Литмир - Электронная Библиотека

– А от переизбытка сна мое грызло опухает, – пожаловалась Веерская.

– Не ешьте соленое на ночь. – Люсенька посадила Веерскую в специальное кресло перед большим зеркалом. На зеркале уже ожидали своей участи множество флакончиков, кремов, пудр, духов, туалетных вод, дивизии губных помад, армии всяких туш, красок, румян, лаков и еще много-много всего разнообразного. – Так-так… Сухость… опять сухость… Кристина Андреевна, вы ведь снова не пользовались увлажняющим молочком.

– Люсь, я вчера поздно пришла, устала… Хотела спать.

– Ладно, сейчас все исправим. Я купила вам новый крем с куэнзимом, – Люсенька показала Веерской голубую тубу с изображением каких-то мыльных пузырей. – Тут витамины, минералы, вытяжка желез морских котиков…

Люсенька принялась «рисовать лицо» Кристине Веерской.

– Сильно не мажь, – сказала Веерская косметологу. – На съемках меня все равно будут гримировать.

– Ох, опять сделают из вас японскую гейшу! Почему вы позволяете, чтобы вам делали такие толстые слои, ведь кожа должна дышать!

К двум часам, когда Люсенька закончила свою работу и ушла к другому клиенту.

Теперь к окну подошла уже несколько иная женщина. Тело осталось прежним, а вот лицо стало другим. Качественный макияж превратил Веерскую из чуть припухшей сони в утонченную элегантную особу. Теперь можно было и из дома выйти без стыда.

Однажды у Веерской случилась аллергия на один крем и Люсенька запретила пользоваться косметикой целый день! А ведь Кристине именно в тот день нужно было вылетать в Санкт-Петербург. Она приехала в «Шереметьево» без макияжа и чуть не умерла со стыда! Сидела в салоне самолета, напялив громадные темные очки и уткнувшись в иллюминатор, только бы не показываться на глаза посторонним. Ей казалось, что все на нее пялились и хихикали за спиной. Хотя на самом деле ее никто не узнал и даже не попросили автограф. Никто даже и не взглянул на нее, но с тех пор она не выходила на люди хотя бы без минимального макияжа. И только Люсенька могла «нарисовать» ей правильно лицо.

Пенза

– А я тебе говорю, что-бы ты сегодня вечером была дома, будешь мне помогать!

– Чего помогать-то! – выражения лица Алены изображало только кислое презрение. – Сам что ли не сделаешь!

– Сделаю, если надо! – Петр Шмюльц строго посмотрел на свою дочь. Так строго, что она отвела глаза. – Но мне будет нужна твоя помощь! Будешь подавать.

– Че я-то сразу! Че, больше никого нет?

– А кто? – Шмюльц не отрывал сурового взгляда от дочери. – Извини, но братишку мы тебе пока не настругали! Ты у нас одна. Или, по-твоему, я должен просить соседей?

– Мать пусть помогает!

– А что ты будешь делать? – Алена отвернулась, но Шмюльц взял ее за руку и резко повернул к себе. – Что ты будешь делать вечером? Опять пить! Опять к дружкам своим побежишь?

– Это не твое дело!

– Как раз мое! Я твой отец, Ален, и изволь меня слушать!

Их спор стал привлекать внимания окружающих и что бы не стоять посреди улицы, Шмюльц повел свою дочь вперед. Они шли в магазин стройматериалов выбирать кафельную плитку для ванной комнаты. Изначально Шмюльц планировал пойти в магазин со свой супругой Маргаритой, но в последний момент ей кто-то неожиданно позвонил и она ушла, сославшись на важную встречу. Тогда с отцом пошла шестнадцатилетняя дочь. Она сказала: «С тобой надо кому-нибудь идти, потому что ты выберешь какие-нибудь дебильные цветочки! И оттенки, с твоим дальтонизмом ты ни фига не разбираешься в оттенках». Петр Шмюльц даже и не помышлял брать цветочки, он хотел что-то монотонно-бежевое (этот цвет он хотя бы различал), но дочь с собой взял за компанию. Он и так с ней редко куда ходил.

– Почему я должна тебя слушать, – возмущалась Алена. – Я уже совершеннолетняя! Чего хочу, то и делаю! И перестань держать меня за руку, я тебе не маленькая!

– Замолчи, Ален.

– А не замолчу! Не затыкай мне рот!

– Ален, хватит орать! Если пошла со мной, то веди себя нормально!

– Лучше дай мне денег, – буркнула Алена будто себе под нос.

