Напротив просторного вольера Тора как раз находился специально подготовленный для недавно привезенных зверюшек остров, окруженный глубоким рвом, через который неуклюжие медлительные панды не могли перелезть. По крайней мере, так говорили специалисты из азиатского зоопарка, которых приглашали на консультацию: траншея в шесть метров глубиной и шириной, сужающаяся книзу, станет для забавных медвежат непреодолимым препятствием для побега.
За хищниками посетители, следуя по гравийной дорожке по кругу, любовались жирафами, слонами, бегемотами и могли часами бродить по обезьяньему питомнику. Серпентарий со змеями находился в другой части, за вольерами с травоядными, там же располагался большой бассейн с морскими котиками и пингвинами.
Любимым местом Чеба, как, впрочем, наверное, большинства детей его возраста, был обезьянник. На огромной площади жило более пяти тысяч обезьян разных видов и подвидов. По узкому тротуару вдоль дороги то и дело проезжали электрокары: обойти все пространство пешком было довольно утомительным занятием. Я знал об обитателях питомника много, так как больше половины сайта зоопарка занимала именно жизнь обезьян.
Сегодня даже с той, обычно невыносимо суетной стороны доносились только редкие и приглушенные звуки. Весь зоопарк, будто чувствуя нависшую над ним трагедию, затих, замер в горестном ожидании. И я вдруг вспомнил то, что не давало мне покоя. Ощущение зловещей тишины, которую почувствовал накануне. И, судя по времени, я обеспокоился непривычным молчанием зоопарка еще до того, как Тор вышел из клетки и напал на Митрича. Что это было?
Остров панд сейчас казался необитаемым. Наверное, медвежат временно перевели куда-то, пока идут разбирательства. Зияла пустотой клетка беглого людоеда Тора. Следы трагедии уже убрали, я не заметил на пушистой траве никаких признаков крови, только стажерка Наташа и кипер Макс скручивали оградительную ленту в неопрятный клубок и выравнивали раскуроченную множеством ног лужайку.
Наташа в этом году окончила школу и подрабатывала в «Лимпопо» в ожидании результатов вступительных экзаменов в медицинский институт. Ее карие, еще по-детски наивные глаза сейчас казались чересчур припухшими и красными. Наверное, недавно плакала. Она хвостом ходила за Митричем и, если бы не такая большая разница в возрасте, я бы мог заподозрить, что она в него влюблена. Хотя кто знает…
Девочки часто влюбляются в очень, так скажем, взрослых, кумиров.
О Максе я знал, что он бросил местный биофак после второго курса, разочаровавшись в грядущем будущем, которое маячило ему только местом школьного учителя, и ушел с головой и прочими частями тела в заботу о питомцах «Лимпопо». У него и в самом деле был какой-то мистический талант общения с животными. Особенно с хищниками. Кстати, именно Макс числился кипером Тора.
– Эй, – я махнул рукой, привлекая внимание. – Бог в помощь!
Киперы ползали по лужайке, словно зимние мухи. Не сильно они оживились и от моего окрика.
– А, – вяло сказал Макс. – Это ты… А у нас тут…
Он развел руками, а Наташа закрыла лицо грязными перчатками и громко всхлипнула.
– Да знаю уже, – я перепрыгнул невысокую оградку.
Разговаривать через ров было неудобно, но мостик был опущен. Я перешел по нему на сторону рва к Наташе и Максу.
– Соболезную, – сказал киперам, потому что больше сказать было нечего.
Макс мрачно кивнул, а Наташа уставилась на траву. Мы все отводили друг от друга глаза, будто были соучастниками преступления. Почему? Не знаю. Просто, наверное, чувствовали долю своей вины. Когда погибает кто-то близко знакомый всегда ощущаешь себя виноватым. Хотя бы потому, что он ушел, а ты – пока нет.
– Это случилось тут? – спросил я.
У меня не укладывалось в голове, как Тор оказался у панд.
Наташа кивнула.
– Но кто мог это сделать? Открыть клетку Тора? Зачем?
– Говорят, что, кроме Дмитрия Палыча, тут никого не было, – сказала Наташа.
– Если так, то какого черта он полез к Тору один? – в сердцах произнес Макс. – Нельзя же. Мы всегда заходили вдвоем.
