Да, вы, вероятно, знаете Дуайта Л. Мооди. Но я все же думаю, вы вряд ли когда-нибудь слышали об Эмме Мооди, его жене, которая всегда предпочитала оставаться в тени.

Мне кажется, вам стоило бы узнать о них обоих несколько больше. Возможно, вас удивит то, каким Дуайт был дома. Возможно, многое вас удивит и в Эмме. Именно в тот момент, когда вам покажется, что вы поняли ее, вы обнаружите нечто, что откровенно изумит вас.

Но каким же был брак между мужчиной, по темпераменту напоминавшим Лютера, и этой «скромной и сдержанной» женщиной? Многое в этом союзе вам покажется удивительным.

«Единственным человеком в мире, который действительно знал Д. Л. Мооди, была его жена», – пишет биограф Дж. К. Поллок. Может быть это и так, но вряд ли кто-нибудь – даже сам Д. Л. Мооди – действительно знал Эмму Мооди.

Д. Л. (он редко пользовался именем Дуайт Лаймен) и Эмма были противоположностями. Их сын Пол сказал: «Вряд ли можно найти двух других людей, которые представляли бы собой более яркий контраст… Когда они познакомились, он был импульсивным, несдержанным, авторитарным оппозиционером и не слишком образованным человеком. Она же была консервативна и свято соблюдала все условности, была гораздо лучше образованна, очень начитанна, с безупречным вкусом, но держалась при этом исключительно скромно».

И очень хорошо, что они были такими разными. Ни один дом не был бы достаточно велик, чтобы вместить двух таких людей, как Д. Л. Мооди.

Но не подумайте, будто бы Эмма Мооди была в этой семье малозначащим дополнением. Она была яркой самостоятельной личностью. Д. Л. Мооди никогда не оценивал ее качества и не определял ее роли. Эмма оценивала свои качества и определяла свою роль сама. И эта роль всегда была за сценой, вдали от огней рампы. Она, например, отказывалась появляться рядом с мужем во время его проповедей перед огромными аудиториями, и ее осуждали за это. Но в начале его карьеры она была замечательным помощником в его работе. «Когда я сталкиваюсь с особенно трудной задачей, – сказал однажды Д. Л., – я поручаю ее моей жене. Она способна обратить человека к Христу, воздействуя на такие струны его души, которые мне просто недоступны». Один из самых известных обращенных Мооди, Э. П. Браун, издатель журнала и воинствующий атеист, стал христианином благодаря усилиям «скромной и сдержанной» Эммы Мооди.

Достижения Мооди как проповедника по обеим сторонам Атлантики стали легендой. Он проехал миллион миль, проповедовал ста миллионам людей и был свидетелем обращения семисот пятидесяти тысяч человек. Он совершил революцию в подходах к проповеди Евангелия и основал то, что сегодня мы знаем как Библейский институт Мооди – первую библейскую школу такого рода.

Большой человек, ростом пять футов десять дюймов и весом в двести пятьдесят фунтов, он стал больше и шире за годы своего служения, как внешне, так и в характере, и масштабе своего служения. И все это очень во многом благодаря именно Эмме.

Дуайт Мооди родился в 1837 году в Нортфилде, Массачусетс. Отец его, по профессии каменщик, пил и умер банкротом, когда Дуайту было всего четыре года. Бетси Мооди осталась с девятью детьми, включая Дуайта.

В Нортфилде Дуайт мало учился, мало читал Библию, зато много и тяжело работал. Когда Дуайту исполнилось семнадцать, ему опротивел захолустный Нортфилд и он отправился в Бостон, где устроился на работу к дяде в обувной магазин. Он ночевал на третьем этаже, над магазином. В то время он писал так: «У миня комнота на третим етаже и кагда я аткрываю акно там три бальшых дома и там такие красивыи девушки и они там раятся как папугаи». В письме он также рассказывает и о столовой, где он кормился: «Там двадцать пять чилавек прислухи и много девушик и нам весило». Очевидно, что у Дуайта с девушками отношения были гораздо лучше, чем с орфографией.

В течение нескольких месяцев он посещал воскресную школу в бостонской церкви конгрегационалистов Маунт Вернон. Там преподавал тридцатилетний галантерейщик Эдвард Кимбелл. Однажды Кимбелл зашел к Мооди в обувной магазин и призвал парня обратиться к Христу. Мооди был не против. Но когда через пару недель он захотел стать членом церкви, ему отказали. «Ты плохо понимаешь, в чем заключается суть спасения», – сказали ему.

