– Всё это очень интересно, но нельзя выбрать что-то среднее? – вклиниваюсь я.
Надоели их рассуждения, поделенные на черное и белое. Обязательно кто-то должен быть неправ. В чём смысл спорить, да и тем более столь вяло и уныло, если можно совместить и каждый в равной степени будет и доволен, и недоволен?
– А Катунь прав. – поддерживает меня Стивер, согнувшись в три погибели. Ландау прячет стрелы обратно в колчан. Амур сипло смеется и закатывает глаза. – Можно нагадить кому-то и отпустить. – добавляет Ландау, чем вызывает улыбку Инессы. Воровка и Разумовский переглядываются.
Всё это выглядит как очередное шаткое примирение, но мне становится легче.
Трудно идти войной на врагов, превосходящих силой и количеством, когда мы даже между собой договориться не способны. Если бы ещё Амур, Идэр, Мален и княжна Романова нашли общий язык, то мы стали бы непобедимы.
Друг качает головой, забирает табак у Инессы и давит его ботинком. Стивер, трясущийся от холода, стучит зубами.
– Если мне и суждено умереть в канаве, так тому и быть. Но я не остановлюсь, пока всё, что я делаю, не разрушит жизни тех, кто перешел мне дорогу.
Стивер поднимает глаза и, кажется, возносит молитвы. Видимо, вера так же заразна, как и безумство. Хотя, Инесса же не заразилась. Пока что.
– Долго же тебе придётся жить. Тебя же все ненавидят. – подтрунивает Инесса, толкая Стивера локтем. Тот не шевелится, не сводя глаз с серого, затянутого тучами, как покрывалом, неба.
– В таком случае, придётся и тебе не лезть ко мне со своей моралью, чтобы протянуть подольше и увидеть мой триумф.
Перезаряжаю штуцер. Инесса вздрагивает.
– Всё это очень интересно, но скоро пойдёт дождь. – бубнит под нос Стивер, хмурясь.
Не молился. Уже радует.
Амур разворачивается и бредёт мимо яблонь, увлекая нас за собой.
Пусть наши намерения и не благие, но я надеюсь, что эта дорога приведёт нас к чему-то хорошему.
***
Замшелые деревья склоняются и растут совсем близко. Безжизненное серое небо проглядывает сквозь кроны, наблюдая за каждым нашим шагом.
– И куда мы идём?
– К ведьме. – Амур придерживает ветку ели. Инесса переступает корни и следует за ним по пятам. Разумовский отпускает ветвь, и она с хлестким звуком ударяется о лицо мальчишки Ландау. Стивер сдавленно вскрикивает. Вороны с верхушек деревьев взмывают в небо, каркая. Смеются над неудачником вместе со мной.
– И зачем?
– Потому что мне нужна уверенность в том, что я не веду бестолковую войну.
Амуру никогда не была свойственна осторожность, но, видимо, Лощина действительно сделала из Разумовского другого человека. А вот хуже ли новая версия предыдущей – только предстоит узнать.
– И в чём заключается твой крестовый поход?
Причем поход и могильные кресты, символизирующие перекресток загробной жизни?
– Свержение царя. – пожимаю плечами. Инесса раскрывает рот от удивления.
– Вы совсем сумасшедшие? – едва слышно шепчет она, поправляя иссиня-черный шарф на шее. Подарок Разумовского. Он, как и Селенга, всегда делает подарки. Когда я кочевал между публичными домами, кабаками и поместьем Разумовских в Аскве, мать Амура всегда заваливала меня приятными мелочами: начиная от личных швей и заканчивая покрывательством моих махинаций перед Советом.
– Вас семеро. У Царя же полно охраны. Знать там, все дела. Совет, про который вы говорили.
Амур усмехается и ускоряет шаг. Инесса бежит за ним вприпрыжку, размахивая руками.
– Не «вас», а «нас». Ты тоже Смертник. – напоминаю я, оглядывая заросли ивы. Земля под ногами, хоть и подмерзшая, становится мягче. Мы почти на болотах.
– Кажется, я поняла почему вы так зовётесь. – ехидно подмечает Инесса и, опомнившись, вскрикивает снова:
– Там же тысячи солдат! Как их там, дружинники? А ещё же князья! Их сколько?
О, Смерть, почему я не остался в хижине старого чучельника? Там и настойка, и душный чердак, и княжна Нева. Лучшим собеседником я бы её не назвал, но она хотя бы не кричит, размахивая руками так, словно пытается взмыть в небо.
– Девять, не считая самопровозглашенного Короля Варваров. – умничает Ландау где-то позади.
– Де-вять! – вопит Инесса, путаясь у меня под ногами. Перехватываю взгляд Амура. Он выглядит довольным, но вот я, напротив, напрягаюсь.
Инесса права. Их сотни тысяч. А нас, вас или как-там они определились, всего восемь.