– Зачем он вообще пошел ко львам ночью? – продолжил перечень накопившихся вопросов я. – А затем отправился в темноте к пандам? Кто-то из зверей нуждался в срочной медицинской помощи?
– Сегодня утром все были в порядке, – вмешалась в разговор Наташа. – Только очень подавлены. Они же тоже чувствуют…
– Наверняка, – согласился я. – Вчера поздно вечером зоопарк странно молчал. В смысле, что обычно поздно вечером, когда мало машин, я слышу звуки «Лимпопо», а вчера он будто вымер.
– У меня был выходной, – буркнул Макс. – Я только что пришел. Ничего сказать по этому поводу не могу.
– Я поздно ушла, – призналась Наташа, – но… Только вы никому не говорите, ладно? Я в наушниках работала. Музыку слушала. Поэтому ничего…
Она развела руками.
– А кто… – странно и неловко обсуждать подобные вещи, но выхода не было. – Кто Литвинова обнаружил утром?
– Не утром, – замотал головой Макс. – Говорят, ночью. Охранник новенький что-то странное на камерах наблюдения заметил. Он только начал работать, поэтому чрезмерно внимательный.
– Что странное? – вскинулся я.
– Ну, панды как-то странно скучились у домика. Обычно по всему острову расползаются, а тут собрались и жмутся друг к другу. Послал обходчика проверить, что случилось, тот Митрича и обнаружил. Уже того…
– А панды?
– Что панды? – Макс удивился.
– Выяснили, почему они себя так странно вели?
– Ну, ты даешь! – покачал головой кипер. – Они же смерть тоже чувствуют. А, кроме того, одной-то из них утром не досчитались. Панда Луна пропала. Возможно, Тор ее на глазах у друзей и родственников и того… Испугаешься тут…
И в самом деле.
– А Литвинов, может, говорил кому-то, зачем он на ночь остался в зоопарке?
– Говорил, – кивнула Наташа. – Только он…
Она не выдержала и всхлипнула.
– Дмитрий Палыч не собирался оставаться на всю ночь. И вовсе не у львов или панд. Уже под закрытие обнаружили у кролика в шее иглу дикобраза. Она довольно глубоко вошла, нужно было срочно вынимать. Вот он и задержался. Дмитрий Палыч, в смысле.
Вроде, всё выглядело логично. Кролики сидели в вольере с дикобразами. Почему бы игла одного из дикобразов не могла ранить кролика? И если рана серьёзная, Митрич вполне мог задержаться. Он был хорошим человеком: не делал особых различий между ценными «экспонатами» и, скажем, теми же кроликами. Животное страдает – это было главным, а вовсе не убытки зоопарка в случае его гибели.
– И что – вытащить иглу потребовало столько времени? – спросил я.
Так, на всякий случай.
– Вы когда-нибудь пытались поймать раненого кролика? – вскинула на меня взгляд Наташа.
В ее глазах я прочитал основательное недоумение.
– Бог миловал, – ответил торопливо.
Логично, да. Но всё равно меня не покидало ощущение какой-то неправильности. Да вовсе не какой-то! Не должен был Митрич лезть ко льву ночью и один! Ни в коем случае! Какого черта?! Даже если бы Тор умирал, и дело шло на секунды, Литвинов обязан вызвать Макса.
Даже несмотря на весь свой фанатизм. А у Митрича он точно был. Я, например, не могу себе представить, что кому-то нормальному придет в голову делать УЗИ беременной летучей мыши. А Литвинов обследовал крылатых будущих мам регулярно. И объяснял это тем, что следить за развитием плода этого редкого животного – удивительное чудо. А, кроме того, позволяет лучше подготовиться к родам. Летучей мыши, Карл! Подготовиться к родам!
Я ж говорю – фанатик. Для Митрича всё живое, вообще всё, что шевелится, было удивительным и чудом.
– А как кролик себя чувствует? – зачем-то спросил я.
– Нормально, – пожал плечами Макс. – Наверное…
Глава четвертая. Что сказал Чеб?
– БабАня, – произнес я, застегивая на Чебе сандалики. – Признавайтесь, вы же слышали о том, что произошло в зоопарке?
Наверное, она кивнула, не осознавая, что я ее не вижу, так как вожусь с отстающей липучкой. Нависла недолгая пауза. Затем над моей склоненной головой раздалось короткое:
