Кровать была большая, занимала вместе с плитой и печью половину дома. И кровать, и лежанку занимали дети самого разного возраста. Хозяин отодвинул одного к стене и улегся.

— А где тебя покалечили, дядя? — спросил солдат, который выглядел помоложе других.

Хозяин уселся поудобнее рядом со спящими детьми, поскреб пяткой ногу об ногу и нехотя ответил:

— На посиделках! Ты что, сам не знаешь где? Чего зря спрашивать?

Бабушка вздрогнула, будто что-то в ней перевернулось. Она подняла голову и спросила:

— Не серчайте на старуху, родненькие, там, откуда вы идете, не встречался ли вам Девятнадцатый пехотный полк из Дорохоя?

Солдаты посмотрели на бабушку, затем на сноху, которая застыла около ребенка, будто этот вопрос оглушил ее, и смущенно замялись.

— А почему ты спрашиваешь, мамаша? — спросил один.

— Еще одна глупость! — хмыкнул однорукий. — Почему, почему? Неужто так трудно догадаться?

— Нет, мамаша, — ответил второй солдат. — Через Дорохой мы проходили, но про этот полк не слышали.

Бабка резко повернулась к ним спиной, и лицо ее опять стало холодным и отсутствующим.

Сноха опустила глаза. Ослабевшими руками она инстинктивно прижала к себе спящего ребенка и принялась качать.

— Вот такие-то дела! — заключил коротко хозяин. — Не дай господи человеку столько терпеть. А сейчас спать!

Но тут выяснилось, что в избе всем лечь негде. Женщины пришли последними, и для них места не хватало. На полу растянулись солдаты. Можно было бы еще примоститься на лавке, у стены под божницей, но она была такая узкая, что с нее легко было свалиться во сне. Хозяин с кучей отпрысков и женой занимали кровать и печь.

— Ребята, надо бы вам в сени пойти, — сказал он.

— А мы-то радовались, думали, что поспим ночь по-барски, — недовольно проворчал один из солдат, но двое других, переглянувшись, стали подниматься с пола.

Самый молодой, красивый парень, с тонкими забавными усиками, улыбнулся, лукаво поглядывая на сноху, и любезно поклонился.

— Прошу вас! — пригласил он. — Пока места не остыли!

Женщина почувствовала его пылающий взгляд, который обжег ее, и молча поблагодарила робкой улыбкой.

— Возьмите, ребята, соломы со двора, постелите на пол, — благожелательно разрешил хозяин. — Если хотите, — добавил он, — можете открыть дверь. Все равно здесь слишком жарко, а нас тут полно, как бы нам не задохнуться в этой кочегарке.

Мрачный солдат, который сначала недовольно ворчал, тоже поднялся, хрустнув суставами, накинул на плечи шинель, собрал в охапку вещи с пола и пошел к двери, зло щуря глаза на женщин. Молодой в расстегнутом на груди кителе и старой шинели стоял неподвижно и, казалось, чего-то ожидал. Это ожидание заставило сноху поднять пунцовое от жары и смущения лицо, и солдат, встретившись с ней взглядом, улыбнулся. Он вроде хотел что-то сказать и, возможно, многое сказал бы, если бы не старуха.

Бабушка ходила молча по избе, раскладывая и перекладывая вещи, с которыми они приехали. Вид у нее был спокойный, но холодный и внимательный взгляд преследовал их обоих, и они чувствовали, как он на них давит, словно они сделали или собирались сделать что-то недозволенное, плохое, а бабка разворошила их мысли, как ворошила вещи, лежавшие на полу, вытащила их наружу и показала им обоим во всей их неприглядности и непозволительности.

Молодой солдат все-таки решительно шагнул вперед и с таким видом, будто раньше никогда не видел ничего подобного, быстро наклонился над ребенком и снова подмигнул молодке.

— Сколько ему лет?

— Четыре исполнилось, — ответила мать, покраснев и наклонив голову.

— Ага! — произнес солдат и снова подмигнул, хотя на этот раз она не смотрела на него.

Но свекровь видела все. Она стояла сзади и не сводила с них глаз. Солдат чувствовал ее холодный взгляд, пронизывающий его затылок, и в свое оправдание сунул руку в ранец, пошарил там немного и вытащил пригоршню маленьких и твердых сухарей — сухой паек, полученный на фронте.

