Но есть и некоторые отличия.

В «Двух судьбах» Нелегкая говорит герою: «Брось креститься, причитая, — / Не спасет тебя святая / богородица!», — что выглядит логично, так как Нелегкая является нечистой силой. Однако в «Побеге на рывок» используется саркастический прием наделения советской власти божественными свойствами, поэтому про стрелка на

вышке сказано: «И стал крестить нас знаменьем свинцовым / Очухавшийся заспанный стрелок» (АР-4-12).

Сюжетное же различие состоит в том, что в «Двух судьбах» побег герою удается, а в «Побеге на рывок» его ловит конвой и возвращает в лагерь (поскольку в первой песне «Кривая шла по кругу»).

Еще больше совпадений наблюдается между «.Двумя судьбами» и «Концом охоты на волков»: «Вижу плохо я» = «Отказали глаза, притупилось чутье»[2535] ^[2536]; «Падал я и полз на брюхе» = «Мы легли на живот»; «И хихикали старухи / безобразные» = «И потеха пошла в две руки, в две руки»; «Я кричу — не слышу крика» = «Я кричу обезумевшим братьям моим» (АР-3-34); «Не вяжу от страха лыка» = «Тоже в страхе взопрел и прилег, и ослаб»; «Хромоногая Кривая — / морда хитрая» = «Ах, люди, как люди, премудры, хитры» (АР-3-26); «И припали две старухи / Ко бутыли медовухи — / пьянь с ханыгою» = «Я мечусь на глазах полупьяных стрелков»; «Чтоб вы сдохли, выпивая, / Две судьбы мои — Кривая / да Нелегкая!» = «Вы собаки, и смерть вам собачья!»; «.Лихо выгреб на стремнину» = «Век наш краток и лих»^П5 (АР-3-23); «Бегал я, что было духа» (АР-1-18), «Греб до умопомраченья» /5; 133/ = «Сумасшедшему волчьему бегу» (АР-3-24); «…с кручи прыгаю» /5; 133/ = «Я скакнул было вверх, но обмяк и иссяк» /5; 535/; «Место гиблое шептало: / “Жизнь заканчивай!”» /5; 462/ = «Смерть пришла из-за белых густых облаков» (АР-3-24); «Огляделся — лодка рядом, / А за мною по корягам, / дико охая, / Припустились, подвывая, / Две судьбы мои — Кривая / да Нелегкая» /5; 133/ = «И челюсти смерти сомкнулись за нами / Впустую» (АР-3-28); «Ни души вокруг единой…» (АР-1-18) = «Кончен бал — я один на своем берегу»[2537]; «Как по злому навороту, по дурацкому оскалу, / По стечению…» (АР-1-20) = «Вот у Смерти — красивый, широкий оскал»; «Вывози меня, Кривая!» = «Какие же зубы у жизни? <.. > У ней некрасивые зубы, кривые…»(АР-3-33).

В обоих случаях положение героев безнадежно: Нелегкая советует лирическому герою перестать креститься, поскольку «не спасет тебя святая богородица», а волки тоже обращались к высшим силам («К небесам удивленные морды задрав: / Или с неба возмездье на нас пролилось…») и сами «смирились, решив: все равно не уйдем!». Но, несмотря на это, они пытаются сопротивляться, и в «Двух судьбах» побег оканчивается успешно, а в «Конце охоты», хотя волчья стая была уничтожена, лирический герой (вожак) остается в живых. Тем не менее, назвать это победой нельзя, поскольку отныне он живет в окружении своих врагов: «Я живу, но теперь окружают меня / Звери, волчьих не знавшие кличей, — / Это псы, отдаленная наша родня, / Мы их раньше считали добычей».

***

В 1976 году Высоцкий пишет «Гербарий» (1976), где его лирический герой попадает в гербарий, а в «Двух судьбах» он оказывается в «гиблом месте». Отсюда и одинаковые мотивы: «А может, всё исправится» (АР-3-6) = «Тряханет ли в повороте, / Завернет в водовороте, — / всё исправится»; «Мне даже стали нравиться / Молоденькая осочка / И кокон-шелкопряд» = «Вот, хлебнув, понюхав корки, / Посадила на закорки. / Это было даже мило…» (АР-1-16); «Страх льется по морщинам» = «Не вяжу от страха лыка»; «Мы вместе горе мыкали» = «“Горемыка мой нетрезвый”»; «Мучители хитры» (АР-3-14) = «Колченогая Кривая — / морда хитрая»; «Я на пупе ворочаюсь» (АР-3-12), «Чтоб начал пресмыкаться я / Вниз пузом, вверх спиною» (АР-3-10) = «Падал я и полз на брюхе»; «Все надо мной хихикают» (АР-3-20) = «И хихикали старухи / безобразные»; «Вон змеи извиваются» (АР-3-14) = «И шипело, и шептало: “Жизнь заканчивай!”» (АР-1-10); «Мы все живьем приколоты / Калёными иголками» (АР-3-14) = «Перекаты да пороги мне оставили ожоги» (АР-1-20); «Пора уже, пора уже / Напрячься и воскресть!» = «Блажь нашла — остаться живым»; «Но кто спасет нас, выручит?» = «Вывози меня, Кривая!».

