А будь на моем месте Холли, она бы сказала:

– Заткнитесь.

Я посмотрела сквозь ресницы на сидевшую рядом женщину – она вытаскивала из-под сиденья сумку размером с второклассника. Весь полет она отчаянно рылась в ней, точно в походном рюкзаке. Каждый раз, когда я просыпалась, чтобы сменить позу, я наблюдала за тем, как она наносит себе очередной крем на лицо, шею или руки. Она опрыскивала себя мицеллярной водой, пила из хитроумной бутылочки, снабженной системой фильтрации, и глотала витамины размером с таблетки «Алка-Зельтцер», причем один раз запивала их белым вином. Теперь ее внимание было обращено на меня.

У нее были крупные выразительные губы, возможно, даже свои, и бедра обхватом с мои голени, а они у меня, к слову, пропорциональные и в пределах нормы для моего роста и веса. Эта женщина выглядела супер-пупер по-американски, настоящей калифорнийской кинозвездой, но в экономклассе аэробуса смотрелась странновато. И да, ресницы у нее на сто процентов были накладными.

– Может, она больна? – сказала женщина, не обращаясь ни к кому в особенности.

Она задела мой локоть и брызнула чем-то, пахнущим как антисептик для рук.

– Может, она работала в ночную смену? – послышался другой голос.

Дай бог тебе здоровья, добрая душа, подумалось мне.

– Может быть, – сказала Краса Калифорнии.

Общаться с попутчиками на тему гиперсомнии не входило в мои планы. Мне хотелось вести себя тихо, незаметно, не оправдываться и по возможности держаться с Холли на равных.

Когда выяснилось, что она забронировала себе билет в первый класс, а меня определила в эконом, мы условились встретиться у выхода. Думаете, меня задело такое проявление пренебрежения? Я обрадовалась, что не придется сидеть рядом с ней. С ее стороны это было свинством, но я знала, что это она только разогревалась. Сейчас, когда мы приземлились, начнется основное действие. Телефон в кармане пиджака завибрировал – ясное дело, Холли уже соскучилась меня ждать.

Я широко открыла глаза и сразу стала видимой.

– Ого, – сказала моя соседка, – вы, должно быть, устали. Вы проспали всю дорогу.

– У меня такой дар – спать, – отозвалась я.

– Я никогда не сплю, – сказала она, и я ей поверила.

В ней не было ни грамма жира, одни сухожилия. Казалось, ее внутренний мотор весь день крутился на огромной скорости, и потому ее кожа напоминала глазурованную рельефную керамику. Глаза у нее были круглые – то ли от природной настороженности, то ли от стараний пластического хирурга.

Теперь, когда я проснулась, пришла пора принять таблетки. Я покопалась в темно-синем рюкзачке со сломанной боковой молнией – Мэдди ходила с ним в средней школе. В нем имелась уйма кармашков со снеками, проездными документами, личными и письменными принадлежностями. В старой косметичке лежали таблетки, швейный набор, ручка, липкий ролик и салфетки в количестве, достаточном для ликвидации утечки ядерного топлива.

Я обыскала все, но «колеса» как в воду канули. Чтобы не проваливаться в сон в течение дня, у меня была специальная таблетка пролонгированного действия дозировкой 37,5 мг. Ее фирменную бутылочку янтарного цвета я всегда ношу с собой, а на экстренный случай еще имелась небольшая заначка. Пока я перерывала рюкзак, косметичку и сумочку, вываливая их содержимое себе на колени, пассажиры один за другим двигались по центральному проходу к выходу. В процессе поисков обнаружились бе- руши, шпильки, одна серьга-конго и даже магнитик, но таблеток не было. Я очень надеялась, что не забыла их взять. Прежде чем ударяться в панику, сообщать об этом Холли и признавать свою оплошность, надо будет в зоне выдачи багажа поискать пилюльки еще раз.

Но у меня было томительное чувство, что я их не найду. Я знала это, потому что мысленно видела их там, где оставила, – на полочке в ванной. Я отсчитала себе запас на две недели, аккуратно переложила каждую красненькую продолговатую таблетку в пластиковую коробочку, предназначенную для рюкзака, а бутылочка побольше отправлялась в багаж. Тут позвонила Кэти, и я помчалась за телефоном. Я нацарапала адрес Тома в Калифорнии и номер его мобильного. Кэти обзвонила пять приютов, и в одном из них оказался большой пиреней. Принять за него оплату они отказались – бог знает почему. Мы поговорили про ее самочувствие, затем я застегнула молнию на чемодане и отправилась в аэропорт.