– Сколько?

– Не много… Как всегда… Пятикаточку.

– Зачем?

– Не твое дело!

Петр Шмюльц набрал побольше воздуха, закрыл глаза и медленно выдохнул. Он остановился.

– Ты каждый день требуешь от меня денег и при этом грубишь! Когда это закончиться, Ален?

– Дай пятикатку, жалко что-ль?

– Скажи зачем.

– На прокладки.

– Не ври! Это тебе покупает мать. А тебе деньги нужны на спиртное! – Алена попыталась вырваться и уйти от отца, но Шмюльц вовремя сжал ее запястье. – Ален, сколько можно! Как хочешь, а сегодня ты будешь помогать мне класть плитку и никуда не пойдешь. В конце концов в ванной мы все моемся! И ты тоже. И не какой пятикаточки я тебе не дам! Если дам, ты опять придешь домой пьяной! А тебе всего шестнадцать!

– Мне УЖЕ шестнадцать!

– А знаешь, почему тебе продают твое пиво? Продают и даже не спрашивают паспорта? – Шмюльц пронзал дочь острым взглядом. – Потому что ты выглядишь на восемнадцать! Потому что ты рано начала стареть, Алена!

– Не учи меня жить!

– Буду учить, Ален! Я твой отец, у меня обязанность такая – учить свою дочь!

Тут Алена вскрикнула и Шмюльц ослабил хватку, испугавшись, что сделал своей дочери больно. В тот же момент она вырвалась и побежала в обратном направлении. Шмюльц было бросился за ней, но она бежала слишком быстро и он знал, что не догонит ее. В глубине души он хотел крикнуть ей вдогонку что-нибудь злое, но не стал этого делать. Отношения между дочерью и отцом были слишком сложными и колебались на грани между терпением и ненавистью. Он не хотел окончательно портить их.

Тяжкий глубокий вздох был вместо крика… А может быть тем лучше? Денег у нее все равно нет, поэтому сегодня она должна остаться трезвой. Зато Шмюльц выберет кафельную плитку на свой вкус. Потому что с Аленой они все равно не договорились бы, она принципиально спорила с отцом по всем вопросам, даже если он был прав. Наверняка в магазине она бы остановила свой выбор именно на той плитке, какая Шмюльцу совершенно не нравилась, да еще и какого-нибудь зеленого цвета, зная, что что ее отец из-за врожденного дальтонизма вообще не знает как на самом деле выглядят оттенки зеленого. А вот его супруга Маргарита – вот та бы выбрала ненавистные Аленой цветочки. В их семье, состоящей из трех человек, никогда не было компромисса, каждый гнул свою линию и ежедневные рутинные дела напоминали басню Ивана Крылова «Лебедь, рак и щука».

«Великолепно! – подумал Шмюльц. – Не хотите – как хотите! Без вас даже лучше!»

Время у него было, деньги у него были, погода была теплой и солнечной, поэтому Шмюльц расслабился. По пути он купил себе две пары новых носок и батарейки к настенным часам, молока, зачем-то заглянул в магазин сувениров. Гуляя, он присел на лавочке и по привычке достал смартфон. Загрузил новости звезд. Итак: ага, кое-кто у нас залетел! Актер театра и кино разводиться с третьей супругой, пара из тик-ток-поколения объявила себя парой и выкладывает видосы с тропического отдыха. Телеведущий умирает в коматозном состоянии. Еще один артист сорвал выступление из-за алкогольного опьянения, а накаченная ботексом ютьюберша призналась в многочисленных любовниках. Продюсер продает виллу, а хип-хоп исполнитель разрывает контракт с известным лейблом.

Ясно, о чем была эта пресса? Петр Степанович Шмюльц другого и не читал.

Начитавшись сегодняшних новостей из мира шоу-бизнеса полупрогулочным шагом он вышел сначала к Центральному рынку, а потом на улицу Урицкого. На перекрестке Урицкого-Суворова он остановился, ожидая красного сигнала светофора. В этой точке города как всегда было многолюдно и многомашинно. Очень часто тут возникает пробка, которая может протягиваться до самого Бакунинского моста и уходить чуть ли не в район Маяка. Другие ветви пробки распространялись на центр города.

Петр Шмюльц встал на перекрестке и, отвернувшись от ослепляющего солнца, напоролся взглядом на блистающий полумесяц на шпиле стоящей неподалеку мечети. Луч солнца, отразившись от стального полумесяца ослепил Шмюльца еще больше и он опять повернулся в другую сторону.

6
{"b":"858086","o":1}