Но одновременно с этим в обоих произведениях используется маска пролетариев: «Это изошутка фоторепортерской банды, / Это просто утка буржуазной пропаганды» (АР-7-174) = «Бедные, богатые — / У них, а не у нас» (АР-8-132).

Что же касается мотива жертвоприношений, то он разовьется в стихотворении «А мы живем в мертвящей пустоте…» (1979): «И обязательные жертвоприношенья. / Отцами нашими воспетые не раз, / Печать поставили на наше поколенье...» = «Между поколениями / Ссоры возникают: / Жертвоприношениями / Злоупотребляют». А словосочетание отцами нашими заставляет вспомнить «Мистерию хиппи» (1973), где также говорилось о конфликте поколений: «.Довольно выпустили пуль / И кое-где, и кое-кто / Из наших дорогих папуль…». Фактически это те же самые «наши предки — люди темные и грубые», которые тоже «выпустили пуль», то есть занимались массовыми убийствами: «В жертву принести они трех воинов велели».

Добавим, что мотив пустоты, встречающийся в стихотворении «А мы живем в мертвящей пустоте…», разрабатывается и в «Райских яблоках»: «Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел». Причем этот пустырь также является мертвящим: «И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых». Неудивительно, что между «Райскими яблоками» и «Много во мне маминого…» наблюдаются еще некоторые сходства, включая иронию по поводу жизни в СССР: «И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!» = «От повальной грамоты — / Сплошная благодать» (АР-8132). А поскольку в первом случае говорится о пустыре, то и во втором описывается столь же неприглядная картина: «Продали леса все сразу / Племенами соседним» (АР-8-132). В результате образовалась пустота, на которой «зацвела осенняя / Травинка-лебеда». Кстати, вариация мотива «продали леса» уже встречалась в песне «Лукоморья больше нет», где «здоровенные жлобы», то есть те же «люди темные и грубые», «порубили все дубы на гробы», что также имело своим следствием пустоту.

***

Теперь остановимся на общих мотивах между «Историей болезни» и «Письмом с Канатчиковой дачи» (1977).

В черновиках «Письма» пациенты обращаются к главврачу: «Самый главный врач Маргулис! / Где кораблик? Был да сплыл?» /5; 471/. И этот же оборот использует лирический герой в песне «Ошибка вышла»: «А самый главный сел за стол, / Вздохнул осатанело / И что-то на меня завел, / Похожее на дело», — но это неудивительно, поскольку в обоих случаях действие происходит в психушке. А прототипом «самого главного врача Маргулиса» является главврач Московской психиатрической больницы № 1 им. Кащенко Валентин Морковкин (1923 — 2007), который впоследствии сетовал на то, что получил известность исключительно благодаря песне Высоцкого: «Сколько всего сделал в области психиатрии, а попал как-то к нам один алкоголик лечиться и прославил меня навесь мир»[1871] ^{[1872] [1873]}. Впрочем, на Западе этот человек стал известен, в первую очередь, благодаря книге Александра Подрабинека «Карательная медицина», где фигурировал в «черном списке» под номером 542^м, и воспоминаниям узника психбольницы им. Кащенко Евгения Николаева, где тот приводит свои диалоги с разными врачами, и в том числе с Морковкиным, который, к примеру, 28 апреля 1978 года фактически угрожал ему пресс-хатой за написание писем протеста: «Значит, лечить надо. И если вы еще будете у меня нарушать режим, то я переведу вас в отделение к самым буйным больным. У меня есть такие больные, которые вас каждый день будут избивать». А в конце дал понять: «Писать прекратите. А то мы вас не выпишем до тех пор, пока не прекратите писать^⁵.

Вот каким вкладом «в область психиатрии» до конца своих дней гордился подполковник медицинской службы В.М. Морковкин…

Но вернемся к сопоставлению песни «Ошибка вышла» и «Письма с Канатчиковой дачи», в которых, помимо оборота самый главный, присутствует еще несколько похожих характеристик главврача: «Здоровый лоб возник в двери» /5; 390/, «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!»[1874] = «Вон он, змей, в окне маячит» (АР-6-36), «Вызывайте нас скорее / Через гада-главврача» (АР-8-38); «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочки, падлюки\ / Я больше не хочу сидеть, / Сложа худые руки»[1875]! = «Он, падлюга, будет выпит» (АР-8-58). Последняя реплика принадлежит «бывшему алкоголику, матершиннику и крамольнику», являющемуся одним из авторских двойников, а в песне «Ошибка вышла» лирический герой говорит о себе: «Я перепил вчера» /5; 400/ (алкоголик), «Колите, сукины сыны» /5; 80/ (матерщинник), «И раньше был я баламут» /5; 391/ (крамольник).

