Во время группового обсуждения терапевты проанализировали важнейший элемент сеанса – укоренившуюся абсурдность поведения Матильды по отношении к Дедо С одной стороны, она декларировала желание изменить прошлое и настаивала, чтобы Дедо вместе с ней вернулся в прошлое для того, чтобы изменить его. С другой стороны, она не могла понять постоянного интереса Дедо к прошлому.

В результате этих противоречивых тенденций Дедо оказался в классической двойной ловушке. Он был обречен как в случае своего отказа регрессировать, побуждаемый к этому своей матерью, вдохновленной терапевтическими идеями, так и когда он хотел идти в прошлое по собственной воле. (Такие возможности, как метакоммуникация или уход из ситуации, явно были закрыты для него) Связанный двойной ловушкой Дедо реагировал тем, что сам толкал мать в двойную ловушку своим постоянным требованием "еще, еще, еще". Тем самым и она оказывалась обречена. Она была бы обречена, если бы не делала этого (то есть отказалась бы возвращаться к воспоминаниям о прошлом), поскольку огорчила бы его, и была обречена, делая это, поскольку никогда нельзя было сделать этого в той мере, которая удовлетворила бы Дедо полностью^[38].

Поняв это, терапевты приняли решение сосредоточиться на своих собственных отношениях с Матильдой, оставив в стороне все комментарии на другие темы.

Они решили озвучить парадоксальное пожелание Матильды, придав ему смысл справедливого и законного, и прописать самим себе удовлетворение этого пожелания, заявив к тому же, что это необходимое условие дальнейшего продолжения терапии. Сеанс завершился следующим образом.

Мужчина терапевт (выразительно): "После долгого обсуждения мы наконец проникли в драму вашей семьи. Это драма двух человек, мужа и жены, которые живут в разных исторических периодах. (Пауза) Серджио девяносто процентов времени проводит в настоящем, в 1974 году, и десять процентов – в прошлом. Матильда же девяносто процентов времени пребывает в прошлом, между 1940 и 1958 годами, и примерно десять процентов – в настоящем (пауза)".

Матильда: "Это правда.."

Мужчина-терапевт: "Мы услышали просьбу Матильды помочь, чтобы она могла жить в настоящем, поскольку она на самом деле хочет этого. Мы думали о том, как мы можем помочь ей в этом, и пришли к выводу, что есть один лишь путь – дать задание самим себе. Именно мы. должны изменить прошлое для Матильды. Мы должны попытаться стать теми, кем не были ее родители в период между 1940 и 1958 годами. Это наша задача. Это трудно, и мы пока не знаем, как это осуществить. Но мы приложим все усилия. (Тоном окончательного решения) Без этого терапия не может продолжаться".

Матильда (подавшись назад, в почти защитной позиции): "Спасибо, я знаю, что вы очень добры…"

Женщина-терапевт (с видимыми признаками усилия и дискомфорта, как она могла бы говорить наедине с собой): "Я должна стать тем, кем не был ваш отец. Если я не смогу… ведь только казаться недостаточно… это не поможет… вероятно, мы не в состоянии будем…"

На двенадцатый сеанс супружеская пара пришла очень изменившейся. Они открыто и горячо спорили. Впервые Серджио не уступал доводам Матильды, которая, оставив свою обычную слезливость, производила впечатление твердости, даже воинственности. Она кричала мужу в лицо, что с нее довольно жертвовать собой и страдать. Она хочет жить и имеет право получать удовольствие от жизни. Она позволяла себя эксплуатировать, но теперь настало время покончить с этим!

В ответ на вопрос мужчины-терапевта о том, что она пережила в связи с прошлым сеансом, Матильда ответила, что чувствовала себя одиноко, ужасно одиноко. Она поняла, что сбила нас с пути, вызвав у нас впечатление, что требует невозможного и абсурдного. Как мы можем быть ее родителями? Нет, ее родители были такими, какими были, совсем другими людьми. Что до остального, то даже будь оно возможно, она никогда бы нас об этом не попросила, хотя она очень нам признательна за наше великодушное предложение.

