– Даже маникюрши Любы?

– Даже. Они сейчас в перчатках работают.

– А зачем Любе пять лет ждать? – продолжал Леха, стараясь заглянуть ей в глаза. – За это время денег стало меньше. Да и Маша считает…

– Мне неинтересно, что считает твоя Маша! – взъярилась Леля. – Раньше деньги были не очень нужны, а теперь понадобились! Или она узнала, что старушка богаче, чем казалось. Да мало ли что! Люба – подозреваемая номер один!

Лехе эта версия казалась немного шаткой, но ссориться с Лелей не хотелось.

– Маша сказала, что ночью, когда старуху уже увезли, она слышала шаги и возню, – сообщил он, двигаясь вокруг нее кругами.

– Молодец твоя Маша! – язвительно прокомментировала Леля.

Леха решил зайти с другого бока.

– А чем ее могли отравить? Чем-нибудь традиционным? Мышьяком, цианидом, ботулотоксином?

– Ну, во‐первых, следы этих ядов легко обнаружить, а во‐вторых, у нее были бы рвота, паралич дыхательной системы, асфиксия или спазм сердечной мышцы. А бабуля лежала спокойно и читала. Я же рассказывала.

– Ну тогда чем? Ты пыталась выяснить?

– Что значит пыталась? Это и есть моя работа, между прочим. Говорю еще раз – следов не обнаружила. Конечно, маникюрша – не Джеймс Бонд, агент ноль ноль семь, но… Кстати, была одна деталь. На языке я нашла следы лака.

– И что это значит?

– Не знаю. Бабулька заусеницы откусывала.

– А лак мог быть покрыт ядом?

– В принципе, мог. Но следов нет!

– Все равно, – обрадовался Леха, – у нас уже есть подозреваемый. Ты права! Надо узнать у Маши, где найти эту специалистку широкого профиля.

Леля встрепенулась и быстро двинулась к выходу.

– Давай я схожу, а ты пока поищи телефон, какие-нибудь записные книжки, календари. Бабулька должна была записывать даты, когда Люба к ней приходила, – повелительным тоном произнесла Леля и быстро вышла.

Леха с готовностью стал выполнять указание, раздумывая, за что она на него злится.

Никаких записных книжек он не нашел и насчёт Лели ни до чего не додумался. Она же не обидчивая вроде, а тут налицо все признаки того, что он чем-то не угодил. Кстати, надо сказать ей, что отпечатки могут быть на книгах. Может, их маникюрша и подарила? У Маши никакой версии нет, но это ничего не значит. Их могли подарить для отвода глаз, чтобы иметь повод лишний раз прийти в квартиру. Кто мог это сделать? Конечно, Люба.

– Надо эту Любу хорошенько потрясти, – забывшись, произнес он вслух.

– Не потрясешь. Бурцева по моей просьбе ей уже позвонила. Они с мужем во вторник утром улетели в Арабские Эмираты. Вернутся через неделю, – сообщила Леля, входя в комнату.

– Так, отлично! На бабулькины деньжата и полетели! – обрадовался Леха. – Маша, то есть Бурцева, сказала ей, что старушка умерла?

– Нет, конечно.

– А сама Люба не поинтересовалась?

– Нет.

– То есть она уже знает. Откуда?

– А ты не допускаешь, что у Любы мог быть сообщник?

– Мог. Тогда понятно, кто ходил по квартире в ночь со среды на четверг. Кстати, эти книжки ей могли подарить преступники или преступник. Я уже упаковал.

– Проверим, – деловито кивнула Леля. – Ну что, нашел чего-нибудь интересное?

– Нет, и это настораживает. Не может быть, чтобы никаких записей не велось. И телефон я не обнаружил. Все говорит о том, что из дома унесли не только деньги.

– Забрали как раз то, что могло указать на убийцу. Надо внутренности ящиков на следы купюр проверить, хотя вряд ли. Если она их в ящике и держала, то скорей всего в пакетике. Сейчас я на всякий случай сниму отпечатки с поверхностей, а книги с собой заберем, ладно? Подождешь меня?

Конечно, подождет! Он вообще всю жизнь может ее ждать! К тому же она, кажется, сердится немного меньше.

Леля прытко принялась за дело, а он стал снова осматривать и ощупывать квартиру, двигаясь параллельным курсом, чтобы не мешать ей.

Версия, в принципе, уже вырисовывалась, и специалистка широкого профиля Люба вполне в нее встраивалась.

