Еще одним неприглядным свидетельством об отце Высоцкого поделился австрийский высоцковед Хайнрих Пфандль, сумевший попасть в квартиру поэта в июле 1981 года: «Я разговаривал с мамой, Ниной Максимовной, а через полчаса и с отцом Высоцкого, Семеном Владимировичем, и понял, что гениальность может образоваться и вопреки наследственности, ибо мама мне показалась милой и доброй, но незаметной, а отец — очень советским (помню рассказ Гарика-357, как он однажды в споре о еврействе орал на собеседника: “Да, но я полезный еврей”, скорее всего невольно используя нацистскую терминологию)»358. Свидетелем такого же «комплекса еврейства» оказался и фотограф Валерий Нисанов: «Не забуду случай, когда в день смерти Володи с ним приехали проститься актеры с Таганки. Зина Славина села посередине комнаты на стул и говорит: “Как много здесь жидов”. Семен Владимирович, на самом деле его настоящее отчество, кажется, Израилевич359, отреагировал своеобразно: “Да-да, ты права”. Марина, глядя в упор на Славину, крикнула: “Встать! Вон отсюда на кухню! Чтоб вас не было слышно!”. Потом повернулась к Володиному отцу: “У меня сын еврей, муж еврей” (имея в виду, конечно, Володю). “Семен Владимирович! Чтобы я больше не слышала об этом”. Тот сразу залебезил: “Мариночка, Мариночка, что ты…”»360.
Об отношении Семена Владимировича к песням своего сына, да и к инакомыслию в целом, красноречиво говорят также воспоминания двоюродной сестры поэта Ирэны Высоцкой: «Долгие годы Семен Владимирович к песням и стихам сына относился, мягко говоря, без пиетета. В памяти отпечатался прозвучавший во время одного из праздничных застолий начала шестидесятых монолог, в котором дядя Сеня восторгается творчеством другого родственника — троюродного брата Павла Леонидова: “Ой, товарищи, вы слышали песню ‘Тополиный пух’ на стихи нашего Пашки? Вся страна поет! Вот это успех! Ты, Лешка3б1, строчишь заметки про всякие фронтовые случаи, Вовка вслед за тобой — стишки про войну, которые потом под гитару хрипит. Кому это нужно, кому интересно? Узкому кругу? А Пашка — талант, мы все перед ним шляпы снимать должны!’^62.
Спустя четверть века к Семену Владимировичу обратится журналистка одного из московских изданий с просьбой рассказать об авторе стихов песни “Тополиный пух” из репертуара Вадима Мулермана. Дескать, мы знаем, что Павел Леонидов в начале восьмидесятых уехал в Америку; но нам интересен советский период его жизни и творчества. Дядя Сеня сделает вид, что впервые слышит это имя.
— Ну как же?! — изумится журналистка. — Ведь это ваш родственник!
— Нет у меня такого родственника-диссидента!»[587] [588] [589] [590] [591] [592] [593].
Или — другой эпизод, о котором рассказала Ирэна Высоцкая. Он произошел «после того как Володя и Марина оформили отношения.
Дядя Сеня ворвался в нашу квартиру и возбужденно заговорил, обращаясь к папе: “Лешка, я только что был на Лубянке, заявил, что мой сын женился на иностранке”.
Отец потрясенно посмотрел на брата: “А они… что?”.
“Сказали: ‘Товарищ, спите спокойно. Она — член французской компартии”’»364 (причем Валерий Янклович прямо говорит о том, что Семен Владимирович был связан с КГБ: «Отец вызвал меня и стал говорить о своих связях с КГБ и т. д. Родителям кто-то внушил, что вот Янклович женат на американке. Марина вообще живет за рубежом. И они хотят вывезти рукописи за границу и там продать» зб5).
Похожий портрет отца Высоцкого нарисовал Михаил Захарчук — тоже военный: «Полковник в отставке Семен Владимирович Высоцкий продолжительное время не одобрял поступки и вообще жизненную философию своего сына. Однажды после пары рюмок коньяка даже признался мне, что из-за Володи у него “сикось-накось” пошла служба. Генералом не стал, хотя окончил Академию Генерального штаба, и все его пятнадцать однокашников из заочной группы лампасы получили» збб.
