Об этой же «древности» идет речь в стихотворении «Прошлое пусть останется только здесь, в Музее древностей» (1966): «Я ухожу, ты останешься здесь — / Место твое среди хлама / Навсегда, навсегда!». Еще раньше, в «Марше физиков», герои также собирались расправиться с «древностью»: «Молодо — зелено! Древность — в историю! / Дряхлость в архивах пылится». А в «Случаях» (1973) прямо говорится о борьбе с прошлым — с советской историей, которая полна кошмаров: «Открытым взломом без ключа, / Навзрыд об ужасах крича, / Мы вскрыть хотим подвал чумной, / Рискуя даже головой. / И трезво, а не сгоряча, / Мы рубим прошлое с плеча! / Но бьем расслабленной рукой, / Холодной, дряблой — никакой».
Теперь перейдем к песне «Сколько чудес за туманами кроется…» (1968). Здесь говорится о том, что сначала туман выступал в роли спасителя, но потом его роль изменилась: «Был ведь когда-то туман — наша вотчина, / Многих из нас укрывал от врагов. / Нынче, туман, твоя миссия кончена, / Хватит тайгу запирать на засов!».
Подтекст этих строк очевиден: в древней Руси (на это указывает слово «вотчина») власть охраняла страну от иноземных захватчиков, но с приходом советской власти все тайны оказались под запретом. Причем образ, встречающийся в строке «Хватит тайгу запирать на засов\», появится и в Дне без единой смерти»: «Вход в рай забили впопыхах, / Ворота ада на засове, / И всё улажено в верхах / Без оговорок и условий». А образ тумана, символизирующего власть, встречается и в «Баньке по-белому»: «Из тумана холодного прошлого / Окунаюсь в горячий туман». Здесь лирический герой вспоминает о годах, проведенных им в сталинских лагерях.
Нельзя не процитировать и монолог брехтовского Галилея в исполнении Высоцкого: «Но правители погружают большинство населения в искрящийся туман суеверий и старых слов! Туман, который скрывает темные делишки власть имущих».
Обратим также внимание, что если в 1968 году тайны «сторож седой охраняет — туман», то и в 1977 году эти тайны («райские яблоки»), будут строго охраняться лагерными вертухаями: «Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб»[1457].
Поэтому и здесь упоминается «сторож седой»: «Седовласый старик — он на стражу кричал, комиссария»[1458].
Кроме того, в обеих песнях говорится об изобилии тайн: «Сколько чудес за туманами кроется…» = «Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок».
К этим двум произведениям мы вскоре вернемся, а пока продолжим разбор «Марша шахтеров», герои которого действуют точно так же, как лирический герой в «Песенке про метателя молота» (1968): «Заметано, заказано, заколото» = «Взорвано, уложено, сколото»; «Приказано метать — и я мечу. <.. > Я все же зашвырну в такую даль его…» = «Из преисподней наверх уголь мечем».
Интересно также, что и лирические мы в «Марше шахтеров», и лирический герой в «Штангисте» продолжают заниматься своим делом, несмотря на получаемые деньги и награды: «Да, мы бываем в крупном барыше, / Но роем глубже — голод ненасытен» = «Не только за медаль и за награду / Я штангу над собою подниму» /3; 333/. Этот же мотив повторится в «Горизонте»: «Меня ведь не рубли на гонку завели».
Кроме того, в «Марше шахтеров» наблюдается буквальное сходство с песней «Счетчик щелкает» (1964): «Вот вагонетки, душу веселя, / Проносятся, как в фильме о погонях» = «А жизнь мелькает, как в немом кино[1459], - / Мне хорошо, мне хочется смеяться» («душу веселя» = «хочется смеяться»; «проносятся» = «мелькает»; «как в фильме о погонях» = «как в немом кино»). Да и по воспоминаниям Вадима Туманова, Высоцкий «мечтал встретить один из своих юбилеев вместе с шахтерами под землей, с летчиками в небе или со старателями на земле»[1460].
Необходимо также сопоставить «Марш шахтеров» с написанной в том же году песней «Запомню, оставлю в душе этот вечер…», где лирический герой выступает в образе диспетчера поездов: «Вот вагонетки, душу веселя, / Проносятся, как в фильме о погонях» = «Своё я отъездил, и даже сверх нормы. / Стою, вспоминаю, сжимая флажок, / Как мимо меня проносились платформы / И реки с мостами, которые сжег»[1461]. Упомянем и черновик «Песни про попутчика»: «Жизнь, как поезд товарный, проносится» (АР-5-14), — который опять же имеет сходство с песней «Счетчик щелкает»: «А жизнь мелькает, как в немом кино».
