— Класс! — Вася на радостях хлопнул старшего товарища по плечу. — В любом случае мы в выигрыше!

— Тогда пиши ответ. Согласие, винтовки и пусть присылают на переговоры не меньше чем полковника, а то знаю я этих «свободных офицеров».^[28]

Закончив с писаиной, касик навестил Габриэля — укусы нагноились и Моро, врач-кубинец, запер его до утра в импровизированный госпиталь.

— Все в порядке, парень, — улыбнулся бледный парагваец, — этот коновал вычистил раны и обколол меня антибиотиками. Через недельку буду как новый. Ты лучше скажи, что там наш человек в Тарате?

— Пока не знаю. Во время боя его контузило, он оставался в амбаре с остальными пленными, надеюсь, скоро выйдет на связь.

— Ну, хорошо, если так.

Он поговорили еще о добровольцах их рейнджеров, которых надлежало раскидать по разным лагерям под надзор и если они выдержат испытательный срок, использовать как инструкторов.

Подсчитав трофеи, Римак испытал хозяйственный оргазм — тысяча винтовок! ботинки! пулеметы! аптечки! снаряга! форма! патроны штабелями ящиков! компасы! мины и минометы! часы! гранаты! фонарики! Несколько омрачал радость приказ отдать все маузеровские патроны, винтовки и пулеметы под него рабочей милиции, но все равно, добытого было столько, что глаза разбегались, а руки непроизвольно загребали воздух. Вася же больше всего кайфовал от добытых на складе радиостанций PRC-25 — пяти в автомобильном исполнении и восьми носимых. И пусть половина из них покоцана взрывами, на крайний случай пойдут на запчасти, зато с остальными можно резко поднять управляемость в бою! Черт с ней, что она весит шесть кило — это пустяк по сравнению с возможными выгодами!

Почти такую же эйфорию штабных быстро обломал Че, напомнив о косяках и потерях, в особенности его внимания удостоились оба устроивших затор водителя. Но все равно, Хоакин, Катари, Искай, Габриэль — все радовались. В конце концов Гевара обвел всех суровым взором и скомандовал:

— Прошу всех встать.

Штабные, недоумевая, поднялись со скамеек.

— За успехи в планировании и проведении, а также за героизм на поле боя произвожу Тупака Амару в команданте.

С этими словами Че достал из кармана две вышитых на черно-красных ромбах звездочки и пристроил их на плечи оторопевшему касику.

«Ну офигеть теперь. Команданте в двадцать пять лет, вряд ли моему здешнему телу больше».

— Качать команданте! — первым опомнился Инти.

Васю со смехом выволокли наружу и принялись подкидывать под изумленными взглядами партизан. Взлетая вверх, он ощущал легкое головокружение и хохотал, нелепо взмахивая руками и ногами. Когда качание закончилось, его чуть было не уронили на землю, но удержали, а стоило выпрямиться, подошел и обнял Че:

— Береги себя, chico, нам еще брать весь континент!

И сильнее головокружения ударила мысль о том, что все это происходит 9 октября 1967 года, в день, когда вот этот патлатый чувак со смеющимися глазами и редкой бороденкой был расстрелян в Ла-Игере…

Вася обнял Гевару.

— Не боись, abuelito, мы еще дослужимся до маршалов!

Глава 7

— Знакомство с генералом

Формально октябрь в здешних краях — весна, но климат тут как эмоции Чака Норриса, почти без изменений. Проснешься утром и не разобрать, что за сезон, разве что зимой посуше, а летом потеплее, градусов на пять. Но если не нравятся стабильные плюс пятнадцать и хочется встречи с колотун-бабаем, то вон встают пики Западной Кордильеры. Стоит забраться повыше и будет натуральная высокогорная тундра, где спокон веку индейцы вымораживали влагу из собранного картофеля. Или там же, даже не забираясь высоко, дождаться сильного ветра и настоящего мороза, минус двадцать запросто. Холодно? Поверни на восток, где склоны плавно переходят в долины Рио Ичило и других бесчисленных речек, несущих воды среди влажных тропических лесов к саваннам Орьенте и Санта-Круса и дальше, к великой Амазонке. Причем что до мороза, что до жары — километров сто по прямой, а тут, в середке, на плоскогорье, почти всегда одно и то же.