— Дай малышу, — сказал он и наклонился над ребенком с протянутой рукой.

Сноха подняла глаза, поколебалась, потом тоже протянула руку. На секунду их горячие ладони встретились, и он крепко сжал ее пальцы.

— Не спи! — прошептал он, отпустил руку и быстро пошел к двери.

Аникуца на миг застыла на месте, испуганная, ничего не видя перед глазами, затем пришла в себя, взяла спящего ребенка, опустилась на колени и положила его на еще теплое тряпье, от которого подымался резкий запах солдатского пота и обмундирования. Она вдохнула этот запах со странным смешанным чувством наслаждения и гадливости и, не глядя на старуху, вытянулась на спине. Бабка некоторое время кряхтела и кашляла, поправляя вокруг себя вещи, потом прикорнула рядом с малышом на старом одеяле и тоже угомонилась, тяжело дыша.

Хозяин потянулся через стол и дунул в лампу. Лампа погасла с треском, и сразу же тяжело навалилась темнота, как будто все провалилось под землю.

В сенях некоторое время слышалась возня. Наружная дверь скрипнула и закрылась. Послышались шаги, идущие вдоль завалинки, дверь снова скрипнула, человек вытянулся рядом с товарищами на сене, оно сухо зашуршало, после чего опустилась глухая тишина. Один из хозяйских ребят застонал во сне, повернулся, ударив локтем в глиняную стенку дымохода, который глухо загудел.

Какое-то время было тихо. Легкое сопенье доносилось с кровати и с печи, повисая в воздухе, а из-за двери вдруг раздался могучий храп, что еще больше испугало молодую женщину. Она лежала на спине, широко открыв глаза, замерев во тьме и еле дыша. Скоро ей стало совсем невтерпеж. Она повернула голову, чтобы увидеть, заснула ли свекровь, но не сумела ничего рассмотреть. Лицо старухи различалось в темноте, как расплывчатое пятно, и все вокруг казалось смутным и неясным. Молодуха продолжала лежать все так же неподвижно, оцепенело и уже почти засыпала, когда там, в сенях, послышался шорох. Кто-то повернулся на сене, подождал, снова задвигался и замер, опять движение, опять тишина, и вот он уже приблизился к двери. Слышно было, как руки нащупывают щеколду. Горячий клубок подкатил Аникуце под самое горло. Мужские руки шарили по двери, отыскивая ручку, потом стукнула щеколда. Снова тихо. Нет. Дверь открылась. Горячий клубок провалился теперь в живот. И тут же она услышала, как завозилась свекровь — отбросила в сторону одеяло, что-то взяла в руки и поднялась с пола.

— Псст! Псст! — послышалось дважды от двери.

Старуха скользнула по комнате, тихо, как привидение. Мужчина ждал ее, но, подойдя ближе, бабка подняла руку, чтобы стукнуть его поднятым с пола предметом. Солдат быстро схватил ее и потянул к себе. Лица в темноте он не видел, вероятно, думал, что это молодуха, и тянул к себе, стараясь вытащить в сени. Бабка, тяжело дыша, боролась с ним, все еще пытаясь ударить его. Так же тяжело дышала и сноха. Силясь хоть что-то рассмотреть, она сделала резкое движение, поднялась и села, стукнувшись головой о лавку. Услышав шум, солдат испугался, отпустил старуху и выскочил, захлопнув дверь. Слышно было, как он упал рядом с остальными, тяжело дыша.

— Ты чего? — спросил один из товарищей.

— Не смог ее вытащить. Проснулась старая ведьма, — глухо буркнул солдат.

Сноха мягко повалилась на солому прежде, чем вернулась свекровь. Та постояла несколько минут у двери, потом поплелась обратно. Дышала она шумно, почти стонала. Осторожно залезла под одеяло, и сноха долго слышала, как она отдувалась и вздыхала, пытаясь успокоиться.

В сенях еще недолго повозились, потом утихли и, как ни в чем не бывало, захрапели.

К утру забылась во сне и сноха. Когда она проснулась, старуха разжигала огонь в печи. Скорее всего, она не спала всю ночь. Лицо у нее осунулось, сморщилось, под глазами легли темные круги. Солдаты уже ушли.

Женщины попросили дозволения у хозяев сготовить еду, поели, накормили досыта, на целый день, малыша, уложили оставшуюся еду в торбу, собрали пожитки и тоже пустились в путь.