Помимо того, в «Памятнике» и в «Палаче» лирического героя собираются похоронить тайно: «Не сумел я, как было угодно, — / Шито-крыто» /4; 11/ = «А палач говорит: “Похороним тайком”» /5; 474/. Но и себя он ведет одинаково: «Из беззубой улыбки моей. <…> Я орал в то же время кастратом…» /4; 8/ = «Ирычал, что есть сил, — только зубы не те» /5; 474/, «Я стукнул ртом об угол нар и сплюнул зубы» (АР-16188); «Прохрипел я: “Похоже, живой!”» = «Когда я об стену разбил лицо и члены / И всё, что только было можно, прохрипел…» (АР-16-190); «Вкруг меня полонезы плясали <…> Мой надорванный воплями голос…» /4; 260/ = «“И можно музыку заказывать при этом, / Чтоб стоны с воплями остались на губах”» /5; 141/; «Накренился я гол, безобразен» = «Я в тот момент был весь кровав, взъярен и страшен» (АР-16-188).
И, наконец, если в «Памятнике» к герою после его смерти подходит гробовщик «с меркой деревянной», то и палач снимает с него мерку, причем при жизни: «Потрогав шею мне легко и осторожно, / Он одобрительно поцокал языком». Да и в «Балладе о вольных стрелках» власти тоже собираются снять мерку с лирического героя и людей, близких ему по духу, чтобы потом их казнить: «Если рыщет за твоею / Головою кто-нибудь, / Чтоб петлей измерить шею / Да потуже затянуть…» (АР-2-156).
Через год после «Памятника» будет написана «Инструкция перед поездкой за рубеж» (1974), также имеющая немало параллелей с «Палачом». Но сначала остановимся на связях «Инструкции» с другими текстами — в первую очередь, с песней «Про личность в штатском» (1965): «А за месяц до вояжа / Инструктаж проходишь даже» = «Инструкция перед поездкой за рубеж»; «А потусторонних связей — / Ни-ни-ни!» = «Опасайся пуще глаза / Ты внебрачных связей там». Инструктор во второй песне назван «бывшим третьим атташе», а атташе при советских посольствах, как правило, и были «личностями в штатском», то есть сотрудниками КГБ.
Личностный подтекст «Инструкции» подчеркивает и перекличка строк: «Я на это возражаю, /Как рублю, / Что от чаю я тощаю / И не сплю» (АР-10-28), — с высказыванием самого поэта: «Могу и вброд, и вплавь, и говорю, как режу», «И это “я люблю” я говорю, как режу» («Люблю тебя сейчас…», 1973; АР-14-158). Еще одна строка: «Я на ихнем — ни бельмеса, ни гугу!», — вызывает ассоциацию с репликой Высоцкого в стихотворении «Ах, дороги узкие…» (1973), посвященном его первой поездке за границу: «По-польски — ни бельмеса мы: / Ни жена, ни я!». О таком же отношении к иностранным языкам он будет говорить и позднее: «Я потому французский не учу, / Чтоб мне они не сели на колени» («Осторожно! Гризли!», 1978), «М. Сйеппакш — всегда, везде Шемякин. / А посему французский неучи'…» («Как зайдешь в бистро-столовку…», 1980). Сравним также с набросками к стихотворению «Я тут подвиг совершил…» (1967): «Я отвечал ему бойко, / Может, чуть-чуть неприлично, / Хоть по английскому тройка, — / Он меня понял отлично!» /2; 365/; с посвящением В. Фриду и Ю. Дунскому «У вас всё вместе — и долги, и мненье…» (1970): «За орфографию не отвечаю, / В латыни не силен»; и с иронической репликой в «.Дельфинах и психах» (1968): «Пишу латынью, потому что английского не знаю, да и не стремился никогда. Ведь не на нем разговаривал Ленин, а только Вальтер Скотт и Дарвин, — а он был за обезьян» /6; 25/. Ирония здесь (помимо пародии на Маяковского: «…я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин» // «Нашему юношеству», 1927) состоит в том, что Ленин, как все материалисты, был именно «за обезьян». Сравним еще с одной цитатой из повести: «А мы — марсиане, конечно, и нечего строить робкие гипотезы и исподтишка подъелдыкивать Дарвина. Дурак он, Дарвин» /6; 36/
Теперь — несколько параллелей «Инструкции» с песней «Ошибка вышла».
