«Да я же тебе как вратарю / Лучший снимок подарю». Поэтому в обеих песнях лирический герой теряет устойчивость: «Я качаюсь, я еле стою» = «Гнусь, как ветка, от напора репортера».
Некоторое время назад мы проследили многочисленные связи между «Песней певца у микрофона», с одной стороны, и «Штангистом» и «Бегом иноходца», с другой. Но и между собой две последние песни имеют много общего, поскольку штанга наделяется теми же свойствами, что и наездник: «Вечный мой соперник и партнер» = «Но наездник мой всегда на мне»; «Ну а здесь уверенная штанга…» (АР-8-100) = «Мой жокей, уверенный во мне» (АР-10-54); «Играют блики света на блинах» (АР-1352) = «Весь сияет в пре<двкушенье мзды> (АР-10-54); «Колокол победный дребезжит» (АР-13-50) = «Колокол! Жокей мой “на коне”» /2; 267/.
А сам лирический герой изнемогает под гнетом штанги и наездника: «Скован я, движенья стеснены / Штангой…» (АР-8-100) = «Вот и я подседлан и стреножен»; «Мне напоследок мышцы рвет по швам» = «Стременами лупит мне под дых». Поэтому он называет своих мучителей врагами: «Повержен враг на землю — как красиво!» = «Потакаю своему врагу!», — и мечтает с ними расправиться: «Выбросить жокея моего» = «С размаху штангу бросить на помост» (другой вариант реплики иноходца: «Вышвырнуть жокея моего», — напоминает желание лирического героя избавиться от молота в «Песенке про метателя молота», 1968: «Я все же зашвырну в такую даль его, / Что и судья с ищейкой не найдет!»).
Стоит еще остановиться на важных сходствах в описании наездника в «Беге иноходца» и колеи в «Чужой колее» (1972): «Он смеется в предвкушенье мзды» = «Смеется грязно колея» (АР-2-148). А другой вариант первой песни: «Весь сияет в пре<двкушенье> мзды» (АР-10-54), — также находит соответствие в черновиках второй: «Сверкает грязью колея» (АР-2-148).
Колею лирический герой называет чужой, а наездника — врагом: «Потакаю своему врагу!». Поэтому он хочет отомстить и наезднику, и колее: «Я ему припомню эти шпоры!» = «Расплеваться бы глиной и ржой / С колеей ненавистной, чужой» (АР-12-68). И в итоге это удается: «Что же делать? Остается мне / Выбросить жокея моего <…> Я пришел, а он в хвосте плетется» = «Счеты свел с колеею чужой» (АР-12-70), «У колеи весь левый склон / Разбил и покорежил он» (АР-2-146). Кроме того, в обеих песнях встречается мотив борьбы: «Мне сегодня предстоит бороться, — / Скачки! Я сегодня фаворит» = «Боролся, сжег запас до дна / Тепла души» (АР-12-68).
Примечательно также, что в «Беге иноходца» лирический герой впервые в жизни действует, как остальные: «Я стремился выиграть, как все!», — и призывает к этому в «Чужой колее»: «Эй, вы задние, делай, как я!». Но вместе с тем он выступает в образе иноходца, который ведет себя «по-другому, то есть не как все», и поэтому во второй песне просит людей не копировать его стиль: «Это значит — не надо за мной! <…> Выбирайтесь своей колеей!».
Завершая разговор о «Песне певца у микрофона», сопоставим ее с «Первым космонавтом» (1972)[2034], где лирическому герою во время полета показалось, что он «вернулся вдруг / В бездушье безвоздушных барокамер /Ив замкнутые петли центрифуг». А в «Песне певца у микрофона» он тоже оказался в замкнутом пространстве: «По вечерам, когда закрыт Сезам, / К привычной приступаю процедуре» (АР-3-142).
В обоих произведениях героя окружает негативная атмосфера: «Недобро, глухо заворчали сопла» = «Светят фонари в лицо недобро» (такая же атмосфера повторится в «Погоне» и в песне «Ошибка вышла»: «Али воздух здесь недобром пропах?!», «И озарится изнутри / Здоровым недобром»).