Серджио, муж, информировал нас, что у Дедо произошло значительное улучшение. Только один раз он был в критическом состоянии после того, как мать включила старую музыкальную шкатулку, которую она заводила прежде в его худшие моменты.

Мы и сами видели значительный прогресс в поведении Дедо. Впервые он вмешался в спор между родителями в сделал это благожелательно, ироничным тоном. В тот момент, когда мать кричала на отца: "Но куда нам идти отсюда, куда нам идти?" – Дедо поднялся с кресла и прошелся по комнате с видом полнейшей беззаботности: "Славно было бы прогуляться всем вместе!"

На групповом обсуждении мы подтвердили результативность парадоксального самопредписания. Матильда уже не хотела иметь иных родителей и не хотела, чтобы терапевты заняли место ее родителей. (Действенность нашей тактики проявилась и в том, что Матильда больше ни разу не упомянула ни о прошлом, ни о родителях. Разумеется, у нее был наготове другой маневр!) Избавившись от этой психотической ловушки, терапевты решили применить новое парадоксальное терапевтическое воздействие: проявить озабоченность намерением Матильды покончить со страданиями.

Мужчина терапевт: "Мы завершаем этот сеанс с чувством серьезной тревоги. Мы беспокоимся о вас, Матильда– да, о вас, неоднократно выражавшей желание перестать страдать. Согласны, это желание вполне понятно, но в данный момент оно для вас преждевременно и опасно. До сих пор вся ваша жизнь опиралась на высокую моральную ценность, ценность страдания, именно она помогала вам жить, давала вам силы в этой жизни и чувство собственного достоинства. Если вы столь резко откажетесь от страдания, может случиться, что вы почувствуете свою потерянность, утратите смысл жизни, и в результате станете страдать еще сильнее. Серджио и Дедо ощущали эту опасность и всегда старались заставить вас страдать, чтобы вам не пришлось страдать еще больше"^[39].

Эти слова на мгновение привели Матильду в шок. После кратковременного раздражения она быстро овладела собой и обратилась к терапевтам с вопросом: "Но что же мне тогда делать с Дедо?" Это была ловушка, которую терапевт обошел с помощью завершающего парадоксального предписания: "Вы должны быть непосредственны. Вы ведь уже объяснили нам, что когда вы ведете себя непосредственно, у вас возникает тревога ("Правильно ли я сделала?"), заставляющая вас страдать. Будьте непосредственны, Матильда, это наилучшее решение".

Глава 18. Терапевты слагают с себя родительскую роль, парадоксально предписывая ее представителям младшего поколения семьи

В психиатрической литературе уже достаточно давно и интенсивно обсуждается феномен смешения и размытости границ между разными поколениями, ведущий к реверсии и нечеткости семейных ролей. В этой главе мы опишем парадоксальное терапевтическое воздействие, разработанное нашей командой, а именно: парадоксальное предписание "парентификации", или родительской роли представителю либо представителям младшего из участвующих в семейной терапии поколений одновременно с отказом терапевтов от родительской роли, делегированной им системой.

"Парентификация, по определению, подразумевает субъективное искажение взаимоотношений, как если бы чей-то партнер или даже ребенок был его родителем" (Boszormenyi-Nagy, Sparks 1973, р. 151). Мы хотели бы отметить, что парентификация является столь же универсальным и нормальным явлением, как и просьба о помощи, в том смысле, что человек, у которого просят помощи, кто бы он ни был, воспринимается в этот момент как родитель. Парентификация ребенка на первый взгляд может показаться проявлением патологии, но в определенных ситуациях она может быть вполне функциональной и эго-структурирующей. Это бывает в том случае, когда взаимоотношения между родителем и ребенком недвусмысленны и прозрачны, а соответствующие их статусу роли эластичны и взаимозаменяемы в соответствии с ситуацией, что позволяет ребенку экспериментировать и учиться родительской роли. Опыт поведения и переживаний в роли родителя, получаемый в раннем детстве и в юности, чрезвычайно важен для социализации и развития самооценки и потому приносит ребенку большое удовлетворение.