Когда Высоцкий умер, к нему на квартиру пришел актер Иван Бортник: «Мне вдруг почему-то пришла в голову мысль позвать знакомого священника. Стал звонить. Так Семен Владимирович, отец Володи, закричал на меня: “Прекрати! Я коммунист, никаких священников здесь не будет!”…»367.
А в 1987 году, после публикации пьесы Эдуарда Володарского «Мне есть, что спеть…», Семен Владимирович уже полностью переписал историю взаимоотношений со своим сыном: «Я никогда не сидел на “краешке стула” перед вышестоящим начальником, никогда не краснел за сына, не оправдывался за его песни и его поведе-ние»3б8.
И уж совсем невозможно читать такого рода «признания»: «Грустя о сыне, я горжусь тем, что он всегда был передовым гражданином и патриотом своей Родины, которую он бесконечно любил»3б9; или — еще того хлеще: «Мне вообще все песни Володины нравились. Даже тогда, когда их осуждали в газетах.[594] [595] [596] [597] [598] <.. > Я всю жизнь говорил и повторяю это и сегодня, что мы с Володей глубоко понимали, уважали и любили друг друга и этой проблемы у нас не было. Однако сейчас находятся люди, которые, зная, что я участник Великой Отечественной войны, прошедший ее от начала до конца, старый коммунист, а мой сын — патриот своей Родины, пишут гнусные небылицы с целью вбить клин между родителями и сыном. Они стремятся выдать его за диссидента, внутреннего врага. Вот почему они фальсифицируют факты, пишут о якобы имевших место разногласиях отца и матери с сыном, хотят отдалить Володю от нас и, целясь дальше, — от народа»37!
Трудно сказать, что это: аберрация памяти, сознательная ложь или искреннее заблуждение…
Однако в частных беседах Высоцкий-старший все же иногда проговаривался: «Эх, Володя, Володя. Не всегда мы, правда, понимали друг друга. Ругались, было дело. И это факт, что я генералом не стал именно потому, что мне не раз тыкали в морду Володиными песнями. Мол, антисоветчик, вражина, клеветник ваш сын. И до тех пор, пока он будет заниматься подрывной деятельностью против страны и народа, вам генерала не видеть, как собственных ушей. Вот так, открытым текстом мне много раз говорили мои начальники-суки! Да я и сам не единожды беседовал с Володей на эту тему, чего уж там юлить. Ну время такое было, куда ж ты его денешь!»372.
Вполне вероятно, что многочисленные воспитательные беседы, которые проводил с Высоцким его отец, нашли отражение в песне «Мореплаватель-одиночка» (1976): «Не однажды с ним беседовал родитель / И, как взрослому, втолковывал ему: / “Ваша тяга к одиночеству, простите, / Приведет вас обязательно в тюрьму”»37з. Эта тюрьма будет вскоре упомянута в песне «Про глупцов» (1977), где, как можно предположить, мудрец также является авторской маской, поскольку вновь предстает одиночкой: «Мудрецам хорошо в одиночку». А кончилось всё это тем, что «в “одиночку” отправлен мудрец. / Хорошо ли ему в “одиночке”?», то есть в одиночной камере. Причем и этот последний образ уже встречался в «Мореплавателе-одиночке», где главный герой говорит: «Входишь в камеру, простите, одиночку, / А она тебе совсем ничего» (АР-10-134). Более того, в последней песне про место обитания героя сказано: «Прямо по носу — глядите! — то ли бочка, / То ли яхта, то ли плот, то ли — нет», так же как в песне «Про глупцов»: «У дороги бывает конец — / Откатив на обочину бочку, / Жил в ей самый великий мудрец, — / Мудрецам хорошо в одиночку»374 Удивление же людей при виде мореплавателя-одиночки: «Онемели все при виде одиночки, / А ему, простите, что? Хоть бы что!» (АР-10-128), — восходит всё к тому же «Путешествию в прошлое»: «И никто мне не мог даже слова сказать».