Если в «Первом космонавте» «шнур микрофона, словно в петлю, свился», то в «Песне певца у микрофона», обращаясь к микрофону, герой скажет: «Я видел жало — ты змея, я знаю!». Вот еще несколько похожих образов: «Стучали в ребра легкие, звеня» = «Бьют лучи от рампы мне под ребра»; «И злое слово “Пуск!”, подобье вопля, / Как нимб зажглось, повисло надо мной» /3; 430/ = «Теперь он — как лампада у лица».
Кроме того, в «Первом космонавте» герой находится в таком же состоянии, что и в «Штангисте»: «Скован я, в движениях не скор» /3; 103/ = «Придавлен, скован или недвижим» /3; 429/. Причем в первом случае он тоже придавлен — штангой…
Если в «Штангисте» герой «вмятины в помосте протоптал», то в «Первом космонавте» он скажет: «Сейчас я стану недвижим и грузен» /3; 220/. Здесь же он констатирует: «И вновь настало время перегрузок» (АР-3-180), — а в «Штангисте» читаем: «Штанга, перегруженная штанга — / Вечный мой соперник и партнер». Выражаются эти перегрузки в следующем: «Мне напоследок мышцы рвет по швам» /3; 104/, «Но рвутся сухожилия по швам» (АР-13-44) = «Планета напоследок притянула <…> Глаза рвались наружу из орбит» /3; 430 — 431/. Поэтому в обеих песнях совпадают и атмосфера, и даже размер стиха: «Я выполнял обычное движенье / С коротким злым названием “рывок”» /3; 10^4/ = «И злое слово “Пуск!”, подобье вопля, / Как нимб зажглось, повисло надо мной» /3; 430/. У последней строки имеется вариант: «Взошло и растворилось над страной» (АР-3-182). А в «Штангисте» тоже описываются события всесоюзного масштаба: «Штанга, перегруженная штанга — / Мой партнер на первенстве страны!» (АР-8-100). И в обоих случаях герой становится первым: «Смотрите на меня, я — победитель» (АР-13-46) = «Он отчеканил громко: “Первый в мире!” / Он про меня хорошее сказал» (АР-3-174).
Но самые удивительные параллели обнаруживаются между «Первым космонавтом» и трилогией «История болезни», поскольку атмосфера космического полета полностью совпадает с атмосферой психбольницы: «Недобро, глухо заворчали сопла» (АР-3-172) = «И озарился изнутри / Здоровым недобром» /5; 76/, «В ответ мне доктор заворчал»[2035] [2036] [2037] [2038] [2039] [2040]: «Земля держала цепко» (АР-3-180) = «Вот в пальцах цепких и худых…» /5; 76/; «Наваливались бодро перегрузки» (АР-3-180) = «А доктор бодро сел за стол» /5; 383/; «И перегрузки бесновались, били» (АР-3-180) = «Бить будут прямо на полу» (АР-11-44), «Шабаш калился и лысел» /5; 80/; «Стучали в ребра легкие, звеня» (АР-3178) = «Давили справа под ребро <…> И звонко ёкало нутро»382; «Мне показалось, я вернулся вдруг / В бездушье безвоздушных барокамер» (АР-3-172) = «Мне показалось
— ворон сел / На белое плечо»383, «Но равнодушная спина / Ответила бесстрастно…» (АР-11-40); «Мне рот заткнул — не помню, крик ли, кляп ли» = «Мне в горло всунули кишку»; «Но я не ведал в этот час полета, / Шутя над невесомостью чудной, / Что от нее кровавой будет рвота…» (АР-3-174) = «Меня рвало, мутило <…> И кровью харкнуло перо…» /5; 387/; «Пришла такая приторная легкость…» (АР-3-178) = «А в горле запершило <…> Легко на удивленье»384; «Что даже затошнило от нее» (АР-3-178) = «Да так, что затошнило»385; «И погружусь в небытие» (АР-3-176) = «Я лег на сгибе бытия» /5; 86/; «Казалось, что душа во мне усопла» (АР-3-183) = «Последний луч во мне угас»386; «И я не смел или забыл дышать» = «У вас тут выдохни — потом / Навряд ли и вздохнешь!»; «И погружен в молчанье, а пока…» (АР-3-172) = «Молчал, терпел, крепился» /5; 380/; «Закрыл глаза и ощутил вокруг / Безлюдье безвоздушных барокамер» (АР-3-178) = «Мне здесь пролеживать бока / Без всяческих общений» /5; 407/; «Их всех, с кем знал я доброе соседство…» (АР-3-174) = «Скажите всем, кого я знал,