Комарапа выглядела в точности как и в первый день знакомства — пыльный бедный городок с высоким статусом «центра провинции», который подтверждала единственная асфальтированная улица. Те же люди, та же терракотовая черепица, те же рассохшиеся двери и выщербленный саман. Даже полицейский, мывший машину во дворе участка, похоже, был тот же самый Сото — но как следует разглядеть из джипа толстяка Вася не успел.

Он вышел из машины за два квартала до Escuela Santa Rosa de Lima и отправился знакомым путем в школу — ее так и не открыли после отъезда Исабель. Искай вышел вместе с ним, но двинулся в другую сторону, проверять группу поддержки.

Встречу согласовали неделю назад и выбрали именно Комарапу, городок как раз посередине между партизанским краем и Санта-Крусом, ни нашим, ни вашим. Тогда же решили и про школу — пустующее свободное помещение, а будет кто возмущаться, есть ресурс это возмущение погасить.

Вася снял замок со знакомых дверей и его пробило на ностальгию — вот малость посеревшая за полтора года побелка, нанесенная кистью самого касика, вот здесь делал кладку Катари, вот рама, которую чинил Искай… Черт, даже старая гитара та же самая! Всего полтора года назад здесь появился обалдевший от переноса студент-этнограф, вот его первые следы в этом мире… Эх, а как там в Москве, на Никитской, в МГУ… И снова нет вестей от Исабель.

От неожиданно нахлынувшей тоски Вася снял со стены гитару, стряхнул с нее пыль и провел рукой по струнам. Инструмент отозвался расстроенным звоном, но колки вполне исправно подтянули струны и Вася сперва заиграл, а потом и запел любимую «Черную рубашку». Так он сидел и ждал, наигрывая то Bailando, то Escucha Me^[29] и вспоминая. Удивительно, но пришедший на ум Фернандо Пеньярандо не вызвал никаких эмоций, хоть он и стал первым убитым рукой касика. Наверное, потому что в боях за прошедшие полтора года смертей было столько, что одним лейтенантом полиции больше, одним меньше, уже не влияло.

За этим занятием его застал Габриэль:

— Едут. Две машины, как условлено.

— От заслонов сигналы есть?

— Все спокойно.

Исключать подставу штаб, разумеется, не мог и сейчас на дороге, ведущей через Комарапу от Санта-Круса до Кочабамбы, стояли два больших заслона в пяти километрах на восток и на запад. Сразу после проезда гостей они принялись останавливать и досматривать весь транспорт, идущий в город. Ну и в самой Комарапе заныкались три группы поддержки под командой Иская.

Штаб единогласно решил отправить на переговоры не Гевару, а Васю, чтобы избежать расшифровки «команданте Рамона».

— Ну слава богу, не напяливать очки, — порадовался Че и поддел касика: — Теперь твоя очередь брить башку, chico.

— С чего вдруг, abuelito? Меня никто не знает, это ты у нас знамя революции.

— Хорош зубоскалить, не забудь, о чем договаривались.

— Ты первый начал!

Слухи о том, что в Боливии действует Че, понемногу просачивались через преграды, созданные Габриэлем и Антонио, но пока об этом рискнули объявить две откровенно желтые газетенки на очевидно высосанных из пальца основаниях. Прочая боливийская пресса их обсмеяла, но осадочек остался и потому лишний раз появляться «на публике» пока не стоило.

До того момента, когда у школы тормознул внедорожник и два человека в гражданке неспешно прошли в школу, Вася успел сыграть еще несколько песен. Он отложил гитару и шагнул навстречу гостям.

— Это здесь продается испанский шкаф?

— Шкаф продан, остались только парты.

— Я генерал дивизии^[30] Торрес, со мной полковник Авилес.

«Ого!» — одновременно подумали Вася с Габриэлем, но у Габриэля мысль оказалась длиннее — «Целый начальник генштаба!»

— Команданте Тупак Амару.

— Субкоманданте Габриэль.