Но постепенно герой осознает, что ему никто не поможет, и поэтому сам совершает прыжок на свободу: «Сорвемся же со шпилечек, / Сограждане-жуки!» (АР-314) = «.. с кручи прыгаю» (АР-1-10).

А через год после «Двух судеб» появилось стихотворение «Много во мне маминого…» (1978), в котором получили развитие некоторые мотивы из этой песни: «Озираюсь, задом пячусь…» = «Ходишь — озираешься / И ловишь каждый взгляд».

В первом случае речь идет об опасности быть пойманным Кривой и Нелегкой, а во втором — быть съеденным: «Малость зазеваешься — / Уже тебя едят!».

В «Двух судьбах» лирический герой «влез на горб к ней с перепугу», а в стихотворении «люди понимающие / Ездят на горбатых».

В обоих произведениях герой просит, чтобы его спасли: «Взвыл я, ворот разрывая: / “Вывози меня. Кривая!”» = «Встреться мне, молю я исто, / Во поле, элита! / Забери ты меня из то- / Го палеолита!».

Опять налицо тождество власти (элиты) и Судьбы (Кривой).

Данное тождество можно проследить также на следующих примерах.

В песне «Про джинна» (1967) и в «Двух судьбах» появление нечисти связано с алкоголем: «Я решил попробовать: бутылку взял, открыл…» /2; 12/ = «Бочку браги откупорю» (АР-1-12). А эта нечисть обладает похожей внешностью: «И виденье оказалось грубым мужиком» = «И огромная старуха / Хохотнула прямо с ухо».

Через двенадцать лет грубый мужик предстанет в виде мохнатого злобного жлоба, живущего внутри лирического героя («Меня опять ударило в озноб…»), то есть станет его внутренним двойником, а в песне «Про джинна» он также представляет собой персонификацию негативных черт его «я», получивших выход благодаря алкоголю, но уже в качестве внешнего двойника.

Лирический герой одинаково обращается к джинну и к Кривой: «И спросил: «“Товарищ Ибн, как тебя зовут?”» = «Я спросил: “Ты кто такая?”».

Если джинн ударяет героя: «Стукнул раз — специалист, видно по нему!», — то и от Нелегкой можно ожидать подобных действий: «Ну, как вздумает отвесить / мне затрещину?!» /5; 458/.

В первом случае герой «побежал — позвонил в милицию», и во втором он также мечется, пытаясь избавиться от врагов: «Бегал я, что было духа» (АР-1-18).

Чуть раньше песни «Про джинна» появилась «Песня-сказка про нечисть» (1966), где власть была представлена в образе нечистой силы, а Кривая и Нелегкая — это тоже нечисть.

В обеих песнях царит одинаковая обстановка: «В заколдованных болотах там кикиморы живут <.. > и на дно уволокут» = «Тех Нелегкая заносит <.. > Только топи да трясины...» (АР-1-14, 18) («болотах» = «топи да трясины»; «кикиморы» = «Нелегкая»; «уволокут» = «заносит»); «Кто зачем — кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез» = «Я лежал, чумной от браги <.. > Пал туман, и оказался / в гиблом месте я».

Как видим, лирический герой попал «в дремучий лес» (то бишь в «гиблое место») именно «с перепою» и столкнулся там со злой бестией Нелегкой, в то время как в ранней песне упоминались злые бесы.

Если нечисть «в проезжих сеет страх», то и в «Двух судьбах» лирический герой, столкнувшись с Нелегкой, скажет: «Не вяжу от страха лыка».

Все, кто попадали в дремучий лес, «словно сгинули». А в «Двух судьбах» лирическому герою удалось переломить ситуацию, поэтому в «гиблом месте» сгинул не он сам, а Кривая с Нелегкой: «От досады с перепою / там и сгинули'.».