С другой стороны, Эрдогана свергать пытались. Какая была позиция у Путина и России? Да опять ровно противоположная западной. Как-то мы прошли такие кризисы… Я уж не говорю про Астанинский формат, который означает, что региональные игроки – иранцы, мы и турки – сели на троих обсуждать ситуацию в Сирии без американцев, без европейцев.
Ну там заходили какие-то послы, чиновники там, ООН… Но, вообще-то говоря, их никто не звал и их мнения никто не спрашивал, не говоря о том, чтобы они чем-то командовали. А вот такого раньше не было.
Иван Стародубцев: Это мы сейчас подходим ко второму десятилетию XXI века и к тем противоречивым событиям, которые тогда произошли. Многие из них вы перечислили.
Но ведь вспомним, что в 2011 году Россия вовсе не горела желанием втягиваться ни в какой сирийский конфликт, сирийскую гражданскую войну. Для принятия решения нам потребовалось четыре года, на протяжении которых мы ограничивались удалённой поддержкой Башара Асада.
Ещё в 2014 году мы не собирались никак одёргивать Турцию в Сирии. 2014 год – это, на всякий случай, год громкого выступления Владимира Путина, который открыто заявил, что мы, как Россия, не будем строить никакой «Южный поток». Был у нас газопровод «Южный поток», а будет у нас поток – «Турецкий». Именно тогда Россией и Турцией было подписано соглашение о «Турецком потоке». И было это ровно за год до вступления России в конфликт в Сирии.
А в сентябре 2015 года в Москве состоялось открытие Соборной мечети, которая была построена при участии Турции. И на этой церемонии присутствовал Реджеп Тайип Эрдоган и встречался он с Владимиром Владимировичем Путиным.
Вот только говорили российский и турецкий лидеры отнюдь не про Курбан-байрам и не про архитектурные решения в Соборной мечети. Говорили они про решения по Сирии и не договорились.
Вот тогда-то и заискрило в российско-турецких отношениях по-настоящему.
Ведь Турция считает Сирию не просто страной, с кем у неё 900-километровая, самая протяжённая сухопутная граница. Турция считает Сирию частью своих национальных интересов, считает её – в своей орбите, считает, если так можно выразиться, частью «пост-Османского пространства».
А тут Россия принимает решение о вмешательстве, когда Башар Асад так покачнулся, что вот-вот падёт, а в стране придет к власти протурецки настроенная оппозиция.
Евгений Сатановский: А давайте не будем забывать про Крымскую весну. Давайте не будем забывать ещё и о референдуме по вхождению Крыма в состав России. Абсолютно базовая ситуация. Потому что, наверное, свержение Эрдогана, если у вас нет жёсткой конфронтации с Западом из-за того, что сейчас выкинут вашу базу из Севастополя и будет там база НАТО, – это одно.
Но если вы уж серьёзно вступили в большую геополитическую игру, а я хорошо помню сомнения по поводу Крыма в российском руководстве… Да зачем это вам тогда?
Это потянуло за собой колоссальную цепочку последствий. Кстати, на самых неожиданных концах планеты. Потому что наша бешеная активность в Заполярье, на Северном морском пути, в том числе военно-политическая, она же тоже была связана, но, в общем, с тем же фактором, что и Крым. Не может Россия допустить американских подлодок, которые болтаются в Белом море с ракетами крылатыми, и одновременно американских эсминцев, которые стоят на рейде Севастополя с теми же крылатыми ракетами. Не может!
Потому что можно быть наивным, можно быть дураком, можно уповать на договоры, но не видеть, что тебя берут в клещи, берут за глотку, что это происходит здесь и сейчас – нельзя. А коль пошла такая пьянка, режь последний огурец – скажу я сейчас невежливую, но все-таки вполне корректную пословицу из моего детства.
Было ясно, что в Сирии, когда Совбез принимал решение о работе нашего ограниченного воинского контингента там… Миротворческая операция, вообще-то говоря, в Сирии. Если не остановить свержение Асада, то Асада свергнут за два-три месяца. Больше иранцы не вытягивают в одиночку эту ситуацию.
