Подполье лагеря с первых дней своего существования начало подготовку к восстанию, надеясь спасти от гибели тысячи военнопленных, вернуть их в ряды борцов с фашизмом. Постепенно в лагере сложился подпольный комитет медицинских работников, который возглавил ветврач В. И. Дегтярев. В него входили в числе других патриотов – минчане врачи Ефим Иосифович Хургель и Казимир Канторович. Вначале подпольщики опасались, что фашисты уничтожат евреев, но вскоре убедились, что гитлеровцы, не зная их фамилий, принимают Е. И. Хургеля и К. Канторовича за кавказцев. Санитаром в лагере работал Павел Семенович Бородин из д. Малый Быков Слуцкого р-на. Активную помощь подпольщикам-медикам оказывал писарь инженер-комсомолец из Минска Адам Афанасьевич Тышкевич. Он самоотверженно, втайне от немцев, вел регистрацию всех больных, здоровых и умерших советских военнопленных, прошедших через этот лагерь[595].
Около 40 командиров-коммунистов были переправлены в лагерь «А» для организации восстания. За короткое время они создали несколько отрядов со взводами и отделениями. Каждому взводу, роте, отряду подполье наметило зону проволочного заграждения с постами охраны для того, чтобы не возникло никаких неожиданностей в момент восстания.
В сентябре 1941 г. голодные люди, не обращая внимания ни на что, шли на проволочные заграждения – пытались бежать из лагеря днем и ночью, группами и в одиночку. Групповые побеги чаще всего совершались вечером, после ужина, когда выдавалась порция хлеба на следующий день. Некоторые беглецы так и оставались висеть на колючей проволоке. Однажды вечером в лагере «А» голодные люди с палками и камнями бросились на полицаев и расправились с ними. Около 300 отчаявшихся людей бросились на проволочные заграждения. Столбы, державшие колючую проволоку, рухнули и образовался проход метров в сто. Беглецы бросились туда. Охрана открыла по ним ураганный огонь, были включены все прожекторы, спущены собаки. Убежать удалось немногим, большинство погибли, но с бесстрашной волей советских военнопленных гитлеровцам пришлось считаться.
Угрозы не страшили узников. Побеги совершались почти каждый день. Охрана лагеря была усилена[596].
В канун 1942 г. тринадцать узников лагеря тщательно спланировали побег из лагеря. Среди беглецов были и белорусы: Е. И. Хургель, П. С. Бородин, А. А. Тышкевич, К. Канторович. Не всем узникам удалось благополучно уйти. Известно, что совершил успешный побег А. А. Тышкевич, который после окончания войны работал в г. Минск [597].
В Северной Померании (Польша) гитлеровцы построили завод по производству морских торпед. Для работы на этом заводе были привезены девушки из многих оккупированных районов Советского Союза, в том числе и из Белоруссии. Многие из них, как могли, вредили врагу, нарушая производственный цикл, выпуская торпеды с браком. Часть торпед, которые испытывались здесь же, на озере Мадузее, тонули. При подъеме одной из них оказалось, что в резервуар вместо этилового спирта была залита дистиллированная вода. Во время обыска у Софии
Скамейки из Могилевской обл. было обнаружено 10 л спирта, который девушки готовили, чтобы поджечь завод. Мужественная патриотка все взяла на себя, несмотря на жестокие пытки, не выдала подруг. Фашисты казнили патриотку[598].