И инструктор, и главврач олицетворяют собой власть: «Говорил со мной, как с братом, / Выяснял, что на душе» (АР-10-30) = «Всё вызнать, выведать хотят <…> Тут не пройдут и пять минут, / Как душу вынут, изомнут..»; «Главный спец по демократам, / Бывший третий атташе» (АР-10-30) = «Он дока, но и я не прост» /5; 387/. Кстати, докой назван и инструктор: «Но инструктор — парень дока» /4; 235/, - поведение которого в еще большей степени напоминает поведение палача, поэтому сопоставим «Инструкцию с «Палачом»: «Он пытал меня, как брата, / Что имею на душе» (БС-17-17) = «Я здесь на службе состою, я здесь пытаю» /5; 139/.
Оба стремятся вызвать жалость у лирического героя: «И часу примерно в пятом / Он поведал, зарыдал: / “Я за тягу к их девчатам / Незаконно пострадал!”» /4; 445/ = «Мы гоняли чаи, / Вдруг палач зарыдал — / Дескать, жертвы мои / Все идут на скандал. <…> Он мне поведал назначенье инструментов…» /5; 142 — 143/. Как тут не вспомнить «Плясовую» (1969) А. Галича: «Белый хлеб икрой намазан густо, / Слезы кипяточка горячей… / Палачам бывает тоже грустно, / Пожалейте, люди, палачей!».
И в «Инструкции», и в «Палаче» лирический герой выпивает со своими мучителями: «Пили с бывшим дипломатом / За крушение надежд» (БС-17-18) = «Мы пили чай, лоснились мы, как на открытке» /5; 475/.
А эти мучители проявляют заботу о лирическом герое: «Ешь там овощи и фрукты, / Чтоб заметно не тощать» /4; 445/ = «При ваших нервах и при вашей худобе / Не лучше ль чаю или огненный напиток?» (АР-11-64). Причем инструктор тоже предлагает герою огненный напиток: «У него коньяк припрятан, / Предложил он: “Коля, врежь! / Выпей с бывшим дипломатом / За прекрасный Будапешт”» (АР-10-30). Но за рубежом, согласно его инструкции, герой должен пить именно чай: «Будут с водкою дебаты — / Отвечай: / “Нет, ребяты-демократы, — / Только чай!”».
Помимо «Инструкции перед поездкой за рубеж», параллели с «Палачом» содержит и ее продолжение — «Таможенный досмотр» (1974 — 1975).
Для начала заметим, что инструктор в первой серии наделяется той же чертой, что и «ответственный по группе» во второй, — деловитостью: «Говорил со мной, как с братом, — / Делово и по душе» (АР-10-30) = «Сказал он тихо, делово — / Такого не обшаришь…» /4; 240/. В том же 1974 году была начата работа над «Днем без единой смерти», где эта характеристика вновь применялась к представителям власти: «Указ составлен делово» (АР-3-89). Да и палач скажет: «Право, я не шучу, / Я смотрю делово» /5; 140/. Процитируем также песню «Рецидивист» и стихотворение «Что брюхо-то поджалось-то…», в которых лирический герой подвергается аресту: «Мне майор попался очень деловой», «Пусть вертит нам судья вола / Логично, делово». А в черновиках песни «Мы вращаем Землю» встречается следующий вариант: «Деловой особист среди нас не найдет / Тех, кто сдался на милость» (АР-6-29). Особист — это представитель Особого отдела НКВД, а впоследствии — Наркомата обороны.
Ну а теперь перейдем к сопоставлению «Таможенного досмотра» с «Палачом».
Таможенники знают, что лирический герой — крамольник: «Найдут в мозгу туман, в кармане фигу, / Крест на ноге — и кликнут понятых!». Палач же наоборот дает ему возможность выговориться во время казни: «Говори, что хочу, / Обзывай хоть кого. <…> Приговоренный обладает, как никто, / Свободой слова, то есть подлинной свободой».
В обоих случаях совпадает описание пыток: «Под пресс его, под автоген! — / А там пила разрежет» (БС-18-20) = «Стану ноги пилить — / Можешь ересь болтать» /5; 141/. Впрочем, для представителей власти это обычное дело — так сказать, род службы: «Это их обязанность, / Это их, скорее, даже долг» /4; 460/ = «Я здесь на службе состою, я здесь пытаю» /5; 139/.
Кроме того, власть использует метод «кнута и пряника»: «Ласково, строго ли / Щупали, трогали» /4; 453/ = «Потрогав шею мне легко и осторожно, / Он одобрительно поцокал языком» /5; 140/.
Как видим, и таможенники, и палачи — «вежливые люди»: «Тех же, кто группами, / Вежливо щупали», «С группою приезжею / Щупали вежливо» (БС-18-6) = «Вдруг сзади тихое шептанье раздалось: / “Я умоляю вас, пока не трожьте вены”» /5; 139/ (о мотивах вежливости и ласки представителей власти мы уже говорили при сопоставлении «Палача» с «Историей болезни»).