Год спустя, поссорившись с дядей и испытывая сильное недовольство своей церковью, он потратил пять долларов на железнодорожный билет и отправился искать счастья в Чикаго. Чикагские возможности вскружили ему голову. Матери он пишет: «Тут я могу заработать гораздо больше, чем в Б.» (то есть в Бостоне). И своему брату Джорджу: «Вот где деньги делать надо».

Хотя он и был принят чикагской конгрегационалистской церковью, он посещал также баптистскую и методистскую церкви. Его никогда особенно не волновали ярлыки деноминаций. Как-то раз в баптистской миссии он обратил внимание на Эмму Рэвелл – ей тогда было около пятнадцати. Эмма вела занятия в Миссии Уэлс-cтрит. На Мооди произвело большое впечатление и то, как она преподавала, и то, как она выглядела. У нее были черные волосы и темные глаза. Она выглядела очень необычно и женственно. В ее манере держаться было столько изысканности, что двадцатилетний Мооди просто не мог оторвать от нее глаз, тем более что у него самого с изысканностью дела обстояли не блестяще. Лично сам Мооди не преподавал. Баптисты хотели, чтобы он стал учителем воскресной школы, но он сказал, что учить – это не по его части. Тогда ему дали поручение ходить по улицам и «зазывать учеников», с чем Д. Л. справлялся блестяще.

Неплохо он справился и с другой задачей – сумел попасть к Эмме в гости. Там он познакомился с отцом Эммы, Флемингом Рэвеллом, кораблестроителем. Его предки были гугенотами, и он перебрался из Лондона в Чикаго всего за восемь лет до этого, поскольку шел слух, что Чикаго скоро станет крупнейшим центром кораблестроения.

Д. Л. нравилась Эмма, но не ее воскресная школа. В ней было слишком много формального. И вот в 1858 году Дуайт открывает свою школу. Сначала ее собрания проходили в кузове старого грузовика, а потом в заброшенном баре. В течение года, благодаря «зазыванию», которым занимался Д. Л. на улицах, количество учеников достигло шестисот, а еще через год – полутора тысяч.

Преподавать оборванцам, собранным Мооди, было, понятное дело, не сахар, но юная Эмма стала одним из первых учителей-добровольцев. Д. Л. не оставлял без внимания ни одну из своих преподавательниц, но к Эмме он всегда относился особо. Причем в ухаживаниях старался придерживаться приличий, разумеется, как он их понимал. В дом Рэвеллов он всегда приходил, взяв с собой двоих парней. Отчасти из-за того, что у Эммы было две сестры. Отчасти же потому, что так он чувствовал себя гораздо свободнее в этом довольно-таки консервативном доме.

В 1860 году состоялась помолвка. Д. Л. объявил об этом на собрании преподавателей воскресной школы. Сделал он это примерно в следующей форме: «Ну, все, хорош. Надоело шляться к девчонкам в гости. Нечего. Я обручился с Эммой Рэвелл». Вот тогда для Д. Л. и настало время больших решений. В 1859 году ему было двадцать два года; его комиссионные торгового агента составляли около пяти тысяч долларов. А это было время, когда механик зарабатывал полтора доллара в день. Целью Д. Л. было зарабатывать сто тысяч долларов в год. И он, безусловно, добился бы этого. Генри Драммонд говорил: «Я практически не сомневаюсь, что он мог бы стать одним из самых богатых людей в Соединенных Штатах». Но Д. Л. начал терять интерес к деньгам. Его воскресная школа требовала все больше времени и внимания. Он часто сотрудничал с АМХ[1]. Но вскоре стало очевидно, что он не может эффективно работать в бизнесе, продолжая заниматься воскресной школой и АМХ.

Три месяца он мучительно размышлял над выбором. «Это была борьба», – говорил он. Этот выбор означал: откладывать или не откладывать свадьбу. Продолжать спать где-нибудь на скамеечке и питаться сыром и крекерами в дешевом ресторанчике (а покушать Мооди любил) или поменять образ жизни. Но он все-таки решил бросить работу. Он стал секретарем в приемной АМХ за грошовое жалованье. Свадьба может и подождать, решил он.