Глаза Фанни потемнели – их затуманило страхом. Сэр Стилтон исчез для нее. В течение нескольких кошмарных мгновений Фанни видела перед собой старуху: по мере утрачивания тех, кто к ней неравнодушен, старуха склоняется к перееданию, превращается в обжору, а несварение и тоску вымещает на прислуге.

– Именно в этот период, – прозвучало вдруг из темной тучи, в последние минуты прятавшей сэра Стилтона (и прозвучало жутким ответом на мысли Фанни), – крайне важны мужья. Вот почему за них следует держаться, вот почему развод – большая ошибка. Любовники, как вы, вероятно, знаете, ведь, судя по всему, в свое время были недурны собой и, полагаю, имели любовников…

В свое время… Он сказал «в свое время». Фанни словно очнулась. В свое время. Господи! Что бы ни уготовило ей будущее, никто не станет отрицать, что и полугода не прошло с того дня, когда Дуайт… «Да что же это я, – теперь Фанни перебивала ход собственных мыслей, – так цепляюсь за Дуайта, за этого мальчика, словно он – моя единственная надежда, бедный малыш…»

– Любовники, – гнул свое сэр Стилтон, твердо намеренный завершить фразу, – как вам, должно быть, еще помнится, неизменно оставляют сосущую боль под ложечкой.

Иллюзия рассеялась полностью, сэр Стилтон был реальнее некуда. Фанни сверлила его ледяным взглядом. Что за выражения! Что за манера говорить о заключительных стадиях ее романов – пусть печальных, но не лишенных специфического очарования и всегда облагороженных искренним сожалением! Как свежи все они в памяти Фанни! Бедняжка Адриан Стейси, предшественник Дуайта; с ним Фанни рассталась менее года назад и могла бы до словечка, до интонации воспроизвести их последний разговор, и уж будьте уверены – и слова, и тон явили благородство их обоих. Правда, расставание с предшественником Адриана Стейси, с Перри Лэнксом, который сделал потом блестящую карьеру (или между Перри и Адрианом затесался кто-то еще?), было не таким томно-сладостным, потому что Перри, как адвокат, требовал конкретики.

– Ах, Перри, какая же конкретика в любви? – увещевала Фанни – противница клятв и даже обещаний.

Тогда Перри Лэнкс предположил (как на перекрестном допросе, честное слово!), что Фанни просто дурочка.

– Дорогая моя, без конкретики нынче никуда, – сказал он устало и терпеливо, будто объясняясь с ребенком.

И все-таки даже в этом расставании не было ничего похожего на боль под ложечкой: разве только Фанни пришла к убеждению насчет признаков усталости и терпеливости. Едва таковые появляются, с возлюбленным пора закругляться, решила она тогда, надеясь, что Перри ее настроя не заметил. Ну а что до прочих любовников, о каждом из них Фанни вспоминала исключительно с восторгом и нежностью.

Но вот он, этот беспардонный Байлз, хлещет ее словами – будто пощечины отвешивает: связывает милых, преданных бывших возлюбленных с сосущей болью под ложечкой.

– Даже представить не могу… – начала было Фанни.

– …почему ваши подруги ходят ко мне, – незамедлительно закончил за нее Байлз.

– Вот именно. Сколько я вам должна? – добавила Фанни и протянула руку к перчаткам и сумочке.

– Я еще не отработал свой гонорар, – сказал Байлз и резко бросил: – Сядьте! – потому что Фанни поднялась и нависла над ним.

– С меня довольно! – сказала она в ответ, открывая сумочку. – Так сколько?..

– Ладно, не хотите садиться – слушайте стоя.

– Не желаю я больше слушать! Сколько…

– Раньше выслушаете – раньше уйдете, – оборвал ее Байлз. – Так вот: в долгосрочной перспективе единственный, кто нужен женщине, шансы которой неутешительны…

– Этого достаточно? – оборвала его Фанни, шлепнув на стол несколько банкнот.

Слушать дальше она не собиралась.

– Во всем мире, – не смутился сэр Стилтон, – как я пытаюсь вам сказать, дело до подобной женщины может быть только одному человеку. – Сэр Стилтон отодвинул банкноты. – И этот человек – ее супруг. Как правило, ему, бедолаге, просто ничего другого не остается. Вы поступите очень благоразумно, если без промедления вновь сойдетесь с вашим Скеффингтоном. Поверьте, это ценнейший совет. – Сэр Стилтон принялся постукивать по столешнице ножом для бумаги. – По гроб жизни будете меня благодарить.