А пилюльки, которые поддерживали во мне бодрость духа, остались лежать на полочке в ванной на другом конце континента. Я потерла глаза.

– Все еще спать хочется? – поинтересовалась соседка. – Вот поэтому я не дремлю. Не могу проснуться даже после короткого сна.

Меня так и подмывало сказать:

– Хватит болтать! Тот факт, что вы сидите рядом, не означает, что мне хочется слушать ваши соображения по поводу сна.

Вместо этого я приподняла брови, надеясь тем самым дать понять, что мне неинтересно.

– Перед полетом я всегда пью кофе со льдом и тогда на протяжении четырех часов сохраняю работоспособность.

Краса Калифорнии сообщила это, стоя вполоборота и доставая из отсека для ручной клади сумку размером с мамонта. Мускулатура у нее оказалась внушительная.

Я жестом показала мужчине, стоявшему по другую сторону прохода, чтобы он проходил. Мужчина нетерпеливо махнул рукой и сказал:

– Идите вместе с подругой.

Я торопливо похватала свои вещи, ожидая, что Краса направится к выходу, но она затормозила.

– Может, у вас нехватка витаминов? Злоупотребляете углеводами? От них бывает вялость. И от молока. И от пшеницы. Еще я убеждена в том, что человеческий организм не усваивает бобовые. Возможно, вы налегаете на бобовые.

Как-то в начале этого года я увидела в «Инстаграме» свитшот с надписью: «Твоя диета, Дебби, мне по барабану». Вот бы мне ее сейчас! Тогда я могла бы обозначить свою позицию молча и вместе с тем доходчиво.

– Возможно, – сказала я. – Откажусь от бобовых и, глядишь, перестану дрыхнуть в самолетах. И вместо этого начну учить испанский.

– А у меня на этот случай есть приложение.

Она провела по экрану телефона розовым ногтем. Я посмотрела поверх ее плеча, гадая, из-за чего образовался затор у двери. На выходе из «рукава» меня ожидала встреча с Холли, и эта Краса Калифорнии представлялась мне чем-то вроде группы на разогреве перед ее выступлением. У меня вдруг выступила испарина.

– Любой язык можно освоить за три недели.

– Угу.

Мне требовалось немного тишины, чтобы пораскинуть мозгами. Можно было позвонить в клинику и попросить новый рецепт. Его могли бы отправить в ближайшую аптечную сеть – «Волгринс» или «Си-Ви-Эс», но это контролируемый препарат, а я свои запасы недавно пополнила. Кроме того, мой врач вышел на пенсию, а новый ясно дал понять, что пока я не пройду обследование, «колес» мне не видать. Учитывая их высокую востребованность на уличных рынках, новый доктор проявлял бдительность – в отличие от старого, который был пофигистом и плевал на антинаркотическое законодательство. Короче, я не проходила обследование десять лет. Старый врач всегда продлевал мне рецепт, когда требовалось.

Может, соседка отправит их почтой? Только вот куда? По плану мы все время будем в пути, спать в кемпере и сменять друг друга за рулем. Я облажалась, но проблемы бы не было, будь я одна. Беда в том, что со мной была нетолерантная Холли, которая не спит, не принимает таблетки и не нуждается ни в каких видах допинга.

В кармане завибрировал телефон, и на экране высветились два сообщения. Одно было от Холли. Почему так долго? Другое – от Брю-Дрю. Ты добралась?

В приступе раздражения я ответила Холли, что уже иду. Откуда мне знать, почему пассажиры так долго выходят? Если ей так хотелось, чтобы мы действовали синхронно и не теряли время, могла бы раскошелиться на первый класс и для меня.

Мое раздражение сменилось предвкушением, когда я отправляла эсэмэс Брю-Дрю. Он представлялся мне надежным мужчиной, который влюбится в мою лучшую подругу. И тогда я смогу написать мемуары под названием «Суррогатная личная жизнь Саманты Ариас». Будь рядом Кэти, мы бы посмеялись с ней этой шутке, но сейчас мне было не до смеха. На душе было грустно.