду, пока Маккоу сделает свой рывок, а затем они исполнят трехочковые, – сказала бабуля. – Курам на смех!

Мама ничего не говорила. По ее лицу бежали слезы.