– Именно поэтому мне нужна ведьма. Это только начало.
– Тебе Идэр мало? – мои слова не остаются незамеченными. Амур цокает и, всё-таки, спотыкается об Инессу. Оба оказываются на земле, среди веток и густой зеленой травы, покрытой тонким слоем инея. Ландау спешит к нам, поскальзывается и ничком плюхается в паре саженей.
– Мы точно все умрем. – подытоживает Инесса, роняя голову на землю. Разумовский не спешит подниматься. Достает пару леденцов из мешочка и закидывает их в рот. Ландау плюется травой, стирает кровь, выступившую парой крупных капель на губах, и садится. Лицо его еще более унылое, чем когда-либо.
– Не думаю, что найдём её, так что – не сегодня. – Амур вытягивает ноги и закидывает свободную руку за голову.
– Ты так в этом уверен?
– Я вот ни в чем не уверен. – отрешенно шепчет Ландау, указывая вправо.
Среди раскидистых дубовых крон виднеется крыша. Обросший мхом, терем черным пятном глядит на нас. Амур садится, забирает у Инессы бумажную трубочку с табаком и закуривает.
– Что, если дома никого нет? – вкрадчиво шепчет Стивер, подползая к нам на коленях. Грязный и ободранный, он очень похож на безумца.Или на нищего.
– Дым. – указываю на трубу. Инесса усмехается, играя потемневшими от влаги шишками.
– Мы то-очно все умрем. – протягивает девчонка, откидывая шишки. Инесса забирает табак у Разумовского и добавляет чуть тише:
– Расскажите хоть с кем нам предстоит драться?
Сажусь на землю, штаны в миг промокают. Теперь я чувствую себя так, будто попал в далекое детство. Холодно, куча умных дураков вокруг и обмоченный зад.
Стивер разглаживает мятую карту на коленях и тычет пальцем в леса и болота, неподалёку от княжества Емельяновых. Его я узнаю сразу же, для этого даже не нужны знания грамоты. Длинный участок земли, похожий на змею, растянулся вдоль Западного торгового пути.
– Сияра – ведьма Черного Озера, оно же зовётся Солёным на юго-западе. Местные мудрецы говорят, что в их землях жила ведьма, кормящаяся чужими страхами. Ее так и прозвали. У нее было две собаки, которых она слепила из глины и обожгла в огне. Колдунья вдохнула в них жизнь с помощью магии.
Инесса подталкивает Разумовского плечом. Он качает головой и улыбается, когда девчонка отворачивается.
О, как же я хочу напиться.
Стивер же, заведенный ни на шутку, продолжает свой унылый рассказ, глядя на нас горящими глазами:
– Она назвала их Ожиданием и Скорбью. Ожидание, наполненное Тоской, и Скорбь, изнывающая от Страха больше не увидеть того, кто тебе дорог. Служила Ведьма Унынию. Однажды ведьма гуляла по нашим землям и влюбилась там в чужеземца.
– Ну, конечно. – недовольно шипит Инесса. Амур закрывает ей рот ладонью.
– Слушай, раз попросила рассказать.
– Ее испугало новое чувство, что ранее никогда не касалось ее темной, гнилой души. Тогда ведьма решила похоронить его внутри. Но чем глубже она его прятала, тем ближе селилась любовь к ее сердцу. Шли годы, а тяга к незнакомцу только росла. Когда странное окрыляющее чувство завладело каменным с виду сердцем, ведьма послала Скорбь по следам своего возлюбленного, чтобы та поскорее привела его к ней. Вместе с Ожиданием, она боялась, что вторая ее гончая не справится с задачей. Много дней прошло, когда Скорбь вернулась ни с чем. Оббежала она весь свет, но не нашла его, потому что была слепа. Тогда ведьма отправила с тем же приказом Ожидание и стала бояться вместе со Скорбью, что потеряла своего суженного безвозвратно. Прошло много времени, прежде чем Ожидание вернулось к хозяйке одно. Собака не нашла чужеземца, потому что не знала, кого ей искать. Тогда ведьма решила сама пойти в то место, на границе меж царствами, где видела своего избранника в первый и последний раз. Там она нашла пещеру, ведущую в преисподнею. Огромная дыра, пышущая адским жаром, зияла в земле. Когда колдунья подошла ближе из пропасти посыпались бесы и закружили деву вихрем из песка. Приговаривали они о том, что времени прошло уже много и забрали черти ее любимого под землю и никогда больше им не свидеться. Тогда Ведьма упала на колени и заплакала. Ее горькие слезы лились без остановки, пока Ожидание выло, не зная того, что делать дальше, а Скорбь ломала зубы, от того, что утерянного больше не вернуть. Так и наплакала ведьма Соленое Озеро, черное, как её разбитое вдребезги сердце.