Если в «Марше шахтеров» лирическое мы было уверено: «Зато наш поезд не уйдет порожний», — то и лирический герой в песне «Запомню…» говорит: «Мои поезда не вернутся пустыми»[1462]. Впервые этот мотив встретился в «Поездке в город» (1969): «Так что ж мне — пустым возвращаться назад? / Но вот я набрел на товары». А в 1975 году он повторится еще раз: «Не люблю порожняком — / Только с полным грузом!» («Я груз растряс и растерял…»), — то есть он любит жить полноценной, насыщенной жизнью, а не вполсилы.
Через год после «Марша шахтеров» пишется песня «Зарыты в нашу память на века…», в которой также содержатся родственные мотивы: «Вгрызаясь в глубь веков, хоть на виток <…> Не бойся заблудиться в темноте…» = «Очень просто в прошлом заблудиться / И назад дороги не найти».
Следует упомянуть также стихотворение «Упрямо я стремлюсь ко дну…», где, как и в «Марше шахтеров», присутствует стремление «добраться до дна»: «Вгрызаясь в глубь веков хоть на виток»[1463] = «И я вгребаюсь в глубину, и всё труднее погружаться». В обоих случаях герои стремятся «вглубь», пытаясь добраться до тайн бытия: «Мы топливо отнимем у чертей» = «Даст бог, я все же дотону — / Не дам им долго залежаться». Сравним еще в «Марше физиков» и песне «Зарыты в нашу память на века…»: «.Лежат без пользы тайны, как в копилке!» = «И прошлое лежит, как старый клад, / Который никогда не раскопают» («залежаться» = «лежат» = «лежит»; «тайны» = «прошлое»; «как в копилке» = «как старый клад»).
А стихотворение «Упрямо я стремлюсь ко дну…» содержит параллели и с «Песней Билла Сигера», в которой поэт говорил о себе в третьем лице: «…Что он с земли / Вчера сбежал» = «Еще один, бежавший с суши», «Счастливчик, убежавший с суши» (АР-9-111); «Решил: нырну / Я в гладь и тишь» = «Среда бурлит (ныряли в среду)»[1464](АР-9-113), «Там тишь царит, там все мы люди» (АР-9-115); «Самоубийство — просто чушь!» = «Назад и вглубь — но не ко гробу!»; «Мессия наш, мессия наш!» = «Но я приду по ваши души!». Кроме того, наблюдается интересное сходство с первым посланием апостола Павла коринфянам: «Поэтому, возлюбленные мои, бегите от идолопоклонства» (1-е Кор. 10:14) ~ «Друзья мои, бегите с суши!».
Также в обоих произведениях задается одинаковый вопрос о причинах ухода лирического героя с земли (суши): «И я спросил, как он рискнул?» = «Зачем иду на глубину?», — и употребляются одинаковые сравнительные обороты, хотя и в разных контекстах: «Мол, прошмыгну, / Как мышь, как вошь» ~ «Там каждый, кто вооружен, / Нелеп и глуп, как вошь на блюде».
А основная редакция стихотворения «Упрямо я стремлюсь ко дну…»: «И если я не дотяну, / Друзья мои, бегите с суши!», — содержит параллель с «Прерванным полетом»: «Недобежал бегун-беглец».
Но больше всего сходств наблюдается между «Упрямо я стремлюсь ко дну…» и «Спасите наши души» (1967): «Подохнешь от скуки, мы рыбам под стать» (АР-9121) = «Мы снова превратились в рыб, / И наши жабры — акваланги» (данная метаморфоза разрабатывается также в «Дельфинах и психах»); «Спасите наши души!» = «И я намеренно тону, / Ору: “Спасите наши души!”»; «Закрой глаза и уши / Назло врагу!» /2; 348/ = «Сомкните стройные ряды, / Покрепче закупорьте уши» /5; 480/; «И рвутся аорты» = «.Дыханье рвется, давит уши»; «А ну-ка, доплюньте, лежим мы на грунте, / И нас не достать!» /2; 349/ = «Спаслось и скрылось в глубине / Всё, что гналось и запрещалось»; «Но здесь мы на воле, ведь это наш мир» = «А я вплываю в мир иной, / Чтоб стать мудрей и примитивней» (АР-9-117), «Я здесь остался — нет беды» (АР-9-110) (ср. с мотивом беды в песне «Еще не вечер», 1968: «Спасите наши души человечьи!» = «На наши беды человечьи»; АР-9-115); «Но здесь мы на воле, а сверху — капкан» (АР-9-124) = «Мы умудрились <.. > брать на крюк себе подобных» /5; 147/.