Внезапно он отложил нож и встал из-за стола. Это не помогло – высокая Фанни все-таки доминировала над ним, крепко сбитым, коротконогим, почти квадратным. «С вашим Скеффингтоном», – мысленно повторяла она, сверху вниз глядя на сэра Стилтона, исподтишка косясь на собственную деликатную переносицу и отмечая, что носик ее по-прежнему прелестен. Этот Байлз не предварил «Скеффингтона» «мистером» – словно они с ним приятели.

– Тогда уж говорите просто «Джоб», – процедила Фанни, очень надеясь, что тон у нее ледяной.

Но сэру Стилтону холод был нипочем.

– С моим удовольствием, – сказал он. – Всегда симпатизировал евреям. В общем, сойдитесь с Джобом. Я имею в виду физический контакт; Джоб воображаемый тут не годится. Если уж совсем напрямик – затащите Джоба в постель. Вас преследует его призрак – стало быть, надо переспать с оригиналом. Единственный способ… Слушайте, я же для вашей пользы это говорю! – сам себя перебил сэр Стилтон, поскольку Фанни направилась к двери. – Единственный способ избавить разум от фантазий с иллюзиями – это облечь их плотью, пойти на физический контакт! Из-за чего, по-вашему, заканчиваются романы? Всякий роман тянулся бы и тянулся, если б стороны не вступали в половую связь. Помиритесь с Джобом. Встречайтесь с ним почаще. Пригласите его на ужин. Переспите с ним.

Фанни обернулась – ладонь на дверной ручке, взгляд пронизывающий.

– Я пришла к вам за помощью, а не получила ничего, кроме…

– Оскорблений – вы же это хотели сказать? Пожалуй, со своей точки зрения вы и правы. Вы не привыкли – вы просто не способны – выслушивать голую правду; это общее свойство всех женщин. Но пользу из своего визита вы все-таки извлечете, если только сумеете с этой правдой смириться. Я дал вам лучший совет из возможных. Последуйте ему – и ваша проблема отступит. Еще минуту внимания! – Сэр Стилтон жестом остановил Фанни. – Пригласите своего незадачливого муженька на ужин – и сами убедитесь: как только он окажется с вами во плоти, он перестанет вас преследовать в виде призрака. И кстати, – торопливо добавил сэр Стилтон, поскольку Фанни успела открыть дверь, – если к вам повадятся призраки других мужчин – тех, с которыми вы не состояли в браке, – если начнут мерещиться во всяких неподходящих местах – действуйте аналогично. Пригласите их отужинать. Хоть всех скопом, если понадобится, – закончил он с легкой усмешкой. – Созовите всю компанию, оцените каждого. Они, разумеется, тоже вас оценят, и тогда и вам, и им многое станет ясно…

Но Фанни уже исчезла. Толкнув дверь кабинета с такой неожиданно яростной силой, что мнимая медсестра метнулась в холл, Фанни потребовала вызвать ее автомобиль; щеки ее пылали, глаза сверкали.

– Он просто кудесник, не так ли? – с гордостью сказала мнимая медсестра.

– Чудо Господне! – выдала Фанни и столь скорым, столь энергичным шагом пошла к дверям, что мнимой медсестре изрядных усилий стоило семенить с ней вровень.

В ожидании следующей пациентки сэр Стилтон распахнул окно.

За пределами Лондона – во всяком случае, за пределами его районов, удушаемых черным туманом, – а именно Харли-стрит, покинуть которую спешила Фанни, Чарлз-стрит, откуда она выехала утром, и вокзала Паддингтон, куда она сейчас направлялась, – наверное, разгулялся дивный денек: морозец, и солнышко, и тончайшее кружево обнаженных ветвей и веточек на небесном шелке деликатнейшего из оттенков синего. Жаворонки уже начали распевку. В переулках, как бы отороченных травкой, которую припушил иней, весело пересвистывались возчики, нагружая свои подводы всякой всячиной. Каждая хозяйка, хлопая половичком по дверному косяку, мурлыкала какой-нибудь мотивчик. Словом, мир ликовал, мир походил на сказочное королевство, где нет места утренней сумрачности.