Бен-Гурион
В период расцвета нашего общения с Западом, открытости, это где-то середина 90-х годов, в Челябинске появляется большая делегация израильских специалистов. Ее привезла Эмилия Григорьевна Волкова, в те времена являющаяся проректором по науке УГМАДО (Уральского института усовершенствования врачей), талантливый кардиолог, потрясающая, умная, яркая женщина, способная зажигать, генерировать новые идеи. В тот период на коне были идеи здорового образа жизни, просвещения, просветительства. Именно этому была посвящена большая конференция, которая проходила на озере Тургояк – в месте, которое сейчас называется «Жемчужиной Урала». Тогда это был пансионат Уральского автомобильного завода и носил жаргонное название «китайский пансионат». Первая половина дня прошла на фоне очень интересных, объемных удивительных докладов о правильном образе, вреде алкоголизма, курении, о насилии в семье, которое происходит на фоне безобразий, и прочих-прочих правильных вещах. Выступали наши ученые, израильские ученые, потом после окончания большого перерыва все, как обычно, собрались на банкет в зале, и начался совершенно потрясающий интересный банкет с русским хлебосольством на фоне уральской природы, с достаточно энергичными возлияниями, которые мало соответствовали провозглашенным в докладах тезисам.
И в самый разгар торжества и общения встает некая дама, урожденная израильтянка, которая там родилась. Она сказала: «Я никогда не была в России, но у меня много русских друзей. Мне так у вас нравится, так у вас здорово, вы такие молодцы, вы сказали столько прекрасных тостов, я поняла, что Россия намного лучше и интереснее, чем вообще я могла предполагать ранее. Но вы практически сказали все, что я хотела сказать вам. Но у меня просится тост за Бен-Гуриона, которого я очень люблю и очень уважаю, давайте выпьем за него». Это был, наверное, самый оригинальный, самый необычный тост, за который я когда-либо поднимал рюмку, потому что до этого я, честно говоря, мало что знал о Бен-Гурионе и относился к нему абсолютно абстрактно и индифферентно. После этого пришлось почитать и ознакомиться. Действительно, этот персонаж израильской истории вызывает большое уважение. Но и как бы некий эпилог к этой истории: это самый оригинальный и познавательный тост, который мне когда-либо приходилось поднимать.
Советы юным студенткам младших курсов
Барышня, собираясь в незнакомую компанию, должна на аварийный случай брать с собой не столько презерватив, сколько деньги на такси, чтобы презерватив не понадобился.
Стаканчик из-под сметаны…
Москва в дикие 90-е годы. Каширское шоссе. Гостиница онкоцентра, очень удобная, куда пускать нас стали после 1988 года. Около станции метро традиционная куча ларьков самого экзотического вида. И интересный товар, который наблюдался, может быть, полтора-два года и только в Москве, – это очень низкосортная водка, которая продавалась в пластмассовых баночках, в которых сейчас продают творог и сметану, с фольгой, заклеенной сверху. Тогда среди нас, молодых врачей, которые по разным делам приезжали в онкоцентр, ночевали там, она пользовалась определенной популярностью. Было очень удобно встретить товарища у метро, зайти, съесть беляш и выпить вот эту гадость из пластмассовой баночки. Потом, к счастью, все это исчезло. Но о том напитке, упаковке вспоминают многие из нас, кто учился, работал и работает сейчас в онкологии. Кстати, многие из моих товарищей, «собаночников» по этим пластмассовым стаканчикам, стали докторами наук, профессорами, очень уважаемыми специалистами-онкологами. Это не помешало нам развиваться, повзрослеть и не потерять голову.
