Далее в стихотворении «Революция в Тюмени» вновь происходит заимствование и переосмысление терминов коммунистической пропаганды: «Под визг лебедок и под вой сирен / Мы ждем — мы не созрели для оваций, — / Но близок час великих перемен / И революционных ситуаций».
Термин «революционная ситуация» был введен в оборот Лениным (1915): «Для марксиста не подлежит сомнению, что революция невозможна без революционной ситуации, причем не всякая революционная ситуация приводит к революции»156
Однако Высоцкий уточняет, что речь идет о сугубо мирных революционных ситуациях: «В борьбе у нас нет классовых врагов — / Лишь гул подземных нефтяных течений». Здесь налицо прямая полемика с Лениным и другими коммунистическими идеологами, которые проповедовали именно «классовый подход» и, следуя ему, уничтожали целые слои населения (классы): «Социализм есть уничтожение классов, — писал Ленин 30 октября 1919 года в своей работе «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата». — Чтобы уничтожить классы, надо, во-первых, свергнуть помещиков и капиталистов. Эту часть задачи мы выполнили, но это только часть и притом не самая трудная. Чтобы уничтожить классы, надо, во-вторых, уничтожить разницу между рабочим и крестьянином, сделать всех — работниками»15'. Также и термин классовый враг был придуман большевиками. Например, 5 сентября 1918 года было принято Постановление Совета Народных комиссаров «О красном терроре», в котором, в частности, говорилось: «…необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях»^8.
В следующих строках: «Но есть сопротивление пластов, / И есть, есть ломка старых представлений», — обыгрывается ленинская фраза: «Суть кризиса современной физики состоит в ломке старых законов и основных принципов, в отбрасывании объективной реальности вне сознания, т. е. в замене материализма идеализмом и агностицизмом»[204]. А в строках «Пробились буры, бездну вскрыл алмаз — / И нефть из скважин бьет фонтаном мысли, / Становится энергиею масс / В прямом и тоже в переносном смысле» угадывается известное высказывание Маркса: «…теория становится материальной силой, как только она овладевает массами»[205].
Как видим, в «Революции в Тюмени» вновь присутствует подспудное стремление Высоцкого конкурировать с Марксом, Энгельсом и Лениным — отсюда такое количество заимствований из их лексикона, вплоть до буквальных совпадений.
Так что в известном смысле Ленин для Высоцкого был действительно «самой замечательной исторической личностью», поскольку ни один другой персонаж не удостаивается в его произведениях такого гигантского количества пародий, включая скрытую или явную полемику.^[206]
С другой стороны, как мы уже говорили, Высоцкий разделял Ленина-бунтаря и Ленина — инициатора «красного террора» и создателя ГУЛАГа. Первой своей ипостасью Ленин был ему близок, так же как и Гарибальди, — этим объясняется столь частое появление в его произведениях иронической маски пролетария — заводского рабочего, крестьянина и «борца за идею» («Гербарий», «Песня автозавистника», «Поездка в город», «Муру на блюде доедаю подчистую…» и др.). Однако, в отличие от анкеты 1970 года, в своем творчестве Высоцкий ни на какие компромиссы не шел, и поэтому в его стихах ни одного прославления Ленина мы не найдем.
Подобным же образом Высоцкий относился и к другим героям коммунистической эпохи — например, к «двадцати шести Бакинским комиссарам». На фонограмме одного из публичных концертов зафиксирован следующий фрагмент его разговора со зрительным залом после исполнения дилогии «Честь шахматной короны»: «…а почему двадцать шесть? Вы хотите двадцать две, что ли? А почему двадцать шесть? По числу Бакинских комиссаров? (смех в зале.) Так это вроде как-то глупо. Их было двадцать семь, говорят»[207]. (Этот миф — подобно мифу о двадцати восьми героях-панфиловцах — усиленно культивировался советской пропагандой); или — к Зое Космодемьянской, о чем сохранился рассказ Высоцкого, приведенный художником Михаилом Златковским: «На каждом шагу человек получает сполна. На каждом шагу понимает, что он — дерьмо, все вокруг — дерьмо, вся жизнь до него была и после него будет — дерьмо! И не выбраться, особенно в одиночку. И вообще “зачем меня ты, мама, родила!” Но как-то жить все равно надо… Хоть как-то скрасить эту жизнь — вот задача романтизма. А иначе — где “луч света в темном царстве”? Отсюда все эти Дан-ко, Павлики Корчагины, Матросовы. Что? Сказать правду о Зое Космодемьянской? Что не сумела даже сарай с сеном, никому не нужный, поджечь? Нет, страшно будет! Лучше так: “Есть место подвигу!”…»[208].
Такое же отношение было у Высоцкого к казенным советским праздникам — например, к 8 марта. Вот фрагмент из его письма Людмиле Абрамовой (Свердловск — Москва, 07.03.1962): «Завтра 8 марта. Я не забыл. Хотя не очень люблю поздравлять с этим праздником. Очень он солидарный и охватывает всех баб на земле. А среди них не так много стоящих. И мне не хочется тебя с нестоящими отождествлять. Здесь все готовятся, мужики уже с сегодняшнего вечера стали болезненно галантными» /6; 311/. К тому же 1962 году, когда отмечалось 40-летие Всесоюзной пионерской организации им. В.И. Ленина, относятся воспоминания директора Дома пионеров г. Дубны Лидии Доценко: «Мы его даже не приглашали! Ему это не нужно было; он уже тогда мудрый такой был. Я ему вот рассказываю, как мы маршируем, — сияю от радости, а он смотрит так с улыбкой: “Марширу-у-ете? Ну, и маршируйте дальше!”»[209].
И в целом к советскому строю Высоцкий относился с нескрываемым презрением — однажды даже заметил режиссеру Георгию Юнгвальд-Хилькевичу, глядя на его туфли: «Не могу смотреть на тебя в этом совковом кошмаре»[210].
А певцу Александру Подболотову, который, оказавшись в тяжелом положении в середине 70-х, собирался перейти на исполнение конъюнктурных шлягеров в официозном Ансамбле советской песни, он неоднократно повторял: «Погоди, Саша, успеешь продаться. Всегда успеешь!», и в итоге отговорил от этого шага[211]. Когда же самому Высоцкому предложили написать песни для революционного фильма Романа Кармена «Чили. Время борьбы, время тревог» (1973), он также отказался[212], хотя наверняка знал, что, напиши он такие песни, власти тут же осыпали бы его наградами и дали бы звание заслуженного артиста РСФСР, а то и народного.
Известно негативное высказывание Высоцкого о Дине Риде — американском певце коммунистического толка: «И почему-то иностранных этих — мы все время привлекаем и говорим: “Ох, какой он! Смотрите — он сам всё сочиняет, пишет… Певец протеста!”. Вот Дин Рид — он уже двадцать лет как “певец протеста”, но я не знаю, против чего он протестует…»[213].
Столь же негативно он относился к актеру Стефану Данаилову (р. 1942), игравшему роли революционеров.
Приведем свидетельство Аркадия Свидерского о 1967 годе, когда Высоцкий снимался в «Интервенции», то есть тоже играл роль революционера-подпольщика: «…часто рассказывают о знаменитом в те времена болгарском актере, красивым торсом которого Лева [Кочарян] сломал диван. Тот бросил в лицо Высоцкому пачку денег, требуя, чтобы он пел. Володя был не в настроении, да и актер этот, игравший революционеров, не очень ему нравился. Поэтому вежливо, но наотрез, отказал, а Лева после нецивилизованной болгарской выходки культурно приподнял его и шлепнул о мебель»[214].