В обоих случаях врачи считают героев идиотами: «Хотя для них я глуп и прост…» = «Что ж он думает: балбесы, / Идиоты собрались?!» (АР-8-42).

Интересно, что и в «.Диагнозе», и в «Письме» герои одинаково обращаются к врачам и к телепередаче «Очевидное — невероятное»: «Дорогие. Я нормален» (АР-1153) = «Дорогая передача» (АР-8-34); «Доктор, мы здесь с глазу на глаз, / Хватит нам про чепуху» (АР-11-49) = «Вы, профессор, тихий сапа, / Бросьте вымыслы и муть» /5; 469/ (обратим внимание и на одинаковый стихотворный размер); «Отвечай, как на духу» (АР-11 -49) = «Отвечайте нам, а то…» (АР-8-60).

В обоих случаях героям связывают руки: «Подручный — бывший психопат — / Вязал мои запястья» = «Режет руки полотенце / И сгибает нас в дугу»[1876] ^{[1877] [1878] [1879] [1880]}; и упоминаются ремни как орудие связывания: «Ремень — он вот он — на, держи! / Хватайте и вяжите!» /5; 381/ = «Пусть ремни и полотенце / И согнули нас в дугу…»2¹⁹; а герои вынуждены терпеть издевательства над собой: «Привычно ёкало нутро: / “Держись, назад — ни шагу!”» /5; 376/ = «Подал знак платочком — значит, / Началось — держись, наш брат!» (АР-8-45).

В черновиках песни «Ошибка вышла» и «Письма» герои пытаются сопротивляться: «Я понукал себя: “Трави!”, - / В медикаментах роясь»²²0 = «А медикаментов груды — / В унитаз, кто не дурак» /5; 135/; «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки! / Шалишь — не буду я сидеть, / Сложа худые руки»221 = «Не согласны мы колоться / И пропасть на дне колодца» (АР-8-43). Причем строки «.. не буду я сидеть, / Сложа худые руки» повторятся и в «Письме», где герои обращаются за помощью к академикам (то есть к тем же «светилам» из медицинской трилогии): «Просим мы, отцы науки, / Не сидеть, сложивши руки» (АР-8-55) (приведем еще две цитаты: «Молил и унижался» /5; 80/ = «Молим, чуть не плача…»; АР-8-51).

Совпадает и дальнейшее развитие темы пыток: «Ко мне заходят со спины / И делают укол» /5; 80/ = «Нас врачи безбожно колют, / Подавляют нашу волю»222 (кстати, в строках «И Канатчиковы власти / Колют нам второй укол» слово «власти» употреблено неслучайно, так как Канатчикова дача символизирует всю страну). Вообще данный мотив распространен как в стихах Высоцкого: «И всю жизнь мою — колят и ранят» /1; 378/, «Мне колят два месяца кряду» (АР-10-48), «Колют иглы меня — до костей достают» /4; 226/, - так и в прозе: «Искололи всего, сволочи, иголку некуда сунуть» (повесть «.Дельфины и психи» /6; 22/). Здесь герой называет врачей сволочами,

а в песне «Ошибка вышла» он обращается к ним: «Колите, сукины сыны, / Но дайте протокол!». Кроме того, в «Дельфинах и психах» герой называет врачей извергами, а один их авторских двойников «Письма с Канатчиковой дачи» — «параноик» — изуверами, пугая при этом слова: «Врачи — изверги» /6; 35/ = «Развяжите полотенцы, / Ино-веры, изуверцы!»[1881] ^[1882] /5; 135/. Похожая ситуация возникнет в песне «Ошибка вышла», где герой тоже как будто пугает больницу с тюрьмой (хотя вскоре окажется, что он абсолютно прав): «Прием покойный — этот зал — / Я спутал с пересылкой» /5; 400/. Вспомним заодно вариант названия песни «Ошибка вышла» — «Перепутал»224