Предки
Очень популярное рассуждение, о чем бы я поговорил со своими дедами, со своими предками. Вот у меня часто возникала мысль, действительно, о чем? В эпоху, когда были родовые поместья, много поколений жило в одном месте, общие с предками поля, дом, еще что-то, может быть, и был интерес. Сейчас, честно говоря, при всем моем уважении к предкам и к своей семье, наверное, встретившись с прадедом, тем более с прапрадедом, общих тем едва ли бы у нас нашлось сколько-нибудь много. Но подумайте сами, совершенно другая эпоха, совершенно другая жизнь. И по сути, нас мало что связывает. Одни мои прадеды жили в Каслях, работали на Каслинском заводе, занимали одни из первых мест, были руководителями подразделений. Прапрадед ездил даже в Париж на Экспо, где представлялась продукция завода. В семье имеется романтическая история. Где-то на каслинском кладбище есть могила Терентия Волегова. Дальше я предков, увы, не знаю. Это середина XIX века. Данила Терентьич, будучи очень состоятельным человеком, раздал детям свое имущество (дом, магазин, еще кое-что было), а моему прадеду, который был самым младшим, Ивану Даниловичу, оставил колоду для изготовления моделей, дубовую, большую, чем младшего сына очень обидел. И через некоторое время, когда сгоряча мой прадед решил расколоть это наследство, колоду он расколол, но колода оказалась прапрадедовой копилкой, и там оказалась очень крупная сумма в золоте. Но вскоре грянула революция. Правда, прадед успел построить очень хороший дом, магазин, которые до сих пор стоят в Каслях и известны людям. Пришла революция. У прадеда хватило ума при реквизиции сдать все золото государству, и это семью спасло. Мой дед пошел служить в Красную армию и воевал в Средней Азии в районе Кушки, участвовал в разгроме банд Ага-хана, то есть практически то же самое, что потом происходило с нашими сверстниками в Афганистане.
Младший брат пошел учиться в юридический институт, закончил свою жизнь крупным офицером в системе МВД. С ним я, конечно, общался. А вот с прадедом и прапрадедом не знаю, о чем могли бы мы побеседовать. Наверное, на какие-то отвлеченные темы.
Если брать предков с другой стороны, другого прапрадеда Семена Васильевича Белоусова, то это был, говоря нынешним языком, промышленник, который достаточно успешно работал в Центрально-Черноземных областях России, занимался строительными подрядами. Жили они в Ельце – это самый центр России. Если верить семейным преданиям, а я склонен этим историям верить, когда началось раскулачивание, к моему прадеду и к моей бабушке Варваре Семеновне Белоусовой тогда, потом Волеговой, прибежал их сосед, комсомольский активист, который сказал: «Варюшка, вас завтра будут раскулачивать. Давайте скорее уезжайте, исчезайте отсюда». Они погрузили все, что было из носильных вещей, взяли какие-то небольшие наличные деньги, уехали на станцию и приехали в Челябинск на строительство тракторного завода, где было достаточно несложно затеряться. Очень интересно, что тем молодым комсомольцем, который предупредил и ухаживал за бабушкой, был Михаил Соломенцев, который впоследствии стал председателем Совета министров РСФСР, кандидатом в члены Политбюро и некоторое время был секретарем Челябинского обкома партии в годы войны. Вот такая история. Семен Васильевич не сумел от перипетий эпохи укрыться в Челябинске. 20 декабря 1937 года он был арестован. Мне довелось видеть в подлиннике его документы, следственный протокол допросов. Допрошен он был впервые в 20:00 31 декабря 1937 года. Скупой язык допроса не передает, конечно, эмоции. Но прадед был, видимо, орешек еще тот.
Кстати, по рассказам бабушки, люди, которые донесли, написали эти бумаги, это были соседи, хорошие знакомые, даже друзья дома, что, к сожалению, неудивительно. Завистники и недоброжелатели. Допрос носил примерно такой характер. «Белоусов, вы агитировали против стахановского движения». – «Нет, не агитировал». «Свидетель такой-то показывает, что вы говорили, один жилы и надорвал…, а всей стране норму выработки повысили». Он ответил: «Ты погляди, что на самом деле произошло». Запись. Подпись. Следующий вопрос: «Вы агитировали против субботников». Он отвечал: «Нет, против субботников не агитировал». «Свидетель такой-то показывает, что вы говорили во время субботников, что «штурмовщиной занимаемся, все то, что в Челябинске при царе построено, стоит, а то, что на прошлом субботнике сговняли, развалилось». Ответ такой же: «Выйди на улицу – посмотри». Осудили в итоге прадеда на 10 лет за подготовку теракта на товарища Сталина. Поскольку он заявлял (тоже показания свидетеля, хорошего семейного знакомого), что «в России было три царя: одного кокнули, второй сам помер, третьего точно должны чпокнуть». Семен Васильевич умер за несколько месяцев до моего рождения. Я, к сожалению, его не помню и не мог помнить. С ним, может быть, какие-то беседы и могли бы быть, хотя, в общем, наверное, вряд ли. Вряд ли они были бы содержательными и мы смогли бы достигнуть полного взаимопонимания.