Если это произойдёт, у нас будет большая война на российской территории со всеми теми радикальными исламистами, которые свергают Асада и уже воюют в нескольких кварталах от президентского дворца в центре Дамаска. Ничего себе расклад!
Просто вспомним чеченские войны, причём не вторую, а первую чеченскую со всеми терактами внутри страны. И нам же это снова обещали. Там были десятки тысяч боевиков из Средней Азии, с постсоветской территории, в том числе из России, которой открыто говорили, что сейчас Дамаск, а следующая – Москва. Так что тут всё было логично.
Иван Стародубцев: Безусловно, логично…
Но тут нашла, что называется, турецкая коса на российский камень. Страшно заискрило в российско-турецких отношениях, и случился тот самый шокировавший всех «самолётный кризис».
И это – после «медового месяца» новых российско-турецких отношений, первого десятилетия 21 века. Даже для турецкой публики это был огромный шок, когда был сбит российский самолёт.
Я помню, как раз сидел на работе тем ноябрьским днём, и мне позвонили турки: «Включи телевизор». Я говорю: «А что случилось?» – «Просто включи телевизор. Посмотри. Мы не можем тебе сказать, что там случилось. Язык не поворачивается».
Как только кризис «ножа в спину России» случился, с нашей стороны моментально заработал механизм замораживания российско-турецких отношений. Оказалось подвешено буквально всё, что могла Россия без ущерба для себя остановить в отношениях с Турцией.
Под этим «всем» подразумевается остановка продажи туристических путевок на Турцию, сворачивание закупок у Турции сельхозпродукции, сворачивание деятельности турецкого бизнеса на территории Российской Федерации, за исключением специально внесённых в реестр компаний, имеющих для нас стратегическое значение.
Избежавшие российских санкций – это крупные строительные компании, которые реализовывали на территории нашей страны значимые проекты. Вот с ними резко свернуть отношения не получилось. Дали им работать, но там опять же пошли квотирования на их деятельность, в том числе на использование турецкого персонала, как инженерного, так и рабочей силы.
Вот это были 2015–2016 годы – период, который в итоге увенчался примирением России с Турцией.
Вы помните, между Россией и Турцией была скрытая от взглядов публики челночная дипломатия, осуществляемая разными посредниками – от государственных до частных. Последнее тогда показалось удивительным. Впрочем, в период украинской СВО открытое присутствие бизнесменов-активистов в примирительных процессах начинает смотреться уже не столь поразительным.
И в итоге президент Эрдоган то ли извинился, то ли высказал сожаление по поводу сбитого самолёта и погибших российских военнослужащих.
На русский язык это было трактовано, как если бы он извинился. На турецком языке это прозвучало как слова сожаления. Но тем не менее такой дипломатичной формулой публику с обеих сторон, российскую и турецкую, удалось удовлетворить.
А почему российско-турецкое примирение произошло и произошло в относительно короткий, по меркам произошедшего инцидента, отрезок времени? Рискую показаться циничным, но это не я, а жизнь такая. Примирение произошло отнюдь не потому, что кто-то за что-то как-то почувствовал резкие угрызения совести. Дело не в этом.
А выяснилось, что Россия и Турция за период чуть больше десяти лет набрали такой общий багаж отношений между собой, что оказалось крайне невыгодно, крайне плохо и больно сворачивать эти отношения одномоментно.
Ведь миллионы российских туристов приезжали в Турцию. Турецкий строительно-подрядный сектор на территории Российской Федерации – чуть ли не номер один. Процентов тридцать, наверное, турецкие строители держали и держат сейчас российского строительного рынка – жилищного и инфраструктурного.
Дальнейшее продолжение конфронтации оказалось для турок невозможным. И в итоге 2016 год ознаменовался неожиданным примирением, после которого немедленно закрутились внешние шестерёнки, включились силы, которые были направлены на то, чтобы дестабилизировать ситуацию в Турции.