Вернувшись в отдел, он быстренько напишет рапорт. Возбудят уголовное дело, он станет его расследовать, поймает убийцу и после этого станет у начальства на хорошем счету.

Перспективы были не просто хорошие, а заманчивые!

Вот только рапорт Тишков написать не успел.

И доложить, как положено, начальству тоже.

По дороге в отдел, искоса посматривая на задумавшуюся о чем-то Лелю, он все еще был убежден, что практически раскрыл убийство. Осталось лишь собрать доказательную базу и дождаться возвращения Любы.

Леля выскочила из машины и сразу побежала к себе. Даже не улыбнулась на прощание.

Леха постоял, глядя ей вслед и ощущая тяжесть в сердце, а потом двинулся к двери, ведущей в отдел полиции.

У самого крыльца тяжелый порыв ветра чуть не сбил его с ног, ударил прямо в лицо, залетел в горло, залепил глаза. Леха задохнулся, закашлялся и в это мгновение вдруг понял, что Люба тут ни при чем даже вдвоем с сообщником.

Как понял? Да просто понял, и все.

Конечно, со стороны все выглядело элементарно. Кому, как не Любе, травить? В понедельник она красила старухе ногти, а во вторник улетела, чтобы остаться вне подозрений. Потом сообщник уничтожил улики. Но старуха умерла в среду! Если яд был в лаке, то почему смерть настигла беднягу через двое суток? Он медленно действует? Маша разговаривала с Ириной Павловной во вторник вечером, и та была жива и здорова! Что за яд такой? Последняя разработка ЦРУ? Откуда он у маникюрши? Ее сообщник в лаборатории по производству ядов работает и решил испытать его на старушке? Это уже не Конан Дойл, а просто… как его… Стивен Кинг какой-то!

Леха замер, не дойдя до двери.

Нет! Не похоже на Любу и ее мифического сообщника, которого, возможно, вообще нет! Здесь действовал кто-то другой. Умный, хитрый и очень опасный!

Именно он купил чай и подарил книги. Он убил старушку и сделал это так, что никто ничего не может выяснить.

Кто же это?

Леха постоял еще немного и вернулся к машине. Надо снова побывать в квартире убитой и поговорить с Машей.

До места он не доехал. Пока стоял в безразмерной пробке на Невском, прошло два часа. Позвонила Леля и закричала так, что у него зазвенело в левом ухе:

– Я нашла отпечатки преступника! Аж два пальца!

Лелю он обнаружил за своим рабочим столом. Перед ней лежала книга сказок Гофмана.

– Сначала я проверила лак для ногтей. Мимо. Потом решила, что все дело в чае, но он чист. Кстати, на новой пачке отпечатки тоже отсутствуют. Тогда я взялась за книги. На первых двух – ничего, а вот на Гофмане обнаружилось сразу два отпечатка! – сообщила Леля, сверкая очами.

Леха смотрел во все глаза. Какая же она красивая!

– Не знаю, почему, но мне показалось подозрительным, что отпечатки я нашла именно в этой книге. Ну, то есть не то чтобы показалось, а словно инсайт какой-то случился. Причем отпечатки были на внутренней стороне суперобложки. Значит, преступник не просто брал ее в руки, но и что-то с ней делал. Когда стирал отпечатки, эту сторону забыл. Так вот!

– Подожди. Ты отправила отпечатки на идентификацию?

– Отправила, конечно, но ждать придется до понедельника.

– А потом выяснится, что в базе их нет, и мы упремся головой в стену.

– Не делайте поспешных выводов, товарищ старший лейтенант. Лучше послушайте, что я скажу.

Леха с готовностью придвинулся к Леле. Она больше не сердится, а это хорошо при любом раскладе.

– Я раскрыла книгу и на тридцатой странице нашла закладку. Просто листок календаря.

– И что?

– Ирина Павловна вовсе не «Щелкунчика» читала, а «Крошку Цахеса».

– Это про мальчика-с-пальчика, что ли?

– Соболезную твоей необразованности, но это рассказ про уродца, который всем казался писаным красавцем.

– Как Щелкунчик? – не обидевшись, спросил Леха.

– Только наоборот. Однажды фея пожалела бедного страшилку, расчесала его безобразную голову волшебным гребешком и вплела три огненных волоска. С той минуты все видели Цахеса не таким, каким он был на самом деле, а самым прекрасным и умным господином по фамилии Циннобер.