Тяжелый путь заключенного прошел белорус лейтенант Сергей Богдан. С первых дней пребывания в гитлеровских лагерях он нашел верных и надежных товарищей, с которыми продолжил борьбу с фашизмом. Попав в плен в 1941 г., организовывал побеги своих товарищей, за что сидел в карцере. Вместе со своим товарищем М. М. Котовым активно поддерживал все самые смелые предложения узников, активно выступал против всех мер, направленных против заключенных. Пройдя лагеря в Хаммельбурге, Боген-на-Дунае, штрафной лагерь Ленгенфельд, где вместе с товарищами организованно не вышли на работу, требуя уменьшения нормы выработки. Попав под подозрение командования лагеря, как организатор выступления заключенных вместе с некоторыми товарищами был переведен в лагерь Амберг, где снова сидел в карцере. И опять перевод в новый лагерь – на этот раз в Флоссенбюрг. В этом концлагере С. Богдан повстречался с генералом Д. М. Карбышевым, который оказал большое влияние на заключенных. Дальнейшая судьба С. Богдана неизвестна. Его лучшего друга М. М. Котова перевели в Бухенвальд. «Я расстался с моим лучшим другом Сергеем Богданом, – писал позднее М. М. Котов, – который так много хорошего сделал для меня и других товарищей. Пытался разыскать его после освобождения, – но безуспешно…»[599] В конце 1943 г. в лагерь военнопленных в польском г. Хельм гитлеровцы привезли группу женщин из оккупированных районов Советского Союза, в том числе и белорусок. Среди них была и минчанка Софья Ануфриевна Давидович. В условиях жестокого режима, под угрозой постоянной смерти советские женщины вели неутомимую, постоянную борьбу с врагом. Эта борьба велась в разных формах. Например, немецкое командование предложило женщинам, бывшим военнослужащим, «освобождение» из плена. Каждая из них должна была подписать документ о том, что отказывается от звания военнопленной, обязывается сдать обмундирование, не нарушать законов германской империи и согласна работать в Германии. Подписавшие получали свидетельство добровольца, с которым направлялись на биржу труда.
Но таких «добровольцев» почти не нашлось, женщины не поддались на уловки лагерной администрации, сохранили верность Родине. Это был подвиг в условиях концентрационного режима. Все женщины, не подписавшие документ, были направлены в Майданек.
Когда Красная Армия приближалась к Люблину, заключенных в апреле 1944 г. эвакуировали на запад. Толпу узниц вели на вокзал, женщины пели: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» Узницы не покорились врагу, были сильнее своих угнетателей. «Каждый из полтысячи дней, проведенных в концлагерях, – вспоминала С. А. Давидович, – отмечен страданиями, болью и борьбой. Мы нашли силы в уверенности в победе. Источником жизни и бодрости была для нас незапятнанная честь. Нас уважали все заключенные, среди которых мы организовывали саботаж. На нас смотрели, как на передовой отряд. И мы делали все, чтобы оправдать свой почетный долг…»[600] Житель небольшой деревни Дертники, расположенной в Ошмянском р-не, Станислав Иванович Пудакевич был вывезен в лагерь Эльшница на принудительные работы. «До лагеря близ Эльшница доехали не все, – рассказывал С. И. Пудакевич. – Ребята умирали у нас прямо на глазах. На станции провели еще одну зачистку – увели ослабевших от голода. Там нас покормили какими-то помоями и выставили на «аукцион». То есть приезжали «купцы» и отбирали «рабсилу». Одни попали на завод, другие, как я, – к бауэру.
Жили в двухэтажном бараке. Мы, молодежь, – на первом этаже, а пленные французы – на втором. Еда – пареная репа и вода. Постель – нары. На окнах решетки, у двери часовой. Утром шли в поле, в пять вечера возвращались на поверку. Ослушавшихся уводили солдаты – и больше их никто не видел. А однажды целую неделю нас гоняли в… кино! Фильм предлагался один – Власов набирал армию. Записывали в нее всех желающих. Некоторые, не выдержав издевательств и голода, шли… Из рабов с нашивкой «восточный рабочий» они становились «вольными». Носили форму, получали солдатский паек, были свободны в передвижениях. Но ведь становились предателями…
Проверку таким парням новые хозяева устраивали одну: если сможешь убить соотечественника, то добро пожаловать в солдаты рейха.
Одна такая гнида появилась на «стажировку» в качестве надзирателя в свой же барак. Похрустывая новенькой немецкой формой, иуда объявил подъем на полчаса раньше установленного времени. Один из парней не подчинился, тогда предатель заколол его штыком винтовки прямо на нарах… Время было раннее, конвойных солдат еще не привезли, а охрана об инциденте ничего не знала. Тогда трое смельчаков свернули власовцу шею и представили все так, якобы он «геройски» погиб, предотвращая побег из лагеря»[601].
